Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца
Кандида. Губим себя…
Битой. Или быть убитым.
Кандида. Ты пойдешь за Паулой?
Битой. Что ей сказать?
Кандида. Скажи ей… скажи, что мы снова вместе!
Битой. И все?
Кандида. Она ждет от меня только этих слов!
Битой. Хорошо, Кандида. (Уходит.)
Кандида стоит неподвижно, потом поворачивается к столу. Снова звонят колокола, она замирает и прислушивается, задумчиво глядя на развевающиеся занавеси. Затем подходит к столу, чтобы взять поднос с напитками. Берет поднос, но не подняв его, склоняется над столом спиной к лестнице. По ней поднимается Тони Хавиер и останавливается. Он без шляпы, непричесан, небрит, растрепан и нетверд на ногах. Под глазом у него синяк, физически и — о да! — духовно он опустошен. На нем тот же костюм, что и в предыдущем действии, только испачканный и мятый, галстук свободно болтается под незастегнутым воротником.
Тони (еще у лестницы, резко). Где она?
Кандида выпрямляется, но не оборачивается и не отвечает.
(Повысив голос.) Где она?
Кандида (все еще не оборачивается). Ее здесь нет.
Тони поворачивается и смотрит туда, где висел Портрет. Глаза его сверкают.
Тони. А где он? Где портрет?
Кандида (устало идет в сторону). Я не знаю.
Тони хватает ее за руку и резко поворачивает к себе.
Тони. Я спрашиваю — где картина?
Кандида (со стоном). Уходите… Пожалуйста, уходите!
Тони. О, я уйду, об этом можете не беспокоиться! Я уйду отсюда как можно дальше! Но не раньше, чем получу картину!
Кандида (подняв голову). Я никогда не отдам ее вам!
Тони (насмешливо). Ага! Опять передумали? А ведь я видел, что вы готовы были продать ее, Кандида!
Кандида. Действительно видели!
Тони (злобно). И были не против, чтобы я убедил и вашу сестру!
Кандида. О да, вы правы!
Тони. И даже хотели, чтобы я увез ее! И вам было наплевать, как я это сделаю, — лишь бы получилось!
Кандида (с издевкой). И что, получилось?
Тони. Еще бы! Я избрал самый действенный способ убедить ее!
Кандида (презрительно улыбаясь). Хорошо — но убедили ли вы ее?
Тони (в ярости трясет ее). Вы же знаете, что убедил! Отлично знаете!
Кандида. Я знаю только, что она вернулась одна! Я знаю только, что она бежала от вас!
Тони. О нет, теперь она не отопрется! И вы тоже! Вы обе у меня в руках! Но не беспокойтесь — я вас не обману! Вы получите ваши десять тысяч, мне нужны только комиссионные.
Кандида (вырывает руку). Ваши комиссионные! Вам только они и были нужны!
Тони. Конечно! Или вы думаете, мне нужны были вы? Или ваша сестра?
Кандида. Как вы посмели коснуться ее!
Тони. Не забывайте, Кандида, — с вашего разрешения! Когда вчера вы ушли отсюда, вы сами оставили ее в моих руках!
Кандида (дрожа, сжимает кулаки). Пожалуйста, уходите! Умоляю, уходите сейчас же!
Паула незамеченной поднимается по лестнице с молитвенником, четками и зонтиком: церковная вуаль спущена на плечи. Останавливается и смотрит на Тони и Кандиду, окутанных сумерками. Паула тоже в лучшем платье — старомодном черном костюме, с драгоценностями — и выглядит юной, счастливой и спокойной. Она боролась, она победила и теперь, сияющая, возвращается домой — безжалостная, как ребенок, жестокая, как сама невинность, разящая, как армия под знаменами.
Тони. Я жду картину. Американец ждет картину. Отдайте ее мне, и все мы получим свое. Он — картину, вы — десять тысяч, я — комиссионные. Да, Кандида, это все, что мне было нужно! Немного денег, чтобы начать, чтобы вырваться отсюда! Но я не возьму с собой ни вас, ни вашу сестру, даже если бы у каждой из вас было по миллиону долларов! За кого вы меня принимаете — за дурака? Уж я могу найти женщин помоложе, Кандида, женщин в моем вкусе! А не пару тощих, никчемных высохших ведьм!
Паула ставит зонт в подставку.
Кандида. Так вы уйдете, или мне позвать полицию?
Тони. Так вы отдадите картину, или мне сказать вашему отцу?
Паула. Отец знает, Тони.
Тони (резко поворачивается). Паула!
Паула (спокойно идет вперед). Отец всегда все знает.
Тони (растерянно спешит к ней). Почему ты сбежала, Паула? Почему ты покинула меня?
Паула (проходит мимо него, направляясь к столу, кладет четки и молитвенник). Надо было кое-что сделать. Очень важное.
Тони (в отчаянии). О Паула, я мог убить себя! Я мог убить себя за то, что прикоснулся к тебе!
Паула (улыбается). До чего же ты тщеславен!
Тони (подходит к ней). Ты знаешь, что я сделал, когда ты ушла? Пошел и напился! Напился до чертиков! Я готов был убить себя! Убить всех!
Паула. Бедный Тони! А сначала ты всего лишь хотел получить свои комиссионные!
Тони. К черту комиссионные! Я их уже не хочу! Я хочу только… чтобы ты простила меня!
Паула. Ты, Тони, никогда не простишь меня.
Тони. Паула, не надо меня ненавидеть!
Паула. С какой стати?
Тони. Тогда выслушай меня! Поверь мне!
Паула. Я уже слушала тебя, Тони, и верила — помнишь?
Тони. Я лгал тогда, я обманывал тебя! Ну ты же знаешь, какая я скотина! Всегда стараюсь не упустить своего! А ты была рядом, тебя можно было взять — и я взял!
Паула. Ну, а кроме того, ты думал о своих комиссионных.
Тони. Да, я думал и о деньгах тоже! Мне нужны деньги!
Паула. И еще ты думал, как бы причинить боль отцу.
Тони. Да, да — и это тоже! Я хотел причинить ему боль, хотел сорвать злость на нем, на этом доме! Я давно хотел сделать это! Да, я сделал это со зла, я сделал это из-за денег и еще по тысяче причин, которых вы не поймете, потому что никогда не жили той жизнью, которой жил я! Внутри я весь искорежен, Паула! Паула, не надо ненавидеть меня! Попробуй меня понять! Мы начали не с того — ты и я, но мы можем начать сначала. Все можно исправить. Я хочу все исправить, Паула, хочу возместить все зло, причиненное тебе! Ну скажи, что ты веришь мне!
Паула. Я верю тебе.
Тони. Прошлый раз я обманывал тебя, но сейчас я говорю от всего сердца! Я сейчас в полном порядке — как никогда в жизни!
Паула. Я тебе верю.
Тони. Тогда где картина, Паула? Дай ее мне. Теперь в ней не только ваше спасение, в ней и мое спасение. Это наше спасение — твое и мое! Мы уедем, Паула, как я и говорил. Уедем вместе. Испания, Франция, Италия. Мы начнем новую жизнь. И ты будешь счастлива со мной, Паула, я обещаю! Я научусь быть добрым, ты научишься быть свободной!
Паула (смеется). Свободной!
Тони (в ужасе). О Паула, не смейся, не смейся!
Паула. Прошлый раз смеялся ты, Тони. Теперь мой черед.
Тони (смотрит на нее). Ты мне не веришь?
Паула (серьезно). А ты меня… любишь?
Тони. Я научусь любить тебя, Паула, — обещаю! Нужно только вырваться отсюда. Нужны только деньги, чтобы вырваться и быть свободными. Где картина, Паула? Американец ждет.
Паула. В таком случае иди и скажи ему, чтобы перестал ждать. (Поворачивается к месту, где был Портрет.) Картины больше нет.
Тони (широко раскрывает глаза). Что ты с нею сделала?
Паула. Уничтожила ее.
Тони и Кандида в молчании смотрят на нее, она разглядывает собственные руки.
Тони (ошеломленно). О нет! О нет, нет!
Паула (поворачивается к Кандиде). Ты слышала, что я сказала, Кандида?
Тони (как в лихорадке). Паула, скажи, что это неправда! Скажи, что это неправда!
Паула. Я уничтожила нашу картину, Кандида.
Тони. Нет! Нет! Это неправда! Это неправда!
Паула (радостно). Я изрезала ее вдоль и поперек, потом разорвала и сожгла! От нее ничего не осталось! Ничего, совсем ничего!
Тони (рыдает). О, ты сумасшедшая, сумасшедшая!
