Валентин Герман - Философская драма. Сборник пьес
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Глянь… Этот знак начертан плохо.Наружный угол вытянут в длинуИ оставляет ход, загнувшись с краю.
СВЕТЛОВИДОВ (поднимает табурет и садится на него):
Скажи-ка ты, нечаянность какая!Так, стало быть, ты у меня в плену?Но почему не вылезти в окно?
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Чертям и призракам запрещеноНаружу выходить иной дорогой,Чем внутрь вошли. Таков закон нашстрогий.
СВЕТЛОВИДОВ:
Ах, так у вас законы есть в аду?Вот надо будет что иметь в видуНа случай договора с вашей братьей.
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Любого обязательства принятьеДля нас – закон (со всеми наряду).Мы не меняем данных обещаний.Договорим при будущем свиданье, На этот раз спешу я и уйду.
СВЕТЛОВИДОВ:
Ещё лишь миг, и я потом отстану:Два слова только о моей судьбе…
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Я как-нибудь опять к тебе нагряну,Тогда и предадимся ворожбе.Теперь – пусти меня!
СВЕТЛОВИДОВ:
Но это странно!Ведь я не расставлял тебе сетей,Ты сам попался и опять, злодей,Не дашься мне, ушедши из капкана.
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Согласен. Хорошо. Я остаюсьИ – в подтвержденье дружескогочувства —Развлечь тебя бесплатно я берусь.Я покажу тебе моё искусство.
СВЕТЛОВИДОВ:
Показывай, что хочешь, но – гляди —Лишь скуки на меня не наведи.
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Ты больше обозришь сейчас красотЗа час короткий, чем за целый год.
Делает пасс рукой, вступает музыка, появляется хор эльфов.
ХОР (танцуя):
Рухните, сводыКаменной кельи!С полной свободойХлынь через щели,Голубизна!..В тесные кучиСбейтесь вы, тучи!В ваши разрывыВзглянет тоскливоЗвёзд глубина…
МЕФИСТОФЕЛЬ:
Под сводом этимОтправься ж… к детям,В в Еденье сна!..
Светловидов засыпает, сидя на табурете.
ХОР (поет, танцуя вокруг него):
Эта планетаВ зелень одета.Нивы и горыЛетом в уборыОблечены…И – в притяженьиВечном друг к другу —Мчатся по кругу…
МЕФИСТОФЕЛЬ (шепотом):
Мчатся по кругу!..
ХОР (затихая):
Духи и тени,Неба сыны…
Исчезают в пространстве.
МЕФИСТОФЕЛЬ (вполголоса):
Он – спит!.. Благодарю вас несказанно!Его вы усыпили, мальчуганы,А танец ваш…
Целует кончики своих пальцев.
… – вершина мастерства!
Подойдя к спящему.
Нет, не тебе ловить чертей в тенёта!Чтоб глубже погрузить его в дремоту,Надвинем мы колпак ему…
Напяливает спящему на голову колпак от заварного чайника.
Ну вот…А этот знак – для грызуна работа.Его мне крыса сбоку надгрызёт.Ждать избавительницы не придётся:Уж слышу я, как пОд полом скребётся…
Заглядывает в люк и манит кого-то пальцем.
Царь крыс, лягушек и мышей,Клопов, и мух, и жаб, и вшейВелит тебе сюда явитьсяИ выгрызть место в половице…Ну – живо!.. Этот вот рубец…
Слышен грызущий звук.
Ещё немного… И – конец!
Звук прекращается.
Готово! Покидаю кров.
Опускается в люк.
Спи, Фауст, мирно! Будь здоров!..
Исчезает.
Светловидов просыпается, но на его голову натянут колпак, закрывающий его лицо и глаза. Он шарит в воздухе руками как слепой, встаёт и пытается идти ощупью, поворачиваясь во все стороны. Нащупывает какую-то занавеску, отдёргивает её, за нею стоит девушка, она берёт его за руку.
СВЕТЛОВИДОВ (приподняв край колпака над губами):
Дитя слепого старца, Антигона,Куда пришли мы? В град каких людей?Кто странника бездомного, Эдипа,Сегодня скудным встретит подаяньем?Немногого он молит: собираетПо малости, но он и этим сыт…К терпению приучен я – страданьем,Самой природой и скитаньем долгим.Дочь, если видишь где-нибудь сиденье(В священной роще или вне ограды),Остановись и дай мне сесть. ПораУзнать, где мы: нам, чужестранцам, нужноВсё расспросить и выполнить обряды…
АНТИГОНА:
Отец, Эдип-страдалец! Башни градаЕщё я смутно вижу вдалеке…А это место – свято, без сомненья, —Здесь много лоз, и лавров, и маслин…И соловьёв пернатый хор в ветвяхТак сладостно поёт!.. Присядь на камень…Прошли мы путь, для старцаслишком длинный.
Подводит его к табурету.
СВЕТЛОВИДОВ:
Ты – посади и охраняй слепца.
Садится.
АНТИГОНА (садится на пол возле него):
Не в первый раз тебя я охраняю.
СВЕТЛОВИДОВ:
Но где же мы теперь остановились?
АНТИГОНА:
Не знаю, где, но вижу я – Афины!..
СВЕТЛОВИДОВ:
И путники нам говорили то же…
АНТИГОНА:
Так не пойти ль узнать названье места?
СВЕТЛОВИДОВ:
Узнай, дитя…
Она встает и уходит; он шарит руками около себя и нащупывает гитару, оставленную Мефистофелем, берет ее в руки, осторожно ощупывает, проводит рукой по струнам, вслушиваясь в красивое звучание.
Все мы – святые и ворыИз алтаря и острога!Все мы – смешные актёрыВ театре Господа-Бога…
Встает сдирает с головы колпак, бросает его прочь, смотрит в зал, играет и поет.
Так хорошо и привольноВ ложе Предвечного Света…Дева Мария – довольна:Смотрит, склоняясь, в либретто…
– Гамлет?.. Он должен быть бедным.Каин?.. Тот должен быть грубым…Зрители внемлют победным,Солнечным ангельским трубам!..
Бог, наклоняясь, наблюдает…К пьесе Он полон участья:– Жаль, если Каин – рыдает,Гамлет – изведает счастье…
Так не должно быть – по плану!Чтобы блюсти упущенья,Боли – глухому тирану —Вверил Он ход представленья!
Боль вознеслася горою,Хитрой раскинулась сетью…Всех утомлённых игроюХлещет кровавою плетью!
Множатся пытки и казни,И возрастает тревога:Что, коль не кончится праздникВ театре Господа-Бога?!
Оглядывается, потом кладет гитару осторожно на пол, рассматривает декорационный хлам.
Что, коль не кончится праздникВ театре Господа-Бога?..
Что это я? Где?.. Какой праздник?.. Ах, да! Мой бенефис!.. Так ведь он же кончился!.. Кончился давно спектакль… Вот так фунт!.. А я что же? Что я-то здесь делаю? Кругом – ночь, пустота…
Достает из кармана спички и зажигает свечу в оказавшемся перед ним декорационном канделябре, пытается осветить им черную пустоту зала.
Вот так штука!.. Я – что же… В уборной уснул?.. Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я?.. Преспокойнейшим манером храповицкого задаю… Ах, старый хрен, старый хрен!.. Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что – сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка!..
(Кричит)
Егорка! Егорка, чёрт!.. Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма!
По темной сцене проносится сатанинский хохот и затихает вдали. Светловидова испуганно прислушивается, оглядывается. Прикладывает ладонь ко рту, кричит громким шепотом.
Егорка!..
Подождав, садится на табурет, а свечу ставит на пол.
Ничего не слышно… Только эхо и отвечает… Егорка и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трёшнице, – их теперь и с собаками не сыщешь… Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли…
Крутит головой.
Пьян!.. Уф!.. Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя этого винища и пИвища, Боже мой!.. Во всём теле перегар стоит, а во рту двунАдесять язЫков ночуют… Противно…
Пауза.
Глупо… Напился старый дуралей и сам не знает, с какой радости. Уф!.. Боже мой!.. И поясницу ломит, и башка трещит, и знобит всего, а на душе – холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы старость-то свою пощадил, шут Иваныч!..
Безумное эхо проносится в воздухе, многократно повторяясь.
ЭХО: Старость, старость, старость, старость, старость!..
Пауза.
СВЕТЛОВИДОВ: Старость… Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а уж жизнь прожита… Шестьдесят восемь лет уже тю-тю, моё почтение! Не воротишь… Всё уже выпито из бутылки, и осталось чуть-чуть, на донышке… Осталась – одна гуща… Так-то… Такие-то дела, Васюша… Хочешь – не хочешь, а роль мертвеца пора уже репетировать.
