Виктор Шендерович - Текущий момент и другие пьесы
ДОЛГОВЯЗЫЙ. И я не слышал.
ТИШУКОВ. Говорил-говорил.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. А мы не слышали!
ТИШУКОВ. Так послушаем.
Толстый и Долговязый по знаку Тишукова ставят носилки вертикально, и тот вынимает кляп изо рта у Ясенева.
ТИШУКОВ. Слушаю вас, Сергей Ильич. Да говорите же.
ЯСЕНЕВ (отдышавшись). Сволочь!
ТИШУКОВ. Я прилежный ученик, Сергей Ильич. Я — отличник. Дело в том, что… Пошли на хер!
Толстый и Долговязый уходят.
Дело в том, что почти никого не осталось в живых. Как-то все умерли вдруг или исчезли, — вы заметили? И некому вспомнить — ни про железку, ни про акционерное общество. У одного цирроз печени, другой на машине разбился, третий повесился вдруг. Смертность растет в стране, надо демографией заняться, как вы считаете?
ЯСЕНЕВ. Что ты делаешь?
ТИШУКОВ. Я? Выполняю ваше поручение. Страной руковожу. И заметьте, все счастливы. (Куда-то вниз.) Эй! Пип-лы! Вы там как?
СКАНДИРОВАНИЕ СНИЗУ. Петр Пе-тро-вич! Петр Пе-тро-вич!
ТИШУКОВ. Во. Видали? И все благодаря вам.
ЯСЕНЕВ. Давай договоримся.
ТИШУКОВ. О чем? Что мне может быть от вас нужно. теперь… Ну сами посудите! Впрочем…
ЯСЕНЕВ. Да?
ТИШУКОВ. Может быть, буквально одно пожелание. Если вы не против.
ЯСЕНЕВ. Я слушаю.
ТИШУКОВ (после паузы). Говори: я говно.
ЯСЕНЕВ. Что?
ТИШУКОВ. Я — говно! Ну!
ЯСЕНЕВ. Сволочь!
ТИШУКОВ (похлопывая его по щеке). Сережа… Повторяй за мной.
Ясенев, извернувшись, кусает руку Тишукова.
ТИШУКОВ. Ах, ты!.. (Бьет Ясенева по лицу.)
ЯСЕНЕВ. Гадина!
Тишуков бьет его по лицу еще раз.
ТИШУКОВ. Ко мне!
Вбегают ТОЛСТЫЙ, ДОЛГОВЯЗЫЙ и КАРЛИК. Вставляют Ясеневу кляп.
Уберите его!
ТОЛСТЫЙ. Насовсем?
ТИШУКОВ. Что значит «насовсем»? Что значит «насовсем»? Просто я не хочу его видеть, и все! Мне неинтересны подробности!
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Командир, все путем, сейчас оформим.
КАРЛИК. Чур, я! (Вскарабкивается и садится на грудь Ясеневу.)
ТИШУКОВ. Не здесь! Фу! Не здесь! Вон отсюда! Вон!..
Трое с визгом и прибаутками исчезают в глубине сцены, с грохотом увозя по пандусу носилки с привязанным. Барабанная дробь с ударом по тарелке.
Тишуков судорожно хватает кальян, сосет его. Откидывается на подушки, закрывает глаза. Появляется МАМА.
МАМА. Как дела на работе?
ТИШУКОВ. Все нормально, мам.
МАМА. Ты такой молодец. Звонила тетя Ната, все тобою гордятся. Спрашивают, чем ты занимаешься, я говорю: это тайна. Правильно?
ТИШУКОВ. Правильно, мам.
МАМА. Я говорю: он целыми днями на работе.
ТИШУКОВ. Мам, я устал, я отдохну, да?
МАМА. Отдыхай, сынок. Только скажи. У вас там должны знать. Ты мне скажи, а я никому-никому!
ТИШУКОВ. Что?
МАМА. У Брежнева правда жена еврейка?
ТИШУКОВ. Не знаю. Я правда не знаю, мам. МАМА. Ну отдыхай, отдыхай.
ТИШУКОВ (окликает вслед). Мам!
МАМА. Что, сынок?
ТИШУКОВ. Ты как там?
МАМА. Где?
ТИШУКОВ. Ну-у. Ты же умерла, да? Это же я вроде. вспоминаю тебя, да? А ты всякие глупости спрашиваешь. Ты лучше скажи: как ты?
МАМА. Ничего. Все ничего. Ноги только болят, а так ничего. Тобою тут все гордятся. Тетя Ната говорит: я так и знала, что он далеко пойдет.
ТИШУКОВ. Ладно. Хорошо.
Закрывает глаза, и Мама исчезает. Тишуков сидит немного неподвижно, откинувшись на подушки с закрытыми глазами, потом открывает глаза и щелкает пультом.
В луче света появляются ВЕДУЩАЯ ШОУ и ГОСТЬЯ.
ВЕДУЩАЯ ШОУ. Наш следующий гость — Нина Ивановна. От нее недавно ушел муж, и она решила всем об этом рассказать. Аплодисменты!
Аплодисменты, проигрыш музыки в оркестре.
Добрый день, Нина Ивановна! Расскажите, что вы испытали, когда от вас ушел муж? ГОСТЬЯ. Когда от меня ушел муж, я испытала стресс… ВЕДУЩАЯ ШОУ. Вы не могли есть? ГОСТЬЯ. Нет, я ела, но без аппетита. ВЕДУЩАЯ ШОУ. Но вы преодолели свой стресс? ГОСТЬЯ. Да, я его преодолела.
ВЕДУЩАЯ ШОУ. Как вы его преодолели, Нина Ивановна?
ГОСТЬЯ. Мне помогла народная целительница Клава!
ВЕДУЩАЯ ШОУ. Нина Ивановна, сюрприз для вас: мы пригласили народную целительницу Клаву к нам в студию! Аплодисменты!
Аплодисменты. Тишуков замечает вошедшего КАМИНСКОГО, убирает пультом звук, и некоторое время Ведущая и Гостья разевают рты беззвучно…
ТИШУКОВ. Как они это смотрят?
КАМИНСКИЙ. С наслаждением.
ТИШУКОВ. Бараны.
Щелкает пультом, и Ведущая шоу с Гостьей исчезают.
КАМИНСКИЙ. Ну, в общем — наше счастье, что бараны.
ТИШУКОВ. Зачем пришел?
КАМИНСКИЙ. Завтра обращение к народу.
ТИШУКОВ. К какому народу?
КАМИНСКИЙ (на телевизор). Да все к этому.
ТИШУКОВ. А, да.
КАМИНСКИЙ. Там есть одно место, про новые горизонты. Я хотел уточнить.
ТИШУКОВ. Дай сюда. Потом посмотрю.
КАМИНСКИЙ. На восьмой странице, внизу.
ТИШУКОВ. Как Маша?
КАМИНСКИЙ. Что?
ТИШУКОВ. Я спросил: как — Маша.
КАМИНСКИЙ. Сестра? А откуда вы?..
ТИШУКОВ. Профессия…
Пауза.
КАМИНСКИЙ. Мы почти не общаемся. С самого суда.
ТИШУКОВ. Это был — восьмидесятый?
КАМИНСКИЙ. Восемьдесят первый. Второе февраля восемьдесят первого года. Черемушкинский районный. Она даже не навестила меня на поселении. (Пауза, спокойно.) Я же оговорил Савельева и Брашковича, помните?
ТИШУКОВ. Как не помнить — я тебе текст диктовал.
КАМИНСКИЙ. А, да, правда… Вы писали тексты — мне! Смешно все-таки получилось, да? (Пауза.) Так вот… У нее был роман с Брашковичем.
Тишуков, поперхнувшись кальяном, закашливается. Пауза.
КАМИНСКИЙ. А-а, понятно. Она ходила к вам просить за меня?
ТИШУКОВ. За вас. За всех троих.
КАМИНСКИЙ. Ну да. Маша была очень красивая… Черт возьми! (Пауза.) Она давно уехала. (Пауза.) А Брашкович повесился, вы в курсе?
ТИШУКОВ. Не в курсе.
КАМИНСКИЙ. Не отслеживали?
ТИШУКОВ. Было много работы.
КАМИНСКИЙ. Я помню вашу работу.
Пауза.
ТИШУКОВ. Это же все сон, правда?
КАМИНСКИЙ. Что?
ТИШУКОВ. Ну это, все.
КАМИНСКИЙ. Не знаю. Брашкович повесился по-настоящему.
ТИШУКОВ. Каждый решает за себя. Не надо было лезть против государства.
КАМИНСКИЙ…рабочих и крестьян?
ТИШУКОВ. Неважно, как это называется! Плевать на слова. Государство! Система должна быть твердой, иначе тут все разнесут в клочья.
КАМИНСКИЙ. Поскольку все это сон, хочу вам напомнить, что про государство и клочья — это я же вам и писал.
ТИШУКОВ. Да?
КАМИНСКИЙ. Ага.
ТИШУКОВ. Какая разница? Неважно, кто что кому писал. Важно, кто что сделал. А я сделаю здесь великую страну!
КАМИНСКИЙ. Про великую страну тоже я писал.
ТИШУКОВ. Слушай, ты чего такой смелый сегодня?
КАМИНСКИЙ. Так сон!..
ТИШУКОВ. Ты уверен?
КАМИНСКИЙ. Почти. Если проснусь в пыточной, значит, не сон.
ТИШУКОВ. Х-хе… М-да. (Пауза.) А я первое время просыпался тут и щипал себя: неужели правда?
КАМИНСКИЙ. И что?
ТИШУКОВ. Ну, что. Опять просыпался, снова щипал… Весь в синяках страной руководил… Оказалось: правда.
КАМИНСКИЙ. А я уснуть не могу. Вообще.
ТИШУКОВ. Как это?
КАМИНСКИЙ. Так. Не сплю, уже давно. «Макбет зарезал сон».
ТИШУКОВ. Кто? А-а, ну это…
КАМИНСКИЙ. Шекспир.
ТИШУКОВ. Да. Читал.
КАМИНСКИЙ. Не читали.
ТИШУКОВ. Ты знаешь что? — завязывай хамить. А то: сон, не сон, а прищемлю что-нибудь, будет больно.
КАМИНСКИЙ. Хорошо, хорошо… Не буду. (Про кальян.) Можно?
ТИШУКОВ. Нужно.
Каминский берет кальян, втягивает. И вдруг снова — глухой отчаянный стук, как ключом по обшивке. И гул глухих голосов, неразборчивый, но отчетливо слышный… Тишуков тихо стонет.
КАМИНСКИЙ. Зуб?
ТИШУКОВ. Причем тут!.. Ты что, не слышишь?
КАМИНСКИЙ (закрывая глаза). Слышу. Ветер.
Стук раздается снова и снова.
ТИШУКОВ. Да нет же, вот!
КАМИНСКИЙ. На поселении ветер гудел над крышей все время. Такая тоска! Наружу не выйдешь, все забыли… Замело — как не было тебя никогда! Лежишь, воешь тихонечко в тон… Какая демократия? Напиться и бабу. Хотят они урядника — чего мы лезем со своим Руссо? Жан-Жак, бля.
