Бертольт Брехт - Что тот солдат, что этот
Джесси. Стой! Хватит! Черт вас подери! Вот еще придумали! Ой, моя шея!
Солдаты. Что значит — шея? Тяни, Джекки.
— Хватит! Он уже весь посинел.
Джесси. Помогите!
Гэли Гэй. А я перетянул! Я перетянул!
Полли. Вот видите? Что вы теперь скажете? Приходилось ли вам когда-нибудь встречаться с такой жестокостью? Но теперь эта противоестественная лживость получит по заслугам.
Шумные аплодисменты.
Дело в том, что ты ужасно заблуждался. Когда ты стал так жестоко тянуть, то доказал вовсе не то, что собирался доказывать, а доказал нечто прямо противоположное. А именно то, что ты никогда не мог быть ни сыном, ни дочерью этой многострадальной матери. Таким образом, ты сам вытянул правду на свет божий, Джекки Полл!
Солдаты. Ого!
— Браво!
— Возмутительно!
— Хороша семейка!
— Убирайся к чертям, Джекки, с тобой все кончено!
— Это надувательство.
— Не уступай, держись за правду, Джекки!
Полли. Итак, господа, я думаю, что этого достаточно. Таким образом, наше доподлинное, главное доказательство можно считать завершенным. Слушайте меня внимательно, господа. Очень прошу прислушаться ко мне и тех, кто вначале думал, что нужно скандалить, а также тех, кто поставил свои денежки на этого изрешеченного доказательствами слоненка, веря, что он не является убийцей. Слушайте все, этот слоненок — убийца! Этот слоненок, который вовсе не дочь своей почтенной матери, как он утверждал, а, напротив, сын, как я это доказал, но также и не сын, как вы сами в этом убедились, и вообще не дитя этой матери, которую он, в общем, убил, хотя она и стоит здесь у вас на глазах так, словно с ней ничего и не случилось, что, впрочем, вполне естественно, хотя и никогда и нигде еще не бывало, как я вам доказал, а вообще я доказываю все, а утверждаю еще больше, и тут уж меня не собьешь ничем, и я настаиваю на всем, что мне кажется, и доказываю даже то, что только кажется, почему и спрашиваю вас: разве что-нибудь может существовать без доказательства?
Аплодисменты становятся все более неистовыми.
Без доказательств человек вообще не человек, а обезьяна, как это уже доказал Дарвин, и где бы тогда был прогресс? И если ты еще хоть бровью поведешь, ты, жалкое ничтожество, ты, начиненный ложью слоненок, фальшивый до мозга костей, то я вообще докажу — что, впрочем, я сделаю при всех условиях, и это, пожалуй, самое главное во всем нашем деле, господа, — что этот слоненок вообще не слоненок, а в лучшем случае Джерайа Джип из Типерери.
Оглушительная овация.
Солдаты. Ура!
Гэли Гэй. Так не годится!
Полли. А почему не годится?
Гэли Гэй. Потому что это не по правилам. Возьми свои слова обратно.
Полли. Ведь ты убийца.
Гэли Гэй. Это неправда!
Полли. Ведь я же доказываю это, доказываю, доказываю.
Гэли Гэй, крякнув, набрасывается на банановое дерево. Подставка шатается под его натиском.
(Падая.) Вот видите, вот видите!
Уриа. Ну теперь ты уже явный убийца. Полли (со стоном). И доказал это я.
Занавес
Уриа. Скорей, песню!
Четверо участников спектакля (поспешно выстраиваются перед занавесом и поют).
Эх и весело жилось нам в Уганде![3]За семь центов получали кресло на веранде.Там сражались в покер мы со старым тигром,Эх, игра лихая, страсти, как в бою.Шкуру президента[4] мог у нас он выиграть,Сам поставив шляпу ветхую свою.Мирная луна сияла нам в Уганде!Мы играли, пока утро осветило стол,Ветер от росы размяк,Поезд наш давно ушел.Ну какой еще смельчакСтал играть бы в покер такС тигром, что надел пиджак?За семь центов снявши кресло на веранде...
Солдаты. Уже конец? Ну нет, так получается чертовски несправедливо.
— Разве это хороший конец? Так нельзя кончать.
— Подымай опять занавес! Продолжайте играть!
Полли. Это что еще значит? Ведь у нас уже пьеса кончилась, больше текста нет! Будьте благоразумны, пьеса окончена.
Солдат. Это величайшее бесстыдство. Такого я никогда еще не видел. Это же чистейшей воды халтура! Это противоречит здравому смыслу!
Группа солдат решительно поднимается на сцену.
Солдаты. Мы требуем, чтобы нам вернули деньги за билеты. Либо завершайте пьесу про слоненка приличным концом, либо в две секунды выкладывайте все монеты сюда на стол, понимаешь ты, месяц Куч-Бихара?
Яростные протесты.
Полли. Позвольте, мы решительно возражаем. Здесь была показана чистейшая правда.
Солдат. Боюсь, что это мы вам сейчас покажем чистейшую правду.
Полли. Все потому, что вы не понимаете искусства, не умеете себя прилично вести с деятелями искусства.
Солдат. Хватит болтать!
Гэли Гэй (после зловещей паузы). Я хотел бы, чтоб меня правильно поняли. Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я готов защищать все показанное здесь.
Полли. Браво, начальник!
Гэли Гэй. Итак, чтоб все сразу было ясно — у меня есть предложение: тому чудаку, который особенно настойчиво требует деньги обратно, я предлагаю, не откладывая, провести со мной небольшой матч бокса на восемь раундов и в перчатках по четыре унции.
Солдаты. Не робей, Таунли!
— Утри хоботок этому слоненку!
Гэли Гэй. Ну что же, посмотрим. И, я надеюсь, тогда уж, дорогие мои, мы все увидим, правда ли то, что вам здесь показывали, и хороший ли это был спектакль или плохой.
Все уходят на боксерский матч.
Примечания
I
О режиссуре
Когда комедия "Что тот солдат, что этот" ставилась в Берлине {В Штаатстеатре (Государственном театре) в 1931 г.}, то для постановки этой пьесы-притчи были применены необычные средства. Солдата и сержанта с помощью ходулей и проволочных каркасов превратили в сверхъестественно высокие и сверхъестественно широкие чудища. На них надели полумаски и приделали им огромные руки. В конце концов и грузчик Гэли Гэй превращался в такое же чудовище.
Отчетливо были отделены друг от друга все четыре превращения (превращение солдата Джерайа Джипа в божество, превращение сержанта Ферчайлда в штатского, превращение трактира в пустое место, превращение грузчика Гэли Гэя в солдата).
Все части декорации служили одновременно и реквизитом. Так, например, в глубине сцены были установлены обтянутые холстом большие металлические рамы. И в то время, когда происходило превращение Гэли Гэя, на этих экранах возникали два изображения: Гэли Гэй до превращения и после него. Когда Гэли Гэй пробуждался после расстрела, он лежал под вторым экраном. Световым лучом на экране отмечались порядковые номера последовательных этапов превращения. Сцена была оборудована так, что, устранив некоторые части декорации, можно было полностью изменить обстановку.
Пока владелица трактира исполняла песню "о том, что в мире все течет", она успевала осуществить три дела. Сперва она убирала холщовые навесы. Не переставая петь и повернувшись лицом к публике, трактирщица шла вдоль рампы и палкой с железным крюком убирала два навеса. Затем она стирала их. Став на колени у отверстия в полу сцены, она опускала в него грязные куски холста, делала такие движения, словно полощет их в воде, после чего вытягивала уже чистые холсты; и наконец, в-третьих, она их складывала. Трактирщица и солдат Уриа Шелли растягивали холсты (от навесов) через всю сцену и складывали, держа их отвесно.
Превращение сержанта Ферчайлда в штатского (номер четвертый — А) отчетливо выделялось как вставной эпизод: до и после этой сцены опускался внутренний занавес. Помощник режиссера выходил на авансцену с текстом в руках и на протяжении всего эпизода читал вслух подзаголовки.
Вначале он объявлял: "Вставной эпизод: высокомерие и унижение великой личности".
После реплики "...ведь сейчас это штатский человек" он читал: "В то время как армия выступает в поход, сержант Ферчайлд из личных побуждений посещает вдову Бегбик".
После слов "Заткнись ты, штафирка!.." он читал: "Горький опыт не научил его. И в штатской одежде он все же попытался воздействовать на вдову, используя славу своего солдатского имени".
После слов "...Пожалуйста, ради меня!" он читал: "Чтобы покорить вдову, он стал опрометчиво демонстрировать свое искусство стрелка".
