Виктор Шендерович - Текущий момент и другие пьесы
ТОЛСТЫЙ (Долговязому). Вот, уже начал говорить правильные слова. А ты не верил!
ЯСЕНЕВ. Отлично. Более подробный текст мы подготовим, когда Дед подпишет указ.
Пауза.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Дошло наконец.
ТИШУКОВ. Когда?
ЯСЕНЕВ. Дед подпишет указ, когда мы его перед ним положим. ТОЛСТЫЙ. И дадим ручку. ДОЛГОВЯЗЫЙ. Он очень старенький…
ТИШУКОВ. А он обо мне знает?..
ЯСЕНЕВ. Ну как же! Он вас сам выбрал!
ТОЛСТЫЙ. Когда узнал, что вы существуете
ДОЛГОВЯЗЫЙ. У Деда — дети, внуки. Он теперь хоть что подпишет.
ЯСЕНЕВ. Ушли на хер.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Уже.
Уходят, переговариваясь:
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Как заволновался, заметил?
ТОЛСТЫЙ. А ты бы не заволновался?
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Да меня бы кондратий хватил!
ТОЛСТЫЙ. Не, он хорошо держится, молодец.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Школа!
ТОЛСТЫЙ. А то!
Голоса стихают. Ясенев указывает на освободившийся стул.
ЯСЕНЕВ. Теперь спрашивайте.
ТИШУКОВ (сев). Что я должен делать?
ЯСЕНЕВ. Во-первых, не волноваться. Все под контролем.
ТИШУКОВ. Я никогда не был…
ЯСЕНЕВ. А вот и будете.
ТИШУКОВ. Я думал, что…
ЯСЕНЕВ. Он до сих пор так думает.
Пауза.
ТИШУКОВ. Ни фига себе баян.
ЯСЕНЕВ. Ну, в общем, да. А с другой стороны: почему бы и не вы? Вы умный, смелый. Честный!
ТИШУКОВ. Я?
ЯСЕНЕВ. Вы, вы! Что вы как маленький. Привыкайте. Вы скоро многое про себя узнаете, из телевизора. А многого, напротив, никто не узнает. Например, про железную дорогу.
ТИШУКОВ. Какую железную дорогу?
ЯСЕНЕВ. Не валяйте со мной ваньку. Петя! Со мной — не надо.
ТИШУКОВ. Простите.
ЯСЕНЕВ. На первый раз, пожалуй, прощу. Значит, договорились: про дорогу никому рассказывать не будем. Вывод активов, кому это интересно?.. Про акционерное общество «Кольцо Нибелунга» тоже никому не расскажем, правда? Оно же закрытое, зачем о нем рассказывать?
Тишуков кивает.
ЯСЕНЕВ. Ну, вот и славно (похлопывает его по щеке)… Петя. Значит, договорились. Освоиться вам помогут, что делать, расскажут. Родина отнесется с пониманием и к материальной стороне вопроса… Не бесплатно же вам этот геморрой, правда?
Пауза.
Молодец. Вот что промолчал — молодец. Хвалю!
ТИШУКОВ. Как это будет?
ЯСЕНЕВ. В соответствии с законом, Петр Петрович! В полном соответствии с законом, только очень быстро, чтобы никто очухаться не успел. Да вот сейчас и начнем!
Под оркестровый проигрыш возвращаются ТОЛСТЫЙ и ДОЛГОВЯЗЫЙ: один с сантиметром на шее, другой с блокнотиком. Начинают измерять и обследовать Тишукова — один говорит, другой записывает.
ТОЛСТЫЙ. Сто шестьдесят девять. Восемьдесят два. (Заглядывает в рот.) Тридцать один. (Берет за пульс.) Семьдесят в минуту. (Заглядывает в глаза.) Глаза серые. (Обнюхивает.) Потливость средняя. (Наклоняет Тишукову голову, смотрит в темечко.) Водолей. (Берет ладонь.) Линия жизни в норме.
Входит КАМИНСКИЙ. Ему под пятьдесят, одет с демонстративной небрежностью. На ходу изучает записи в блокноте. На ходу же, привычным жестом, вынимает из рук Долговязого листок, и начинает изучать свежие записи.
ЯСЕНЕВ. Ну хорошо — кажется, процесс пошел. (Протягивая визитку.) Здесь мои телефоны. Звонить по любому вопросу. Стесняться не надо. Вы не должны теперь стесняться.
ТИШУКОВ. Спасибо.
ЯСЕНЕВ. У вас будет возможность выразить мне благодарность. А пока что (кивок на Каминского) — поработайте с Павлом Марковичем.
Цокает несколько раз. На цокот выбегает КАРЛИК с портфелем и двумя мобильными телефонами.
КАРЛИК (отдавая мобильные). Сергей Ильич! Звонили из «девятки», со Старой площади два раза и Панфил Никитич из управления. В четыре у вас обед в Грановитой палате с Шуйским.
ЯСЕНЕВ. Помню, помню…
Уходят, разговаривая.
КАМИНСКИЙ. Добрый день.
ТОЛСТЫЙ (горячим шепотом, в ухо Тишукову). Это наш дежурный пигмалион, Каминский фамилия, небось слыхали?
ДОЛГОВЯЗЫЙ (в другое ухо). Лучший по профессии! Будет делать из вас человека.
КАМИНСКИЙ. Улыбнитесь, пожалуйста. (Пауза.) Ну улыбнитесь же!
ТИШУКОВ. Зачем?
КАМИНСКИЙ. Просто так.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Типа от любви к людям как бы!
Пошутив, Долговязый сам громко прыскает, тут же получает «вселенскую смазь» от Каминского — и падает на пол. Толстый радостно ржет и тоже получает «смазь». Каждый удар сопровождается ударами цирковой тарелки.
КАМИНСКИЙ. Петр Петрович, у нас очень мало времени. А профессия для вас новая, улыбаться придется как бура-тине. Ну! Три-четыре!..
Тишуков не улыбается.
ТИШУКОВ (тихо). Не глухой.
КАМИНСКИЙ. Ладно. Будем тренировать мышцы лица. Теперь по биографии: она у вас так себе, на троечку. Надо подкорректировать.
ТИШУКОВ. Нормальная у меня биография.
КАМИНСКИЙ. Я в курсе. А нужна выдающаяся! В вас дети должны играть, как в Чапаева! Вы в детстве в кого играли?
ТИШУКОВ. Я?
Сзади появляется МАМА — в халате и бигудях.
МАМА. Пе-тя! Домой.
ТИШУКОВ (отвечая на вопрос Каминского). Не помню.
МАМА. Петя!.. Что ты там делаешь?
Каминский растворяется в полутьме. Оркестр заводит песню «Внимание, на старт!»
ТОЛСТЫЙ (выступая вперед и обретая повадки пятнадцатилетней шпаны). Принес?
Тишуков мотает головой. Ему сейчас — лет тринадцать.
ТОЛСТЫЙ (Долговязому). Костян, он не принес! ДОЛГОВЯЗЫЙ. Где монета, сопля? (Пауза.) Ты что, сопля, борзый стал? Ты борзый, да?
ТИШУКОВ (тихо). Собаки борзые.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Что?
ТИШУКОВ. Собаки борзые. ДОЛГОВЯЗЫЙ. Что сказал?
Долговязый бьет ему поддых; через секунду он уже сидит на Тишукове, а Толстый держит Тишукову руки. Долговязый сдавливает Тишукову горло.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Борзых лечат. Говори: я говно!
Тишуков хрипит.
Я! Говно!
ТИШУКОВ. Пусти!
ТОЛСТЫЙ. Наварить ему, Костян?
ДОЛГОВЯЗЫЙ (подсказывая Тишукову текст). Я! Говно!
ТОЛСТЫЙ. Наварить?
ТИШУКОВ. Гады!
ДОЛГОВЯЗЫЙ (сдавливая горло). Я! Говно! ТИШУКОВ (хрипит, задыхаясь). Я. гов. ДОЛГОВЯЗЫЙ. Не слышу!
ТИШУКОВ. Я. говно.
Пауза. Долговязый отпускает руки с горла Тишукова и демонстративно вытирает их о Тишукова.
ДОЛГОВЯЗЫЙ. Ф-фу! (Толстому.) Отпусти его, а то запахнешь. (Тишукову.) Завтра принесешь монету, говно. И не дай бог!.. Фу-у… (Зажимает нос.)
Толстый радостно ржет. Оба исчезают, как и не было. Тишуков лежит еще несколько секунд, потом садится. Пауза.
МАМА (выступая из полутьмы). Ну вот, ничего не съел. Сколько можно ковыряться?
ТИШУКОВ. Сколько хочу, столько и ем.
МАМА. Все уже холодное.
ТИШУКОВ. Отстань!
МАМА. Как ты разговариваешь с матерью?
Замахивается, чтобы дать подзатыльник. Тишуков на лету ловит руку и выламывает пальцы.
МАМА. А! Идиот! (Рыдая, убегает. Уже из полутьмы.) Зачем я тебя родила?
ТИШУКОВ (вскакивая, вслед). Я тебя не просил! Я не просил меня рожать!
Из полутьмы возвращается КАМИНСКИЙ.
КАМИНСКИЙ. Ну хорошо: детство, материнская любовь — это мы придумаем. Юношеская романтика — турпоходы там, первая любовь, вся херня. — тоже без проблем. А вот давайте мы с вами, Петр Петрович, подумаем, что делать с ГБ.
ТИШУКОВ. С ГБ?
КАМИНСКИЙ. Ну да. Все-таки, знаете, не Оксфорд. Надо как-то приладить эту страницу вашей биографии к роли будущего лидера страны. Порвавшей, как назло, со своим тоталитарным прошлым. Пауза.
ТИШУКОВ. Думаете, я вас не вспомнил?
КАМИНСКИЙ. Думаю, вспомнили. Я уж вас точно не забуду.
148
ТИШУКОВ. Еще бы. Страшно было?
КАМИНСКИЙ. Противно.
ТИШУКОВ. Страшно вам было, страшно… Павел Маркович!
КАМИНСКИЙ. Майор! Если вас до сих пор раздражают евреи, это надо скрывать. Теперь уже надо. Но, в сущности, это теперь тоже моя работа — обучить вас нужным словам…
