Доброе имя - Константин Михайлович Симонов
Черданский (взмахнув папкой). Я опираюсь на документы!
Брыкин. Вот именно, что опираетесь! А правда в костылях не нуждается! Да, в общих чертах в институте есть элементы склоки, это верно. А, в частности, вы назвали склочником не того человека, которого надо было назвать. Вот вам оно, ваше «в общих чертах»! Какие выводы? Во-первых, не откладывая ни на один день, исправить ошибку газеты и восстановить доброе имя человека! Во-вторых, Черданский тут только что в своей речи, по-моему, совершенно ясно еще раз показал нам, что у советской печати и у него — разные принципы! Она не подходит для него, а он — для нее. Что касается Санникова, то он всего полгода в редакции, работник еще зеленый. Черданский со своим умением пустить пыль в глаза заставил его в этом деле плясать под свою дудку. Стыдно, но думаю — еще поправимо. (Санникову.) Поскорей забудьте все, чему учил вас Черданский, и без барства пойдите и посидите год-два на читательских письмах в отделе у товарища Крыловой. Это вам будет полезно. Может быть, там наберетесь настоящего ума-разума. Теперь о Широкове. Он не мальчик, и если бы он стал сейчас на позицию Черданского, я бы, например, не мог дальше работать с ним. Но он честно помог нам восстановить тяжелую для него, как для автора фельетона, истину, и поэтому я верю — он может и должен загладить свою вину, работая здесь рядом с нами! Наконец, я не знаю, что скажет Антон Андреевич, но и наша с ним вина большая. У нас на глазах появился этот фельетон, у нас на глазах позорным путем пошло его расследование. Я, в частности, несу ответственность за то, что мы не разобрались с этим делом по крайней мере на полмесяца раньше.
Дорохов. Кончил?
Брыкин. Кончил.
Дорохов. Хотел вместе с Акоповым высказаться после всех, но (Брыкину) в связи с твоим неверным выступлением придется подать реплику. Во-первых, о себе. Напрасно тут товарищ Брыкин говорил, что мы с ним напечатали фельетон и мы с ним вели расследование, как он выражается, позорным путем. Я с себя на других ответственность сваливать не привык. Вам, товарищ Брыкин, с самого начала не особенно нравился этот фельетон, и я это помню. И расследование без вас началось, так что и здесь главный ответ на мне. Это — о себе. (Встает.) Теперь о других. Тут товарищ Брыкин, очень строгий в оценке Черданского, оказался либералом в оценке других. Черданского мы, разумеется, выметем железной метлой. Но этим мы не ограничимся, как думает товарищ Брыкин! Санникову не пять лет. Он вуз кончал! Пусть отвечает за свои поступки. Нам не нужны люди, которые, как пешки, готовы делать что угодно, по заданиям Черданских! А что касается Широкова, то тут, как видно, товарища Брыкина просто подвели приятельские отношения. Областная газета будет перед сотней тысяч читателей признавать, что фельетон Широкова — клевета! Так или не так? А в свете этого — признал или не признал Широков свои ошибки — факт его личной биографии и только! Мы не будем держать в редакции человека, чья фамилия стояла под клеветническим фельетоном. С такими людьми цацкаются либералы… Я с такими людьми привык расставаться! (Садится.)
Широков молча встает, поворачивается, идет к двери.
Широков!
Широков уходит.
Вот он — весь, как на ладони!
Крылова (вставая). Я прошу слова.
Дорохов. Говорите.
Крылова. Почему вы решили избивать кадры, товарищ Дорохов?
Дорохов. Поосторожней с формулировочками!
Крылова. Нет, это вы поосторожней с людьми! Почему вы при первой же ошибке ставите крест на таком молодом работнике, как Санников? Что ж он, по-вашему, уйдет отсюда и нигде не будет работать? Будет! А вы хотите сбыть его с рук — пусть другие с ним возятся, только бы не мы! А с Широковым… я просто ушам не верю, что вы здесь говорили!
Черданский. Я думаю, что не только в речи товарища Брыкина, но и в вашей защитительной речи играют роль кое-какие личные отношения.
Крылова. Не утруждайте себя намеками. После того как говорил здесь Широков, мне не стыдно сказать, что я люблю этого человека. Я готова выйти замуж за этого человека (поворачивается к Дорохову, с вызовом) и, между прочим, независимо от того, уволите или не уволите вы его из редакции. И еще имейте в виду: я как коммунист буду бороться до конца против вашего решения уволить Санникова и Широкова, потому что это решение неверное!
Дорохов. Ну, это мы еще посмотрим!
Крылова. Неверное, потому что оно принято не ради пользы газеты, а ради вашей личной перестраховки…
Дорохов. Еще чего?
Крылова садится.
Кто еще просит слова?
Санников (встает). Если только я останусь в нашей газете, то я обещаю товарищам, что буду работать так честно, так изо всех сил, как никогда. В общем, поверьте мне!.. Я… я…
Дорохов (нетерпеливо). Ну ты, ты, что дальше-то?
Санников (сбитый этой репликой, подавленно). Все… (Садится.)
Дорохов (стараясь сохранить выдержку). Ну что, товарищ Акопов, будем закруглять? Твое слово.
Акопов (начинает говорить медленно, с подчеркнутым спокойствием человека, заранее решившего не горячиться, чего бы это ему ни стоило). Вопрос настолько большой и принципиальный, что, наверное, нас еще позовут на бюро обкома. Речь идет не просто об ошибке: речь идет о моральном облике советского газетчика. Товарищ Черданский, вы тут много говорили о защите авторитета газеты, что, дескать, надо бы исправить ошибку, да авторитет газеты не позволяет. Замарали честь советского человека — авторитет советского общества требует, чтобы эта честь была восстановлена открыто, быстро, у всех на глазах. И вдруг оказывается: авторитет газеты этому мешает! Оказывается, авторитет советского общества — это одно, а авторитет газеты — другое! Вы, товарищ Черданский, не только на практике проявили себя как карьерист. Вы под свой карьеризм еще и теоретическую базу подвели. Есть у нас еще такие люди: пока его личные интересы совпадают с общественными — все ничего, живет рядом с тобой человек, как человек. Но стоит ему попасть в обстоятельства, когда обществу нужно одно, а ему — другое,
