Буря. Двенадцатая ночь. Зимняя сказка - Уильям Шекспир
Меня вперед подгонишь поцелуем,
А шпорами – на шаг один. Но к делу:
Вот это – мой второй поступок добрый;
Но первый? У него был старший брат, —
Иль я ошиблась? Будь благим он назван!
Так раз еще я кстати говорила?
Когда, скажи? Я жажду знать.
Леонт
То было,
Когда три горьких месяца минули
И, наконец, заставил я тебя
Мне руку белоснежную отдать
В залог любви; тогда сказала ты:
«Твоя навек!»
Гермиона
Да, то был миг благой.
Два раза хорошо я говорила:
Раз – чтоб навек супруга приобресть,
Другой – чтоб друга приобресть на время.
(Протягивает руку Поликсену.)
Леонт
(в сторону)
О, слишком пылко!
Так сила дружбы пышет страстью.
Вот tremor cordio[12]! Так и скачет сердце —
Но не от радости, нет! Их разговор
На вид невинен: их непринужденность,
Сердечность дружбы, искренность являет
И им к лицу… Все это может быть…
Но руки пожимать, сплетая пальцы,
Как делают они, и улыбаться,
Как в зеркале, друг другу, и вздыхать,
Как умирающая лань, – мне это
Не по душе, я не пойму… – Мамиллий!
Ты сын мой?
Мамиллий
Да, мой государь.
Леонт
По чести?
Ты петушок мой! Э, ты нос запачкал!
Мой нос – все говорят. Ну, капитан,
Быть надо чистым, Капитан, опрятным.
И скот ведь держат в чистоте, и даже
Рогатый скот…
(Наблюдает за Поликсеном и Гермионой.)
Как? Все еще играют
Рука с рукой?.. – Ну, резвый мой теленок,
Ты мой теленок?
Мамиллий
Если вам угодно.
Леонт
Нет, не хватает рожек, чтоб ты схожим
Со мною был. А говорят, мы схожи,
Как два яйца. Так женщины толкуют.
Болтают зря… Но будь они фальшивей
Дешевой черной краски, ветра, волн,
Игральной кости, годной для того,
Кто путает мое с твоим, – и все же
Мой сын со мною схож. Взгляни, мой мальчик,
Глазами голубыми. Ты, плутишка,
Кусочек мой! Иль твоя мать… – Возможно ль?
Страсть!.. Можешь сердце ты убить насильно
И сделать невозможное возможным:
Жить в сновиденье (как возможно это?),
Из вымысла действительность творить,
С «ничем» в одно сливаться. Мудрено ли,
Что можешь слиться с «чем-то»? И слилась!
Вплоть до измены! Это вижу я —
И ясно до того, что мозг отравлен
И ум ожесточен…
Поликсен
Что с королем?
Гермиона
Расстроен чем-то…
Поликсен
Что, мой государь?
Что с вами, дорогой мой брат?
Гермиона
Как будто
Вы чем-то озабочены серьезно,
Взволнованы, мой государь?
Леонт
О нет! —
(В сторону.)
Как выдает природа свою слабость,
Свое безумье, делаясь игрушкой
Для бессердечных! – Глядя на черты
Его лица, я вдруг назад унесся
За двадцать долгих лет: себя увидел
В зеленой куртке бархатной, с кинжалом —
Завязанным, чтоб сделаться не мог
Хозяину опасным украшеньем.
Как был на это зернышко похож я,
На этого малютку —
(Мамиллию.)
Честный друг мой,
Ты дашь себя в обиду?
Мамиллий
Нет, государь, я драться буду.
Леонт
Вот как? Пусть ждет тебя успех! – Мой брат,
Вам так же ль дорог юный ваш наследник,
Как нам наш сын?
Поликсен
О да; когда я дома —
Он все мне: дело, радость и занятье;
То пылкий друг, то беспощадный враг,
Мой льстец, мой воин, мой сановник – все.
Июльский день с ним зимнего короче,
Излечивает он весельем детским
Мрак тяжких дум.
Леонт
Так с этим кавалером
У нас. Мы с ним уйдем, вас предоставив
Занятьям поважнее. – Гермиона,
Любовь мне докажи его приемом:
Все лучшее в Сицилии отдай;
Вслед за тобой и сыном он всех ближе
Моей душе.
Гермиона
Коль станете искать нас,
В саду мы будем. Подождать вас там?
Леонт
Как вам угодно; я вас разыщу,
Где б ни были.
(В сторону.)
Я удочку забросил,
Хотя они крючка не замечают.
Смелей, смелей!
(Наблюдает за Поликсеном и Гермионой.)
О, как к нему протягивает клюв,
Вооружившись смелостью жены,
Чей муж доверчив!..
Уходят Поликсен, Гермиона и свита.
Как, уже ушли?
Я влез по пояс! По уши! Рогат! —
(Мамиллию.)
Ступай играть. Играет мать твоя;
И я играю, но плохую роль.
Ее конец – могила; свист, насмешки —
Мой погребальный звон. Ступай играть. —
Всегда на свете олухи бывали;
И не один супруг вот в этот миг
Жену ласкает, не подозревая,
Что шлюзы были без него открыты
И что в его пруду сосед ближайший
С улыбкой удит. В этом утешенье —
И у других ворота открывали,
Как у меня, помимо воли. Если б
Страдали все, чьи жены неверны,
Повеситься б пришлось десятой части
Людского рода! Врач тут не поможет:
Тут сводничает некая планета,
Там, где царит, она разит; а ей
Подвластны север, юг, восток и запад.
Нет для утробы