Замочная скважина - Кейси Эшли Доуз
Как и в большинстве случаев, теперь уже вмешивается мама. В своем атласном летнем платье, доходящем до щиколоток – которое еще сильнее подчеркивает ее точеную фигуру – с небрежно собранными на затылке волосами (две пряди от которых ниспадают к ключицам), она сходит скорее за какое-то сказочное существо, чем обычную женщину. Впрочем, одному только богу известно, сколько она тратит на это денег.
И притом даже не получая удовольствия.
Сделав шаг вперед, она едва заметно касается подушечками пальцев локтя отца:
– Джек, я же просила тебя – со сдержанным недовольством напоминает – люди смотрят..
Нехотя, папа наконец оборачивается и, с саркастичной ухмылкой, протягивает отчиму руку в ответ. Сомкнув ее, жмет ему лишь четыре пальца, избегая большого, как то обычно делают в рукопожатиях с дамами.
Нейт прыскает в кулак, тщательно пытаясь замаскировать это кашлем, а я с трудом сдерживаю улыбку.
Терпение Питера заканчивается и он, став ничем не отличимее цветом от задницы гориллы, сжимает руку отца сильнее допустимого. На это моментально усиливается и хватка папы (на кистях их рук уже проступают вены), грозясь сломать отчиму мизинец. Питер, конечно, внушительный мужик с хорошей мускулатурой, но даже в сравнении с ним сложно сказать, кто здесь выиграет. Папа выглядит хилым клоуном, но на деле, если его разозлить, силы в нем оказывается немерено.
Мы с Нейтом в детстве, увы, не раз видели тому доказательство.
Нас он не бил никогда.
Но при нас – постоянно.
Не дожидаясь естественного разрешения ситуации, мама с проворностью птички колибри вклинивается между ними самым незатейливым образом, будто бы с чем-то обращаясь к Питеру, но тем самым вынуждая их, наконец, разомкнуть руки. Со стороны, должно быть, никто и не заметил, что это дружеское рукопожатие ходило по острому лезвию, грозясь свалиться в грязный мордобой.
Это главное.
Маме очень важно, кто и что подумает. Порой мне даже кажется, что мнение окружающих о нас для нее в принципе является единственно-важным, а что творится на самом деле ее нисколько не волнует, пока не становится достоянием общественности, как то рискнуло быть сейчас.
– Пойдемте – изящным жестом руки (на пальцах которой покоится три, переливающихся в лучах солнца, кольца) мама кивает на ближайший свободный столик на летней веранде кафе.
Мы всегда сидим только на летних верандах. Полагаю, мама считает, что на улице сложнее уловить суть наших разговоров, чем в замкнутом крытом пространстве, где любое слово отражается эхом и скачет от стенке к стенке, точно мячик для пейнтбола.
Ничего не ответив, папа направляется вперед прежде, чем мама успеет закончить предложение. Мы с Нейтом тут же увязываемся за ним, словно два школьника, увидевших отца-космонавта впервые за пять лет его «службы» в космосе. Еще более близкими наши с отцом отношения стали, когда мама женилась на Питере. И думаю, даже у Нейта тут сыграл не фактор того, что «теперь и мама счастлива», а просто возможность сравнения. Он увидел, какими еще бывают мужчины. Как к нему еще могут относиться.
И понял, что родной отец – не самый плохой вариант, хоть и вряд ли бы сошел на роль идеального американского папаши. Учитывая, что ожидает нас дома, мы с Нейтом всегда с нетерпением ждем каждой встречи с отцом и стараемся растянуть ее, как можно на подольше, хоть это и не всегда зависит от нас.
Папа падает на стул в центре, мы с Нейтом садимся по обе стороны от него, потому, когда мама с Питером подходят, им особо негде разгуляться. Питер, как настоящий джентльмен, предоставляет маме последнее оставшееся место, а сам притаскивает стул с соседнего стола. Усевшись, наконец, он язвительно замечает:
– Знаешь, Джек, прямо позади тебя свободен столик с пятью стульями.
– Правда? – безучастно бросает папа, точно «ага», скучающе разглядывая меню алкогольных напитков, пока мама с излишней скептицизмом бегает глазами по меню основных блюд – вот так сюрприз.
Наконец, кладет ламинированный лист обратно и, вальяжно умостив локти на столе, добавляет, глядя на Питера в упор:
– Я просто подумал, что моей семье вполне хватит места и здесь.
Питер сжимает челюсти, но более ничем словно не выдает новой волны ярости. Зато мама, вновь молниеносно потеряв всякий интерес к меню, испепеляет взглядом отца:
– Джек.
– Просто ответил – хмыкает тот, щелкнув пальцами, подзывая официанта – Питер у нас очень любопытный. Он задает вопросы, а я даю ему очевидные ответы. Еще пара тройка таких занятий и, кто знает, может он озолотит вас в «кто хочет стать миллионером», а, детка?
– На твоем месте, Джек – с угрожающим спокойствием перебивает Питер – я бы следил за языком, когда обращался к чьей-то чужой жене.
– Без проблем – кивает папа – когда мне что-нибудь понадобиться от тебя, я обязательно это учту.
– Весьма неразумно вклиниваться в чужую семью и пытаться диктовать собственные правила общения – отчим уже едва не шипит.
– Полностью с тобой согласен, дружище. Наконец, ты это понял. Будь добр, продемонстрируй теперь свои знания на практике и завали уже, наконец, хлебало.
– Джек! – цедит мама так тихо, что мы сами едва ее слышим, но настолько внушительно, что замолкают сразу оба – господи, вы можете хотя бы ради детей посидеть спокойно это время!
– Ради детей? – хмыкает папа, заметно воодушевившись, едва заметив, что официант, наконец, нас заметил и направляется к столику – Гвен, Джейзи и Нейту совершенно насрать, что подумают о них твои престарелые подружки в литературном кружке за чашкой чая с мятой.
Теперь уже вспыхивает мама, все еще стараясь не терять самообладания:
– Знаешь что, Джек..
Мы с Нейтом бегло переглядываемся.
Да уж, зря он задел мамин возраст. Это очень больная тема и кому, как не отцу, это известно. Несмотря на то, что они ровесники и родили нас очень рано – им обоим едва стукнуло 18, когда я появилась на свет – мама уже как года три стала одержима собственным старением. Возможно, это было связано как-то с уходом отца, может, она видела, что он становится в ней все менее заинтересован..
Так или иначе, он, кстати, и ушел примерно через полгода после начала ее множественных процедур, но тут сложно сказать, из-за чего именно: то ли из-за того, что он реально искал молодую (а не омолодившуюся), то ли из-за того, что мама в принципе начала всем этим заниматься и
