Константин Соловьёв - "Господин мертвец"

Константин Соловьёв.

ГОСПОДИН МЕРТВЕЦ.

ГЛАВА 1

Пoстучитесь в грoбы и спрoсите

у мертвецoв, не хoтят ли oни вoскреснуть,

и oни oтрицaтельнo пoкaчaют гoлoвaми.

Артур Шопенгауэр

Этот странный солдат почему-то сразу привлек внимание Дирка. Он сидел на корточках у чадящего костерка и, обхватив рукавицей жестяную консервную банку, то совал ее в огонь, то вынимал, изучая ее содержимое самым внимательным образом. Банка была обычной, из-под консервированных бобов. Но солдат был так увлечен процессом, что не заметил даже скрипа тормозов подъехавшего тяжелого «Мариенвагена».

Дирк выбрался с пассажирского места, оправляя на себе форму. После тряски в душной металлической скорлупе, пропитанной острыми, всегда сопутствующими броневикам запахами, сам себе он казался куском ветоши, пролежавшим несколько лет в банке из-под керосина. Ощущение твердой земли под ногами доставляло немалое удовольствие. Нечто подобное, наверно, ощущают моряки, покинувшие шаткую палубу корабля – бесконечно родную, но уже порядком опостылевшую. Сходство с кораблем было и в самом деле явным. Прямые острые линии «Мариенвагена» напоминали хищный контур боевого корабля, увенчанный приземистой башней главного калибра, разве что вместо артиллерийских орудий бронеавтомобиль располагал лишь пулеметом. Его задранный вверх ствол без интереса изучал низкое, укутанное легкими облаками, фландрийское небо.

Дирк огляделся, чтобы понять, не слишком ли сильно они оторвались от взвода, и удовлетворенно кивнул сам себе – три трехтонных грузовых «Бенца» его взвода немного отстали, преодолевая перепаханное воронками поле, но теперь быстро приближались. Не в пример «Мариенвагену» выглядели они куда менее броско, просто пыльные коробки на колесах, подпрыгивающие на кочках и ухабах.

- Кажется, взвод Йонера остался позади, - комментировал Дирк вслух, захлопывая тяжелую дверцу, - Должно быть, они завязли в той низинке за бывшим лесом.

- Возможно, они остались ждать мейстера, - предположил его спутник, сидевший на месте водителя. От долгой езды в стальном ящике, из всех окон которого в наличии было лишь прикрытое бронещитком небольшое отверстие, позволяющее обозревать дорогу, он не раскраснелся, напротив, сохранял заметную бледность. Как и сам Дирк.

- Может быть. В любом случае, люфтмейстер Хаас оказался бы слишком ленив, чтобы сообщить нам это. Или же слишком пьян. Значит, мы прибыли первыми, опередив всю роту, а, Карл-Йохан? И славно. Когда нам в последний раз приходилось бывать в авангарде?

Водитель, которого он назвал Карлом-Йоханом, тоже выбрался из броневика и зачем-то несколько раз ударил каблуком сапога по гусеницам, заляпанным засохшей глиной и клочьями жухлого сена. Если он и собирался хоть частично преуменьшить количество налипшей на сапоги грязи, особенного успеха это действие не возымело. Гостеприимная фландрийская грязь с благодарным бульканьем едва ли не по колено принимала ногу всякого, кто имел неосторожность выбраться из броневика.

- Кисель по-бельгийски, - сокрушенно вздохнул Карл-Йохан, - И по-моему любимому классическому рецепту.

Несмотря на тон, выглядел он не очень удрученным. Живые глаза со смешливой искринкой взирали на окружающий мир, не выказывая жалоб.

- В скором времени мы добавим в него морс по-французски, - обнадеживающе кивнул ему Дирк, - Не переживайте, ефрейтор, скучать нам здесь не придется. А пока не худо было бы определиться, не занесло ли нас к черту на рога.

- Я старался держаться уцелевших ориентиров и инструкций мейстера. Но не моя вина, если мы сейчас стоим где-нибудь посреди Голландии. Проклятые пушки не один год трудились на славу, чтобы усложнить бельгийским школярам уроки географии.

- Зато с обозначением месторождений металлов у них никогда не будет проблем, - в тон ему пошутил Дирк, - Из этой земли сталь будут выковыривать еще лет двести. Вон там, я думаю, окопался двести четырнадцатый.

- Вполне вероятно, - сдержанно согласился Карл-Йохан, с хрустом разминая шею.

- Что ж, по-вашему, это не траншеи?

- Это траншеи, господин унтер, да только вопрос в том, те ли это траншеи, которые нам нужны. В этом аду немудрено перепутать и землю с небом, так что я не удивлюсь, если нас занесло в кромешную глушь, а не в расположение двести четырнадцатого полка. Мало ли траншей понакопали здесь за четыре года…

- Ну, это-то нетрудно узнать, - заметил Дирк и гулко постучал кулаком по кузову «Мариенвагена», - Ефрейтор Клейн, Шеффер, Риттер, выбирайтесь оттуда! Я пока узнаю обстановку.

- Пошлите разузнать Шеффера, - предложил Карл-Йохан, - Он все-таки ваш денщик. Бегать – это его работа.

- Ерунда, - отозвался Дирк, - Схожу сам. Приятно размять кости после тряски в этой керосиновой банке.

Идти было сложно, и Дирк быстро пожалел о том, что вызвался идти сам, вместо того, чтоб отправить кого-то из нижних чинов. Грязь была не так глубока, как осенью, а Дирк знал, что представляет из себя Фландрия в те месяцы, когда вездесущее болото по-настоящему засасывает все живое: траншеи, людей, лошадей, технику, растекаясь жирной глинистой жижей до самого горизонта. Здешняя весна в этом отношении куда приятней.

И все-таки идти было неудобно, черно-серое месиво неохотно отпускало подошвы, издавая огорченные вздохи и хлюпая на несколько голосов. Кое-где видны были редкие доски настила сродни тропкам на болоте, но подновляли их изредка и без должного старания, многие сотни подошв, колес и копыт глубоко вмяли настил в грязь, некоторые доски были расколоты, а то и превращены в щепу. Было заметно, что ими никто не занимался всерьез. Кое-где из земли торчали странные колья, которые Дирк сперва принял за вешки, обозначающие дороги. Но это были лишь остатки деревьев, чьи стволы оказались срублены осколками давным-давно. Эти зазубренные, торчащие из земли, жала придавали окружающей панораме болезненный, неприятный вид. Как занозы, торчащие в чьей-то разлагающейся серой кожи.

Вытягивая ноги из грязи, Дирк подумал о том, что грязь сейчас представляет наименьшую проблему. Но именно наименьшие проблемы обыкновенно портят все в первую очередь.

Странный солдат, сидящий на корточках возле костра, без интереса скользнул по Дирку взглядом, когда тот подошел поближе и оказался в поле его зрения. Взгляд был совершенно равнодушный. Таким взглядом смотрят только на привычные, не представляющие интереса, вещи. На старый котелок или грязную тряпку. Дирк подумал, что даже будь он одет по всей форме, этот странный тип и тогда бы не проявил бы ни малейшего любопытства.

- Эй, приятель! – дружелюбно обратился к нему Дирк, - Послушай, это двести четырнадцатый?

Солдат с банкой на секунду отвлекся от своего странного занятия, лишь для того чтобы смерить Дирка еще одним безразличным взглядом. Сейчас выбравшийся из броневика человек в странной серой форме лишь отвлекал его.

- Что?

- Это двести четырнадцатый пехотный полк, говорю? Командир - оберст фон Мердер?

Солдат не удостоил его ответом. Снова сунул консервную банку в огонь и стал зачарованно наблюдать за ней. Сейчас весь мир для него сузился до размеров кострища, и унтер-офицер Дирк Корф определенно не являлся его частью.

«Контуженный что ли? – подумал Дирк с сдерживаемым нетерпением, - Впрочем, не похож. У контуженных взгляд делается прозрачный».

- Четырнадцатый, - вдруг ответил солдат, не глядя на него, - А может, и нет. Какая разница? Хоть четырнадцатый, хоть тысяча четырнадцатый. Никакой разницы. Тут уже самому черту все равно…

- Так уж и все равно?

- Без разницы. Когда шрапнель в голову попадает, тут внутренность вся наружу вылазит, будь хоть четырнадцатый, хоть даже и пятнадцатый. Или что же, в раю тоже будут по частям сортировать? Вроде как двести четырнадцатому полку в одном месте квартировать надо?

Дирку захотелось рассмеяться этому безумному ответу, до того нелепо тот прозвучал, но он сдержал себя.

- Да ты, приятель, философ. Что там у тебя в банке такое?

Солдат больше не смотрел на него. Вероятно, он окончательно решил, что Дирк не представляет для него интереса.

- Жук, - сказал он.

- Какой еще жук?

- Мелкий, вроде вши. По весне вылез, наверно.

- И что ты с ним делаешь?

- В огонь сую. Его припекает, и он лапками сучить начинает, бегать… А как из банки выберешься… Бегает как полоумный. Точно пуалю[1] на адской сковородке, - странный солдат тихо засмеялся, и смех его прозвучал хрипло – как сердитый треск жука в жестяной банке.

- Так что же ты его мучаешь?

- Место здесь, видать, такое, что всем мучаться положено. Мы свое мучаемся, по человеческой доле, он, стало быть, по своей, жучиной… Нас подпалит, мы ножками дрыгаем. Особенно когда французы гаубицы заведут, как третьего дня. Всякому отмучаться должно. Человек ли, жук… Нет в этом никакой разницы, вот что я скажу.