Никогда - Людмила Бержанская
В течение монолога Оли Артем встает и весь его вид становится заинтересованным
Артем: Нет, нет, я с таким удовольствием слушаю тебя. И, откровенно говоря, думаю, что именно этого мне всю жизнь не хватало. Женского ума, желания понять. Видимо, не зря у меня остались в памяти эти 2 недели единения душ (пауза). Я оборачиваюсь назад и понимаю, что никогда больше этого не было. А может, я не очень искал (пауза). Ну, нужно нам, мужикам, самоутверждаться в ваших глазах. Для уверенности в себе, для еще одного рывка в жизни. Нужно. Только у каждого из нас своя отметка, своя высота (пауза). Сложно с такой, как ты. Уж очень высокая ты планка, уж очень (садится в кресло очень вальяжно). А с годами, вообще, все меняется. Вроде бы, все есть, карьера, в глубине души понимаешь, что выше не прыгнешь, хотя хочется, быт по нашенским меркам куда лучше, но потеряно тепло в душе, куда-то спряталась искренность глаз, и начинаешь искать. Чего греха таить – найти все это можно только у очень молодых женщин, которым так хочется верить. Верить мне, верить себе (игриво). Ищу, мадам, каюсь, ищу и утверждаюсь. И, пока, получается.
Долгая, долгая пауза.
Артем: Как хорошо говорить вслух. Говорить – не произносить, не задумываться над каждым словом, не сопоставлять, не просчитывать. Оль, если бы ты знала, как хорошо.
В Олином поведении чувствуется старая обида, грусть, еле сдерживаемое желание упрека.
Оля: Я слушаю тебя и думаю: насколько мы разные. Ты – легкий, с тобой приятно и необременительно. Твоя коммуникабельность – вот залог успехов и всего, что есть в твоей жизни. Таким людям завидуют. Завидую тебе и я (пауза). Но нельзя поменять свое существо. Как это звучит по-украински: “Яке у колисці, таке і в труні”. Людям тяжелым тяжело самим. Они хотят, но не умеют, не в состоянии смотреть на все легко. Их чувства, зачастую, долгие и глубокие, а это ко многому обязывает. С ними тяжело. Их обязательность – немой укор легкости и необязательности. Их чувства – тоже немой укор. Ведь, человек таков, каков есть (пауза). Я ничего не могу с собой сделать. В моей душе так никто и не смог поселиться кроме тебя (пауза). Говорят, что женщины не могут разлюбить – они могут разочароваться. У меня не было этой возможности – я, просто, тебя не видела (пауза). А твой звонок был полон удивления (небольшая пауза). Неправда, что противоположностям легко жить вместе. Они, не отдавая себе отчета, завидуют и упрекают друг друга. Даже, если молчат.
Артем: Ты стала еще больше философствовать.
Оля: Нет-нет, это не философствование, это банальный анализ себя, своих поступков, своих ошибок и неудач, да и, просто, катастроф.
Артем: Олечка, выключи телевизор – такое чувство, как будто нас все время перебивают.
Пауза. Оля встает из-за стола и выключает телевизор.
Артем: (Продолжает). Так чего же мы не сможем никогда?
Оля: Например, родить, дать жизнь.
Артем: (Игриво). Как это?
Оля: Не просто дать физическую жизнь, а вырастить, учитывая все предыдущие ошибки. Не даны нам уже, Артем, прекрасные наивные восторги молодости и желание верить всему и всем. Грустное слово “никогда” (пауза). Да и мало чего – сразу не придумаешь. А оно уже висит над нами и пока, лишь изредка, дает о себе знать.
Артем: Что-то взгрустнулось мне от этих слов.
Оля: Извини.
Артем: Да, ничего-ничего (видно, что он не привык обременять себя серьезными разговорами с женщинами, стараясь сделать заинтересованный вид). Говори. Я слушаю тебя с интересом.
Оля: Тебе интересны мои откровения?
Артем: Очень.
Оля: Знаешь, о чем я сейчас подумала. Ведь, по большому счету, моя жизнь разделилась на две части. Все, что было до расставания с тобой, связывалось единой цепочкой – девочка росла, взрослела, ждала любви и дождалась. В этом была простая логика. Но потом началась другая жизнь, совсем другая. Не было девочки, уже пришло взросление, и не девочка, а уже женщина ждала не любви, она ждала любимого. И мне бы, глупой, понять, что жизнь другая, вторая, а я продолжала жить во второй жизни желаниями первой. Вот и получилось, что получилось (пауза). И все вокруг не могут понять, да и сама я тоже (с кокетством) – и хороша, и умна, ан, нет.
Артем: (Старается сменить тему разговора, он боится, что за откровениями, обыкновенно, сразу идут воспоминания и упреки). Уже поздненько. Может, пора честь знать? Знаешь старый еврейский вопрос: “У Рабиновичей, вроде, тоже были гости, но у них уже давно темно?”
Оля: Перестань. Ты так надолго пропадаешь.
Раздается звонок. Оля выходит.
Артем: (Достает записную книжку). Видимо, неправильно записан номер, а жаль.
Входит Оля.
Оля: Это соседка. Извечное человеческое любопытство.
Артем: Ей нужна была соль.
Оля: Нет, у нее срочно перестал работать телевизор.
Артем: (Игриво). Хотелось бы поболтать часок – другой с соседкой. Зови ее. Зови.
Оля: Перестань, Артем. Это даже не шутки (замолкает, смотрит очень долго и задумчиво). Я с удовольствием общаюсь с тобой. Давай продолжать пить чай и умничать (встает, берет чайник и выходит, по ходу говорит). Подожди минуту.
Артем: (Сначала говорит громко, чтобы было слышно на кухне). Интересное время сейчас: одним тяжелое материально, всем морально. Какие-то странные приоритеты. Мы держимся за детей, которым давно не нужны, упрямо сохраняем семьи, которых давно уже нет (возвращается Оля и разливает чай). Общественное мнение – двойной стандарт. Оно не взрывается от повсеместного хамства, пьянства, воровства и лени. У нас возведено в ранг обязательности, ни за что не отвечать. Мы поражаем мир необузданностью страстей по мелочам и равнодушием к собственной жизни.
Пауза.
Оля: Я слушаю тебя. Интересно. Но почему-то у меня возник вопрос не по теме. У тебя есть сострадание к людям? Ведь, проявляя сострадание, нужно лишить себя чего-то.
Артем: Чего?
Оля: Например, душевного покоя. Страдающий легче поймет страдающего. Помнишь у Ницше: “Милостыню подают только нищие” (пауза). Умнеем, Артем, грустнеем. Мне кажется, мудрость – это умение уважать чужие чувства, чужие мысли и чужой труд.
Раздается телефонный звонок, Оля берет трубку.
Оля: Алло, я слушаю (пауза). Что-то случилось?