Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола
твоими кровлями прельщен…
И если б стал я молодым —
сто лет бы прожил здесь еще!
В грозу ты мне вдвойне милее.
Изгнанье — мой удел. К тебе я
еще, быть может, и вернусь.
Я ухожу, но в сердце — грусть.
(Уходит с Беньямином.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Л а з а р ь и Л и в и я.
Л и в и я (проскальзывает тенью).
Простите, мне б хотелось знать, не вы ли
живете в этой вилле?
Я замечала, и не раз притом,
что мой супруг заходит в этот дом.
Следить за благоверным — проза.
Но что ни возвращенье — роза…
Какое вдруг пристрастье к красоте…
Цветы весьма похожи вон на те!
Утоптана земля… Взгляните! Нерезонно
самим хозяевам топтать свои газоны.
И под окном следы. Помяты жалюзи.
Нет, хоть меня тут громом разрази,
а все это улики! Как ни гадки
догадки ревности, но все-таки догадки
частенько подтверждаются. Не раз
он плутовал… Он, сударь, ловелас!
Не женщина ли тут опять замешана?
Все окна настежь и не занавешены…
Соблазн ворам, приволье комарам,
и с улицы все видно… Стыд и срам!
Мне докопаться бы до сути…
Я без обиняков, не обессудьте!
Мадам Кукушка. А с жильцами
общаетесь?
Лазарь всхлипывает.
Помилуйте, что с вами?
Быть может, болен, умер кто-нибудь?
Кадилом пахнет, катафалком… Жуть!
Повеяло не клумбами — могилой…
И до чего же здесь уныло!
Кладбищенских цветов страшусь и всей душой
сочувствую в такой беде большой.
Не знала я, что нынче вам так тяжко.
Пойду искать супруга… Ах, бедняжка!..
Л а з а р ь.
Как женщины отзывчивы, нежны!
Увы, и вы уже вовлечены
в водоворот. Ваш муж — авантюрист.
Жестокосерд и на руку нечист.
Он хладнокровно, изощрясь в разбоях,
ограбил, обездолил нас обоих.
Домой идите, скоро ночь,
а по ночам от горестей невмочь.
Ах, сердце уподобилось могиле,
и в ней мою жену похоронили.
Покинула меня, и, может, навсегда,
как сцену — театральная звезда.
Но я за ней не кинусь за кулисы.
Теперь от вас, от вас одной зависит
судьба двух сумасбродов. У меня
ни силы, ни отваги, ни огня…
Л и в и я.
Простите, как должна вас понимать я?
Уж не надеть ли сразу вдовье платье?
Зажечь в пустой квартире сто свечей,
считать до ста, ждать тысячу ночей?
До бесконечности? Не сдамся! Не хочу.
Я докажу: мне горе по плечу.
Но кто со мной разделит это бремя?
Ах, ни души!.. Покинутая всеми,
готова обойти я целый свет.
Не отступлюсь я от Кукушки, нет!
(Уходя.)
Мы над судьбой, увы, не властны.
(Всхлипывает.)
Впрочем,
успею выплакаться ночью…
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Ателье мод, разделенное надвое ширмой. За нею — софа, перед ширмой пять восковых манекенов. Кресла. Две двери. Венецианское окно с видом на Париж.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Е л е н а.
Е л е н а (в окружении манекенов).
Не так-то просто угодить заказчицам!
Сейчас таким потоком ежедневно текут рулоны голубого шелка,
что всю планету можно им увить!
И если женщины отвергнут рабство моды,
то сколько фабрикантов прогорит!
Их жены наживаются
на том, что наряжаются:
им начинают подражать
другие, дабы не отстать,
а матерьялец — дорожать…
Сигнал клаксона.
Я слышу стоны обнищавших клерков,
их жены быть нарядными хотят,
и тысячи зарплат
за океан увозят теплоходы…
Но женщина прекрасна без прикрас.
Венера держит первенство доныне,
хотя нагой из пены родилась.
Любовь превыше блеска и гордыни.
Однако в интересах дела
нам нужно перестроиться, — итак,
пойдем протоптанной дорожкой!
(Обращаясь к манекену.)
Мадам!
Мода этого года соперничает с природой.
Черешня отцвела, теперь черед сирени —
неделя фиолетовых тонов.
И тут всего уместней крепдешин,
весьма пикантное, поверьте, сочетанье!
Глаза у вас, однако, голубые…
Тогда ваш звездный час — акации в цвету.
Бывайте лишь в кафе с карминной драпировкой!
В разгар сезона роз
вы в белоснежном «Монт» могли бы щегольнуть —
и жизнь заискрится фонтаном!
А для дождливых дней купите шляпку,
конечно, цвета молотой корицы.
Пленительный контраст с дождем
любовь мужчин усиливать способен.
Благодарю, мадам!
Как будто всё.
Париж вам уготовил
сплошные комплименты.
О завтрашнем не забывайте дне!
(Оборачивается.)
Ну, наконец-то я одна…
Теперь принять бы душ, пусть холодком обрызнет!
Подумаем наедине о быстротечной жизни.
(Уходит в соседнее помещение.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Б е н ь я м и н.
Б е н ь я м и н (входит, видно, что в ателье он впервые, обращается к манекенам).
Какое общество! Но это не помеха.
Я буду чувствовать себя как дома,
глядишь, галантным выучусь манерам,
(театрально кланяется манекенам)
как то и подобает деверю
хорошенькой особы.
В прелестнице прельстит любая черточка.
Глядишь разинув рот —
и восхищаешься до чертиков,
аж зло берет!
(Целует руку манекену.)
Блистательны от локонов до пят,
бродягу ногти лаком ослепят —
и все забыто: выбоины, слякоть.
Акация цветет. Охота петь и плакать.
Ты с павами играешь, как дитя,
и вечер — словно пляж, и волны шелестят,
(целует у манекена край юбки)
и плещутся, симфонии слагая,
за розовою — сизо-голубая.
Что у кокетки на уме? Вольна
вообразить: вот парус, вот волна…
Белые игрушки, вы для нас загадка,
ножки вам оттопчем, покружи́мся сладко,
талию осиную бережно обвив.
То влюблен мужчина, то несправедлив.
Ради вас планету обойти мы сможем.
Вы, как мидинетки, чем-то все похожи.
Сплошь цветы, бутоны… Вы прекрасны, ах!..
Но еще прекрасней — в муках и слезах.
