Константин Тренёв - Любовь Яровая
Входит Кошкин с бумагой и передаёт Шванде. Швандя и Панова уходят.
Дунька. Товарищ Кошкин, я до вас!
Кошкин. В чём дело?
Дунька. Мне две комнаты нужно иметь, потому что я тоже с хорошими товарищами знакомство веду, а она мне одну будуварную отдала, да и из той пружиновую сидушку утащила. Пущай зараз гостильную отдаст! У меня гостей вдесятеро больше бывает. Комиссар Вихорь завтра на кохвей придет. На что он сядет? На что?
Кошкин. Да вы, товарищ, кто?
Дунька. Конечно ж, прислуга!
Кошкин. Так вы должны войти в союз и защищать свои интересы сообща. (Уходит.)
Дунька. Это мне без надобности. Я сама защптюсь.
Входят Швандя и Панова с бумагами. Из входной двери идёт Марья.
Марья. Где тут они?
Швандя. Тебе, гражданочка, кого?
Марья. А родимец вас знает, кого. Может, тебя. Чай, комиссар?
Швандя. Не, не упольне.
Марья. А рожа в самый раз. Третий день из деревни, а комиссара не вижу. Только и вижу вот эту чуму в краске! (Дуньке.) Ты что ж в чужое, как болячка, нарядилась? Оно на тебя сшито? Ты его заработала?
Дунька. Значит, на меня. Теперь всё народное.
Марья. Какое ж оно народное, когда под руками аж лопнуло? Сымай зараз, кобыла!
Дунька. Отстань, тётка!
Марья. Сымай, говорю, тварь! Не погань одёжу! (Срывает с неё кофточку.)
Дунька (отбиваясь). Да чего ты, контрреволюция, пристала?
Марья. Я тебе покажу, где революция!
Дунька. Да ратуйте ж, люди добрые! (Убегает.)
Швандя. Ты что, сказилась, ай как?
Марья. Ишь какую одежу захаяла, шкура проклятая! (Плачет.)
Швандя. Тьфу, вредная старушка!
Марья. Какая я тебе старушка? Мово веку пятьдесят годов, сколько ещё впереди жить. А сынов уж нету. Одной маяться.
Швандя. А где ж сыновья?
Марья. А я знаю? Один с отцом с той войны не вернулся, два на этой пропали. А я тычусь слепой головой.
Швандя. Да они у тебя где воевали?
Марья. Сперва всё дома промеж себя воевали. А потом разошлися. Прощай, мол, мамаша. Прощайте, сукины сыны, чтоб вы, говорю, не вернулись. А они и не вернулись. Где они?
Швандя. Да за кого воевали-то?
Марья. А я понимаю?
Швандя. Понять очень просто. Какие слова говорили?
Марья. Да Гришка всё на Сёмку: «Бандит ты, такой-сякой».
Швандя. Бандит? Значит, Сёмка в белых.
Марья. А Сёмка на Гришку: «Погромщик ты!» — кричит.
Швандя. Погромщик? Ну… стало быть, это Гришка в белых. Да что ты меня путаешь? А где же Сёмка?
Марья. Да, может, тут по бумагам ай как известно?
Швандя. А ну постой, може без бумаг. Какое у их хозяйство было?
Марья. Какое там у Гришки хозяйство! В людях служил. А Сёмка — тот хозяин. Пятьдесят четвертей пшеницы одной, два работника до покрова.
Швандя. Ну, так раз плюнуть! Сёмку ищи у белых, а Гришка должен быть тут.
Марья. Тут!
Швандя. Пойдём в дом, мамаша, рядом, там всё скажут.
Марья. Скажут.
Швандя. Революция, мамаша, она всё разобъяснит.
Марья. Пойдём.
Швандя и Марья уходят. Входит, осматриваясь, Любовь Яровая. Из кабинета выходит Панова с папками.
Панова. А!.. С приездом, товарищ Яровая.
Любовь. Я не приехала. Товарищ Кошкин у себя?
Панова. Очень занят.
Любовь. Доложите.
Панова. Приказал не докладывать.
Любовь. У меня важнейшее дело.
Панова. У товарища Кошкина все дела важнейшие.
Любовь. У меня неотложное.
Панова. Представьте, товарищ Кошкин свои дела тоже почему-то не откладывает.
Любовь. Не острите… Не до вас.
Пауза.
Панова. Опять тридцать вёрст пешком?
Любовь. Я привыкла. Экспрессами и автомобилями не избалована.
Входит Елисатов.
Елисатов. А, товарищ Яровая! Как здоровье? Надеюсь, поправились? После тифа деревня — чудо! Но занятия в школе ещё не скоро. Пожили бы ещё в деревне.
Любовь. Деревню вчера белые снарядами сожгли.
Елисатов. Белые? Откуда?
Любовь. Вчера были в семи верстах.
Елисатов. Вот как?
Любовь. Сейчас, вероятно, уже в деревне.
Елисатов. Не может быть! Наши теснят их всюду. (Уходит.)
Панова. Страшно под снарядами?
Любовь. Нет, весело.
Панова. За что у вас, товарищ Яровая, ко мне такое отношение?
Любовь. Вряд ли я вам товарищ, и вообще никакого отношения… Скоро освободится товарищ Кошкин?
Панова. Скоро. Мы обе солдатские вдовы, живущие своим трудом: будто бы товарищи.
Любовь. Видно, не все вдовы — товарищи.
Панова. Ваш муж погиб два года тому назад, а мой — два месяца.
Любовь. Из этого что следует?
Панова. Моя рана, может быть, свежей.
Любовь. Может быть…
Панова. Хотите папироску? Штабная.
Любовь. Нет уж, я учительскую. (Закуривает собственную папироску.)
Панова. А вы, товарищ учительница, сами много учились?
Любовь. Очень мало.
Панова. Это и видно.
Любовь. Так на то вы нам и глаза выкололи, чтоб самим лучше видеть.
Панова. Да, я много видела. Я видела культуру и в Европе и в России и вижу, что значит растоптать хамским сапогом в один миг то, что создавалось веками.
Любовь. Значит, не годится то, что создавалось веками, если его так легко растоптать.
Панова. Нет, это не мерка! Ваш муж, как и мой, была прекрасные люди. Мой муж был славный архитектор, созидал дворцы и храмы, а погиб от укуса одной вши. И нет больше творца, не создаёт новых дворцов и храмов. Их вошь съела.
Любовь. Создадут другие.
Панова. Не в России, милая. Здесь вошь — царица, всё съест.
Любовь. Есть паразиты хуже вшей. Вот они моего мужа съели и ребёнком закусили. Ваш муж дворцы строил, а мой в это время в тюрьмах сидел. Дворцы вы себе строили, а нам казематы… А на германской войне ваш муж был?
Панова. Нет!
Любовь. Правильно! Защищать отечество могут только опасные враги и хамы, а сыны отечества прятались за спиной этих врагов. Мой муж говорил, прощаясь: «Жди, Люба, принесу с фронта новую жизнь, а за старое с ними сочтёмся». Так я теперь его именем предъявляю счёт.
Панова. За мужа?
Любовь. Нет, за всех «хамов», что вам дворцы строили!
Входит Колосов.
Колосова. С преддверием праздника! Люба, здравствуйте! Здравствуйте, Павла Петровна! А мне Елисатов сказал, пришли… Так я… пришёл…
Панова. Положим, прибежали!
Колосова. Прибежал!
Панова. Отдышитесь. Воды выпейте.
Колосова. Проголодались? (Достаёт кусок булки, угощает.)
Любовь. Нет, спасибо.
Колосова. Ну, как вы?
Любовь. Ничего. Вернулась вот. Деревню белые сожгли.
Колосова. С преддверием… Ну, ничего, новую построим…
Любовь. Вы, Ваня, как?
Колосова. Мечтал завтра проведать вас, а вы пришли сегодня.
Панова. Вот счастливец! Действительность предупреждает мечты.
Колосова. А у меня всегда так: не успею пожелать людям преддверия праздника, глядь — у самого уже праздник.
Панова уходит.
(Любови.) У вас в глазах нехорошо.
Любовь. Да… Нет, это от усталости…
Звонок телефона.
Увидала сейчас в окне у Горностаевых одну вещь…
Опять звонок телефона.
Очень странно…
Входит Татьяна.
Татьяна (берёт трубку телефона). Товарища Кошкина? Сейчас? Товарищ Кошкин, к телефону!
Колосов уходит. Из кабинета выходят Кошкин, Елисатов.
Кошкин (в телефон). Да, да! Угу… Буржуев всех в окопы немедля. Да, да…
Елисатов. Товарищ Кошкин, подпишите!
