Милая моя… - Альфред Зайнуллин
В этот же вечер она потеряла очень ценную вещь, скорее она так думала. Радио было подарено ей мужем Владимиром, которого она безумно любила. Именно во времена его жизни у них в семье были процветающие времена, хоть и тоже тяжёлые. Сейчас же… Понемногу она теряет всё, что приобрела тогда, как и её сын.
—
Мам, ты пришла. — Прозвучал голос Арсения, даже не заходившего в зал, что бы не увидеть мать.
—
Арсений, иди сюда. — Сказала она, смотря на радио и до сих пор сдерживая накапливаемый порыв эмоций.
—
Да что такое…? — Произнёс сын, войдя в зал.
—
Ты хоть под ноги смотреть научись, или не ставь радио так близко к себе… Хотя теперь ты его уже не поставишь. — Сказала она, не осмелившись посмотреть в глаза сыну.
Она всё так же смотрела на радио, не желающее издавать хоть какой-то звук.
—
Да чё уж тебе, сложно отнести его на ремонт? — Сказал Лёша, явно не хотя оставаться стоя перед матерью.
—
Опять мне на тебя деньги тратить, ты хоть попробуй заработать сам, а то совсем не уважаешь мой труд… — Сказала она сдавленным голосом, после чего подняла глаза на сына.
—
Опять тратить деньги, опять тратить чёртовы деньги! Ну конечно, это же ты на меня потратишь деньги, не для нас обоих! — Сказал возмущённый Лёша.
—
Ты же понимаешь, что это ты его сейчас сломал, а пользуешься им как раз-таки только ты. — Сказала Любовь, смотря сыну уже прямо в глаза.
—
Я ещё и виноват! Я вообще поставил его близко, потому что хотел сделать уроки, на день матери стих написать как раз-таки, это ты меня не уважаешь! — Сказал он возмущённо, постоянно смотря в разные стороны.
—
Может лучше хотя бы извинишься, а не будешь возмущаться. — Сказала женщина, пытаясь мирно решить конфликт.
—
За что извиняться!? Это я ещё и унижаться должен, а может ты лучше перестанешь ко мне придираться, и просто сдашь на ремонт? Задолбала меня во всём винить… Правильно мои друзья говорят, мать у меня сумасшедшая, даже нормально к гостям отнестись не может, сразу же запретила гостить, высокомерная! — Сказал он возмущённо, нервно и иронично по отношению к матери.
—
Эти же друзья заставили меня час убирать дом после 12 часовой смены. Может сами бы хоть поработали где? Даже уроки ведь не делают…
—
Они прибирались, сами мне сказали, что всё убрали! — Сказал Арсений.
—
Что ты мне врёшь!? — Уже начиная срываться от такой наглости, начала ругаться Любовь Даниловна.
—
Не ори на меня!! Иди пей свой чай, а то я с голоду умру сейчас. — Сказал Арсений, уходя в свою комнату.
—
Стоять! Я тебя не отпускала. Хватит терпеть это! Отца не стало и ты совсем распоясался, я даже не помню последние твои тёплые слова или хотя бы грубую помощь, ты вообще ничего не делаешь!
—
Заткнись! Иди к чертям, не трогай меня, я ещё стих хотел ей написать, неблагодарная! — Услышала добивающие слова мать…
Ссоры у них были почти каждый день, однако так нагло сын никогда не высказывался, потому что стычки были на узкие темы, а тут стоило матери хоть что-то высказать по отношению к сыну, пошла серьёзная ответочка.
—
Ты как вообще позволяешь себе такое говорить!? Я же знаю, что это тебе твои дружки собутыльники всё это навязали, в тебе почти ничего отцовского не осталось! — Сказала, вдруг возобновив сдерживание эмоций, Любовь Даниловна.
После своего высказывания, она простояла в коридоре несколько секунд в тишине, которую нарушил грубо распахнувшаяся дверь комнаты сына. Тот вышел с бутылкой пива и ещё одним радио… Радио, которое подарил ему отец на день рождения, когда он в тот же год скончался… Тогда Лёша поклялся не трогать это радио, а оставить как памятник. Тогда он умел красиво говорить, а сейчас…
Любовь Воробьёва ахнула от изумления, когда Арсений буквально протаранил её своим шагом, будто она была для него заклятым врагом и обидчиком.
Арсений подошёл к креслу в зале, спихнул оттуда на пол крошки от пирожков с мясом, поднёс стол и уселся на это кресло. Поставив на стол радио, он включил на полную громкость канал со страшными рассказами о преступниках, убийцах и похитителях, которых либо поймали и казнили, либо которые до сих пор на свободе проводят свои коварные и бездушные деяния. Он с наглым и гордым лицом сидел на кресле и пил пиво, положив одну ногу на другую.
Любовь Даниловна начала что-то жалобно говорить, но сын её не слушал. В конце концов она не выдержала и заплакала. Арсений увидел это и немного повернул колёсико громкости, сбавив силу звука. Его мать уже одевалась и громко ругалась. Арсений ничего не разобрал, однако всё-таки одна фраза дошла до его ушей.
—
Отец будет недоволен твоим поведением!! — Сказала она громко, хотя на этот раз сдержалась и ничего провокационного по отношению к сыну не сказала.
Дверь захлопнулась, а Алёша всё продолжал пить. Вскоре он взбесился и выключил радио, выбросив пустую алкогольную ёмкость на пол, от чего она разбилась…
—
Дура, такая дура! Куда она пойдёт? Да она в одиночку сама погибнет морально. У тебя ведь даже нормальных друзей нет, мать! — Сказал грубо и злобно пьяный Арсений, уже плетясь ногами, идя в комнату. Там он достал листок с начатым стихом и ручку…
Вот так он продолжил своё творение:
«Милая моя…
Отправляйся на кладбища,
Хоть в мир пеплища,
Только не беси меня
Дура»
Перечитав строки, он жирно зачеркнул последнее слово и оставил это четверостишие красоваться на своём столе. Бросив ручку на стол, он свалился на кровать и заснул… Храпом своим глушил он все звуки в доме.
Свет солнца уже бился во все возможные окна, но до Лёши они не
