Гарольд Пинтер - Старые времена
АННА: И Мак-Кормик тоже был хорош.
ДИЛИ: Я знаю, что Мак-Кормик был хорош. Но не он нас соединил.
Пауза.
ДИЛИ: Вы тогда видели этот фильм?
АННА: Да.
ДИЛИ: Когда именно?
АННА: О… давно.
Пауза.
ДИЛИ (к Кэт): Помнишь этот фильм?
КЭТ: О да, прекрасно.
Пауза.
ДИЛИ: Я думаю, не ошибусь, если скажу, что в следующий раз мы уже держались за руки. Я держал ее прохладную руку в своей, она шла рядом, улыбалась каким-то моим словам, смотрела на меня, ты помнишь? — слегка откидывая волосы, и я думал, что она еще бесподобнее, чем Роберт Ньюмен. Что бы он сказал обо всем этом, думал я, и трогал ее глубоко, всюду. (Анне.) Как вы думаете, что бы он подумал?
АННА: Я не была знакома с Робертом Ньютоном, но я хорошо знаю, о чем вы говорите. Есть вещи, о которых человек помнит, даже если они с ним не случались. Я помню некоторые вещи, которых, может быть, и не было, но раз я о них вспоминаю, значит, они были.
ДИЛИ: Что?
АННА: Этот человек, который плакал в нашей комнате. Однажды я пришла поздно вечером и увидела, как он рыдает, закрыв лицо руками, сидя в кресле, весь скрючившись в кресле, а Кэти сидела на кровати с чашечкой кофе, и они не сказали со мной ни слова, даже не взглянули на меня. Мне ничего не оставалось. Я разделась, выключила свет и забралась в постель, занавески были тонкие, и свет с улицы проникал в комнату. Кэти на своей кровати, не шевелясь, тот человек рыдает, свет проникает в комнату, пробегает по стенам, был легкий бриз, занавески слегка волновались, и было слышно только рыдание, и вдруг оно прекратилось. Он подошел ко мне, очень быстро, посмотрел на меня, но я совершенно ничего не почувствовала, ничего.
Пауза.
Нет, нет, совсем не так… он двигался не быстро… совсем нет… он двигался очень медленно, свет был слабый, он остановился. Он стоял посреди комнаты. Смотрел на нас, на наши кровати. Потом повернулся ко мне. Приблизился к моей кровати. Склонился надо мной. Но я ничего не чувствовала, совершенно.
Пауза.
ДИЛИ: Какой он был?
АННА: А через минуту я услышала, как он вышел. Было слышно, как закрылась входная дверь, шаги на улице, потом тишина, потом шаги стихли, и снова тишина.
Пауза.
Но немного позже, ночью, я проснулась, посмотрела на ее кровать и увидела две тени.
ДИЛИ: Он вернулся!
АННА: Он лежал на ней, поперек ее тела.
ДИЛИ: Мужчина на моей жене, поперек тела?
Пауза.
АННА: Но рано утром… он ушел.
ДИЛИ: Спасибо на том!
АННА: Словно его и не было.
ДИЛИ: Почему же не было. Он дважды вышел и единожды вошел.
Пауза.
Нет, какая волнующая история.
Пауза.
Как он выглядел, этот парень?
АННА: О, я так и не разглядел его лицо. Я не знаю.
ДИЛИ: Но он хотя бы?..
КЭТ встает. Подходит к маленькому столику, достает сигарету из коробки, закуривает. Смотрит на Анну.
КЭТ: Вы говорите обо мне, словно о мертвой.
АННА: Нет, нет, ты была совсем не мертвая, ты была такая живая, такая одушевленная, ты все время смеялась…
ДИЛИ: Конечно, ты часто улыбалась со мной, помнишь? Мы идем по улице, держимся за руки, Ты улыбаешься до ушей.
АННА: Да, она могла быть такой… одушевленной.
ДИЛИ: Одушевленная, это не то слово. Когда она улыбалась… Как бы описать это?
АННА: Ее глаза лучились.
ДИЛИ: Вот-вот, я и то не сказал бы лучше.
ДИЛИ встает, идет за коробкой с сигаретами, берет ее, улыбается Кэт. КЭТ смотрит на него, ждет, пока он закурит, затем берет у него коробку, подходит к Анне, предлагает ей закурить. АННА берет сигарету.
АННА: Нет, мертвой ты не была. Никогда и ни в чем.
КЭТ: Я хотела сказать: вы говорите так, словно я сейчас мертвая. Теперь.
АННА: Как ты можешь так говорить? Как ты можешь так говорить, когда — вот, я смотрю на тебя, вижу, как ты робко склоняешься надо мной, смотришь на меня…
ДИЛИ: Ну, хватит!
Пауза.
КЭТ садится. ДИЛИ наполняет бокал.
ДИЛИ: Сам я был студентом тогда, заигрывал со своим будущим и все думал: черт возьми, зачем навьючивать на себя, ведь у нее еще молоко на губах не обсохло, у этой худышки, и всех добродетелей, что она все время молчит, и ни на йоту характера, ни капли решимости, вся — на дуновении каких-то легких флюидов, которые клубились вокруг нее, но не каких-то уловимых флюидов, и уж конечно, не моих, а таких, я думаю, флюидов, что только ей и были внятны, без малейшего понимания, конечно, — насколько я, во всяком случае, понимаю это слово, по крайней мере так мне все это тогда представлялось. Классическая женская фигура, я себе говорил, или классическая женская поза, что-то такое, что давно ушло.
Пауза.
Таково мое тогдашнее представление. То есть это мое твердое убеждение насчет моих тогдашних представлений обо всем этом. О том, что было двадцать лет назад.
Молчание.
АННА: Когда я узнала, что Кэти вышла замуж, у меня сердце запрыгало от радости.
ДИЛИ: Кто вам сообщил эту новость?
АННА: Одна моя подруга.
Пауза.
Да, так и запрыгало от радости. Ведь я же знала, что она никогда не совершает пустых, опрометчивых, поспешных поступков. Есть люди, которые, прежде, чем прыгнуть, бросают камень в реку, чтобы узнать, холодна ли вода, и лишь очень немногие ждут, пока появится рябь, и уж потом только прыгают.
ДИЛИ: Некоторые люди — что? (К Кэт.) Что она говорит?
АННА: И я знала, что Кэти ждет не только, пока эта рябь возникнет, но пока она разойдется по всей поверхности, ведь вы знаете, что по ряби наверху можно судить о дрожании каждой частички воды, до самого дна реки, но даже когда она почувствует, что это случилось, когда она вполне удостоверится в этом, она и тогда не обязательно прыгнет. Но на этот раз она прыгнула, и я сразу поняла, что она влюбилась по-настоящему, что она счастлива. И отсюда я вывела, что и с вами случилось нечто похожее.
ДИЛИ: Вы имеете в виду рябь?
АННА: Если хотите.
ДИЛИ: У мужчин тоже бывает рябь?
АННА: В каком-то смысле.
ДИЛИ: Понятно.
Пауза.
АННА: А позже, когда я узнала вас, я обрадовалась вдвойне, потому что я знала, что Кэт всегда любила искусство.
КЭТ: Когда-то давно я любила искусство, но теперь не могу вспомнить, какое именно.
АННА: Только не говори, что ты забыла, как мы проводили целые дни в галерее Тейт, как мы изучали Лондон, старые церкви, старые дома, те, что уцелели после бомбежки, в Сити, к югу от Темзы, в Лэмбете, в Гринвиче. Боже. А воскресные газеты! Я не могла оторвать ее от воскресных обозрений. Она просто бредила ими и тянула меня то в галерею, то в театр, так много всего можно было увидеть и услышать в этом чудесном Лондоне в ту пору, что иногда мы что-то пропускали, или не хватало денег, поэтому приходилось что-то пропускать. Например, я помню, однажды, в воскресенье она сказала мне, оторвавшись от газеты, скорее бежим, скорей, скорей бежим, и мы схватили сумочки и бросились к автобусу и приехали в какой-то совершенно глухой район и почти в полном одиночестве посмотрели чудесный фильм под названием «Третий лишний».
Молчание.
ДИЛИ: Да, мне довольно много приходится путешествовать, по работе.
АННА: Вам нравится это?
ДИЛИ: Не то слово. Не то слово.
АННА: Далеко уезжаете?
ДИЛИ: Объездил весь земной шар, пока работаю.
АННА: А как же бедняжка Кэти, пока вас нет? Что же она делает?
АННА смотрит на Кэт.
КЭТ: Перемогаюсь как-то.
АННА: И надолго он отлучается?
КЭТ: Пожалуй. Иногда. (К Дили.) Ведь правда?
АННА: Вы так надолго оставляете свою жену? Как вы можете?
ДИЛИ: Приходится много путешествовать. Такая работа.
