Николай Погодин - Минувшие годы
Лина. И много получаете?
Катенька. Это дело относительное.
Лина. Но вы одеты — дай бог каждому. Замужем?
Катенька. Да.
Лина. За кем же?
Катенька. За Черемисовым.
Пауза.
Лина. Нет, вы шутите! Ну разве это правда? За Черемисовым! Он здесь — вы где-то… То есть я, конечно, предсказывала, но десять лет! Когда это случилось? Ничего не понимаю.
Катенька (мягко). Мы решили ждать, пока я доучусь. Потом меня оставили при кафедре, потом мне надо было завершить определенный цикл намеченных работ.
Лина. А он ждал и ждал, несчастный!
Катенька. Если здесь несчастье, то мы оба жили одним несчастьем.
Лина (доля отчаяния). Значит, любовь!.. Да, он такой. Каменный характер. Боже мой, какие судьбы у людей! Его не переломаешь. Я ничего, не жалуюсь-.. Но что же получилось в итоге? Я пошла по проторенной дорожке. Ты… простите, говорю на ты… Вот вам и Катенька. Девочка из беспризорных. Ах, какие судьбы у людей! Вот бы сыграть такую. Да разве у нас напишут? А вы не спросите, как я? Живу, представьте себе, и не так уж скучно. О чем мечтала с детства, того достигла. Играю кое-как. В Москве не удалось устроиться, — там нашего брата на сцену лезет — не протискаешься. Здесь выстроили замечательный театр. Кто это сказал, что лучше быть первым на периферии, чем вторым в столице? Кто это сказал? Периферия очень выросла.
Катенька. Юлий Цезарь…
Лина. Зритель изумительный, плакаться не приходится Есть независимое положение, успех…
Катенька (еще мягче). Ведь я же помню, как вы стремились на сцену.
Лина. Да, стремилась. Ради этого стремления эксцентрически полетела вслед за Кряжиным. Но, как говорится, «недолго музыка играла, недолго продолжался бал». Мы с ним расстались очень мило, как друзья.
Катенька. Представьте себе, я встретила Романа Максимовича в Челябинске на вокзале, неделю тому назад.
Лина. Ах вон как, путешествует… А куда едет, не говорил?
Катенька. Поехал на Балхаш работать в горном деле и, как он выразился, жить снова начинать.
Лина. И прекрасно. Что-нибудь сказал о наших прежних отношениях? Может быть, наплел чего-нибудь? Он не тонкий, нет.
Катенька. Нет, ни слова не сказал.
Лина. Это даже мило. Все-таки он честный человек. Не выдающаяся личность. Но я не осуждаю.
Катенька. Вы уж извините, я пойду. Я ведь еще и не была у них.
Лина. Сказано не так. Вы можете сказать — «у нас».
Катенька. Да, пожалуй. Придется привыкать. До свидания, Ангелина Тимофеевна.
Лина (актерски). До свидания, дорогая, до свидания, душечка. (Расцеловала.) Ах, я вас запачкала, простите. Желаю вам всяческого счастья, на веки вечные. Приходите ко мне на концерт. Стихи молодых казахских поэтов читаю. Театрализованное выступление. Волнуюсь ужасно.
Катенька ушла. Выходит группа молодежи.
Молодой человек. Добрый вечер, Ангелина Тимофеевна. А мы вас ждем с нетерпением. Зал полон. Что вы будете читать?
Лина и молодежь уходят Входят Жданович. Месяцев и Чильдибай.
Чильдибай. Месяцев, давай путевку.
Месяцев. Какую путевку?
Чильдибай. Пойду учиться.
Месяцев (удивленно). Куда учиться? Чему учиться? Жену, детей бросишь и пойдешь учиться?
Чильдибай. Жену, детей брошу, пойду учиться.
Жданович, не вмешиваясь, с интересом слушает.
Месяцев (с досадой). Чорт тебя знает, откуда взбрело в голову! Мастер, десятилетний стаж, дважды орденоносец… Брось, без тебя голова лопается. Видел, Катенька Маева что нам преподносит? Технологию менять надо. Реконструкция. Ты это понимаешь?
Чильдибай (страстно). Конечно. Она баба? Извиняюсь — женщина. Нет. Дама, извиняюсь! Она, дама, может, как хочет менять технологию, да, а орденоносец не может. Это неправильно, обидно. Скажи — нет?
Месяцев. Женщина! Вот что его сразило. Дорогой, успокойся, не страдай. Это глупо в конце концов.
Чильдибай. Я знал, когда она девчонкой здесь работала. Она в женском бараке жила, босиком ходила.
Месяцев (сердится). Ну и что?
Чильдибай. Пойду учиться.
Месяцев. Ну, хорошо, ты пойдешь учиться, я пойду учиться, а кто работать будет?
Чильдибай. Слушай, товарищ Месяцев, я не дурак. Знаю, что говорю. (Вдруг тоже рассердился.) Завтра-послезавтра приедут инженеры, и ты мне скажешь: «Эй, Чильдибай, давай, давай…» (Легонько свистнул, сделал жест отстранения.) Она босиком ходила. Теперь вы за нею бегаете. Что, скажи — нет?
Месяцев (задет). Никто за нею, во-первых, не бегает. А во-вторых, она звезд с неба не хватает. Просто-напросто молодые инженеры три года бились над опытами и добились своего. Она лишь возглавляет коллектив.
Чильдибай. Шутки-дело — возглавляет! Я, ты не возглавляем. Она. Да?
Месяцев (вскипел). Какого чорта ты въедаешься! Она, она… Главное дело — бегаем. Должен, кажется, понимать, что решается огромная идея. Босиком ходила. Митька Месяцев тоже босиком бегал…
Жданович. Верно, Чильдибай, обидно, когда отстаешь. Ордена, заслуги, а отстал. Ужасно.(Месяцеву.) Да, брат, утирают нам с тобой нос. Ничего не скажешь.
Месяцев. Под этим не подписываюсь.
Жданович. А ты пойми сравнительно. Вот уже вырос у нас молодой лес. Смотри, какие тополя!.. Можно обижаться, ничего не признавать, но тополя от этого расти не перестанут… Поймите глубочайшее, решающее — новые люди выросли. Я сравниваю себя с ними в молодости. Иное поколение, новая ухватка, свое мышление. Мы делали карьеру, эти строят государство. Мы о народе рассуждали в общем, идеальном смысле, а этим рассуждать не надо: они и есть самый народ. Она вернулась на завод с новыми большими знаниями. И против правды не попрешь. Суть вещей есть непреложность. Она нас бьет, как хочет. Это громадная тема, Месяцев, громадная.
Чильдибай. Она идет. Молчите!
Месяцев (тихо). Слушай, Евгений Евгеньевич. Вот говорят, будто Дмитрий и она давно супруги.
Жданович (пристально). Нет, ты серьезно?
Месяцев. Говорят…
Жданович (размышляя). Но так упорно скрывать даже от меня… Силен характер!
Месяцев. Характер мы этот знаем. Пойдемте.
Жданович. Вы идите. Я Черемисова здесь подожду. Мне надо предварительно с ним потолковать.
Разошлись. Является Катенька.
Чильдибай. Здравствуй, Катенька, здравствуй! Ай азамат! Молодец! Пойду учиться.
Месяцев и Чильдибай ушли.
Катенька. Евгений Евгеньевич… у вас свидание?
Жданович (приближаясь). Да, с первою звездою.
Катенька. Вы холостяк принципиальный?
Жданович. Нет. Только запоздалый. (Помолчал.) А вы?
Катенька. Что я?
Жданович. Я спрашиваю, собственно, к тому… ваш муж тоже будет здесь работать?
Катенька. Да, он будет здесь со мной работать.
Жданович. Это очень важно.
Катенька. Знаю, знаю.
Жданович. Трудно будет после Ленинграда… Балет… (Вздохнул.) Мариинка. (Вздохнул.) У нас тут Ангелина Тимофеевна сделалась премьершей. Играет ничего, но — Ангелина Тимофеевна.
Катенька. А я, представьте себе, десять лет мечтала вернуться именно сюда. (Вдруг.)Машина, кажется, подъехала?
Жданович. Да… Грузовик. Сегодня тут гулянье. (Продолжает.) Конечно, если дело любишь, вкладываешь душу, то здесь у нас богатые возможности.
Катенька. Я так и думала.
Жданович. Но вам здесь будет трудно с кабинетными теоретическими работами. Мы не академия.
Катенька. А я уже три года соединяю теорию и практику. Что-то получается.
Жданович. Да… получается. Не спорю. Есть у меня к вам еще вопрос. Скажите, пожалуйста, что вас толкнуло на мысль решить именно эту вашу проблему?
Катенька. Не понимаю вас, Евгений Евгеньевич! Неужели вы за дальностью расстояния не видите угрозы? Как можно не думать, не предвидеть, что в дни войны нам неминуемо придется от заводов взять двойную, тройную производительность. Мы утверждаем точно, окончательно, что ваши механизмы при быстрой реконструкции сами собой наполовину, на три четверти подымут выдачу металла. Остальное дадут люди. Вы вдвое увеличите программу. Ведь мы дадим стране как бы другой завод. Даже другой город. Это же не мечты. Это у нас в руках. Трехлетний труд целого коллектива. А вы молчите. Вы целую неделю не даете нам окончательного ответа, занимаете какую-то нейтральную позицию, экзаменуете. Экзаменуйте дальше. Слушаю вас.
