Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
— А ты тоже думаешь, что нас с Далидой мама любит больше?
Вади слегка задумался. Я не сомневался, что он скажет правду.
— Нет, — признался он наконец. — Думаю, что нет. Возможно, так было вначале, когда вы только родились. Даниэль тогда был уже взрослым, и твоей маме приходилось уделять вам гораздо больше внимания. А возможно, Даниэля ранило еще и то, что твоя мама вышла замуж за другого, изменив памяти отца.
— Но отец Даниэля умер...
— Да, но... Мне бы тоже не понравилась, если бы моя мать вышла замуж за другого. А тебе?
Я не знал, что и ответить. Я действительно не знал, задело бы меня это или нет, но по-прежнему был зол на отца. Я так и не мог его простить за то, что он бросил нас и увез Далиду.
Я привык советоваться с Вади по любому поводу. Ему уже исполнилось восемнадцать, он был совсем взрослым, а я — всего лишь подростком тринадцати лет, но он был всегда терпелив и заботлив. Ни единому человеку на свете я не доверял так, как Вади; в конце концов, я был обязан ему жизнью.
Зато с Беном, сыном Марины и Игоря, мы цапались по любому поводу. Мы были очень разными, но при этом любили друг друга, ведь мы выросли вместе. Однако Бен был человеком действия, ему нравилось замышлять всевозможные проказы, а я был намного спокойнее. Я любил читать, и учеба давалась мне легко, а вот Бен с трудом переползал из класса в класс. Учителя жаловались, что он не в состоянии сосредоточиться даже на минуту. Но при полном отсутствии способностей к математике он обладал другим бесспорным талантом.
Ему достаточно было один раз взглянуть на любой механизм, чтобы разобрать его и снова собрать. Он мог отремонтировать что угодно, вплоть до старого двигателя грузовика. А кроме того, он обладал просто потрясающей памятью. Услышав что-то один-единственный раз, он запоминал это навсегда. Подозреваю, что Бену тогда очень нравилась Найма, однако Сальма и Марина делали все, чтобы помешать ему с ней видеться. Марина, всегда такая нежная, не на шутку сердилась, если видела Бена возле изгороди, отделяющей наш сад от сада Мухаммеда и Сальмы.
— Ты что, хочешь скомпрометировать Найму? — возмущалась она.
— Но я хочу всего лишь поговорить с ней! — защищался Бен.
— У нас и так достаточно проблем между арабами и евреями, чтобы еще и подливать масла в огонь. Найме пятнадцать лет, она уже не ребенок, и ей не подобает бегать вместе с тобой.
— Почему это не подобает? — протестовал Бен.
— Потому что это просто неприлично, люди не так поймут. Или тебе нужны лишние проблемы? Ну так вот, мне они не нужны.
Однажды утром по дороге в школу я встретил Игоря, который вместе с Луи нес на руках свою мать. Они отвезли ее в больницу, где она и умерла тем же утром.
Руфь уже давно была больна и не покидала своей комнаты. Она перенесла инсульт, после чего у нее парализовало левую сторону тела. И, хотя мы все ухаживали за ней, большую часть забот взяла на себя Кася, которая относилась к Руфи, как к родной сестре.
До сих пор не могу забыть, как безутешно оплакивал Игорь смерть матери. Тщетно Марина старалась его утешить. А Бен в эти дни, казалось, превратился в невидимку. Смерть бабушки стала для него настоящей трагедией. В последние дни ее жизни Бен, вернувшись из школы, садился на краешек ее постели и рассказывал, что произошло за день. Руфь после инсульта с трудом могла говорить, но глаза ее сияли, когда она смотрела на Бена.
— Совсем мы превратились в старух, — сказала однажды Кася, и мне стало по-настоящему жутко от этих слов. — Сначала — Дина, теперь вот — Руфь, а я буду следующей.
Кася была настоящим оплотом Сада Надежды. Я даже представить себе не мог наш дом без нее; мне казалось, что Сад Надежды еще мог бы прожить без любого из нас, но без Каси — никак.
Я в те дни был еще подростком, однако уже понимал, что в кровавых стычках между арабами и британцами арабы терпят поражения намного чаще. Луи объяснял это тем, что им не хватает дисциплины, и это делает их уязвимыми.
Время от времени Луи по-прежнему куда-то исчезал, хотя и реже, чем раньше. Как-то само собой произошло так, что он занял в доме главенствующее место, которое прежде занимал Самуэль. На втором месте стоял Игорь, который безоговорочно признавал авторитет Луи, как, впрочем, и Мойша.
Впрочем, отношения Луи с Мойшей стали весьма напряженными, с тех пор как тот вступил в Национальную Военную организацию земли Израильской, больше известную как «Иргун» (Иргун Зеваль Леуми). С тех пор они с Луи постоянно спорили, поскольку методы «Хаганы», где Луи состоял почетным членом, сильно отличались от военных и политических подходов «Иргуна».
— Мы не хотим ни с кем воевать, — не уставал повторять Луи. — Наша цель — защитить свои дома и поселения.
Однако Мойша утверждал, что арабы и британцы — всего лишь две стороны одной медали, и они чинят препятствия приобретающим здесь землю евреям.
— Знаешь что, Мойша? — возражал Луи. — В те времена, когда нас преследовали по всей Европе, а цари устраивали еврейские погромы, единственным местом, где мы могли спокойно жить, оказался Ближний Восток, входивший тогда в состав Османской империи. Так что сами по себе арабы нам не враги; на протяжении веков мы жили рядом с ними; жили, как соседи, не создавая друг другу серьезных проблем.
Но Мойша не желал слушать никаких аргументов.
— Рано или поздно британцы уйдут, и тогда вопрос встанет ребром: либо они, либо мы. Чем раньше это поймут в «Хагане», тем лучше для всех нас.
Кася теперь старалась как можно реже приглашать в гости Мойшу и Эву, чтобы вместе встретить субботу. Она говорила, что ей надоели бесконечные споры, которые все равно ни к чему не приведут.
— Ты же знаешь, что Мойша состоит в «Иргуне», — говорила Кася. — А потому я считаю, что ему вообще нечего делать в нашем доме. Я совсем не одобряю всех этих зверств, и когда вижу его, всякий раз задаюсь вопросом, не принимал ли он в них участия.
Марина была согласна с матерью.
— Да, мы приютили их, когда они приехали сюда, но много лет назад. Теперь они уже давно не те бедные иммигранты без гроша в кармане. Так что вполне могли бы переехать куда-нибудь в другое место. Их дети живут в кибуце в Галилее, так почему бы им не переселиться к детям? Как подумаю, что люди из этой его организации бросали гранаты в кафе в Иерусалиме...
— Но мы же не знаем, участвовал ли в этом Мойша... — заметила Мириам — не слишком, впрочем, уверенно.
— Ты должен поговорить с Мойшей, — уговаривала Кася Луи — Пусть уезжают отсюда.
Надо сказать, что Мириам, моя мать, выступала в роли миротворца. Нет, она вовсе не разделяла взглядов Мойши и Евы, но ей не нравилась сама идея выгнать кого-то из Сада Надежды. Полагаю, в глубине души она думала, что и Самуэль не поддержал бы этой идеи, поскольку для него Сад Надежды всегда был приютом для страждущих.
— Мы должны научиться уважать друг друга, — настаивала Мириам. — В конце концов, Мойша и Эва и так не живут в нашем доме.
— Да, но они живут в двухстах метрах от нас, — ответила Марина.
— Однако мы с ними почти не видимся, — не сдавалась мама.
— А я бы предпочел, чтобы Мойша все время был у меня на глазах. Полагаю, что в «Хагане» не видят от «Иргуна» большого зла, но наши руководители не желают иметь с ними дела, — объяснил Луи.
Мне нравилось слушать разговоры старших — особенно Луи, в котором я, сам того не замечая, стал видеть отца. Именно с ним я делился своими маленькими секретами, а он порой бранил меня за шалости, хотя иной раз сам покрывал мои грешки перед матерью.
Именно тогда я начал по-настоящему жалеть, что Луи мне не отец. Я всегда любил его больше, чем Самуэля, особенно после того, как отец уехал и бросил меня.
Но самым большим несчастьем, случившимся за эти годы, стало отчуждение между нами и семьей Зиядов. Луи требовал, чтобы мы вели себя с ними как можно осторожнее.
— Если они будут слишком часто видеться с нами, их могут посчитать предателями, — объяснял он. — И мне страшно подумать, что тогда произойдет. Если они придут сами — будьте вежливы, но не компрометируйте их своим обществом. Да и ты, Марина, нравится тебе это или нет, не должна так часто бегать в гости к Айше в Дейр-Ясину. Я слышал, как несколько дней назад женщины обсуждали ее поведение, да и кое-кто из мужчин упрекал Юсуфа, что позволяет жене принимать в доме евреев.
— Я не перестану встречаться с Айшой! — возмутилась Марина. — Она мне как сестра. И я не допущу, чтобы какие-то старушечьи сплетни помешали нашей дружбе.
— Но мы не можем допустить, чтобы Айша пострадала из-за этой дружбы. Если вы найдете другой способ видеться — прекрасно, но ты не должна туда ходить.
Игорь почти никогда не вступал в спор с Мариной, но на этот раз согласился с Луи. Он сказал, что Марина с Айшой вполне могут видеться в доме Йосси и Юдифи.
— Никого не удивит, если Айша отправится в дом врача. Йосси пользуется большим уважением у арабов. Многие из них сами являются его пациентами, ведь это лучший врач во всем Иерусалиме.