Пьер Корнель - Театр французского классицизма
Агриппина
Вот он! Я научу вас доверять мне снова.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Агриппина, Нерон, Бурр, Нарцисс.Нерон
(видя Агриппину)
О боги!
Агриппина
Стойте здесь. Я вам скажу два слова:Нерон! Британник мертв, но судьи не мертвы.Убийцу знаю я.
Нерон
Кто ж он, царица?
Агриппина
Вы!
Нерон
Я! Ваша неприязнь становится опасна!Итак, к любой беде моя рука причастна?Кто вашим обо мне доверится речам,Услышит, будто мной убит и Клавдий сам.[190]Британник был вам друг, ваш ужас мне понятен,Но не в ответе я за то, что рок превратен.
Агриппина
О нет! Несчастный принц был ядом умерщвлен:Нарцисс нанес удар, но дал приказ Нерон!
Нерон
Царица!.. Впрочем, уст не оскорблю ответом.
Нарцисс
Но что ж вас, государь, гневит в упреке этом?Британник, госпожа, был полон воли злой,Которая и вам грозить могла порой:Он к браку с Юнией стремился лишь с расчетомЖестоко отомстить царицыным заботам.Вы обманулись в нем: скрывая в сердце месть,Со всеми он мечтал былые счеты свесть.Пусть рок вас удручил, о вас самой радея;Пусть даже, разгадав все происки злодея,Спасительный удар мне вверил цезарь сам,—Пристало, госпожа, скорбеть о том врагам:Пускай мятежный принц оплакан будет ими,Вы ж…
Агриппина
Продолжай, Нерон! С министрами такимиОставишь по себе ты славный в мире след!Ты должен продолжать! Назад дороги нет.Ты руки обагрил впервые кровью брата;На очереди мать,[191] ей та ж грозит расплата:Давно раскрылась мне вся ненависть твоя,—Ты мстишь мне за добро, что совершила я.Но пусть и смерть моя тебе не даст покоя,Не думай, что, уйдя, прощу тебя легко я:Рим, небо, жизнь, тебе дарованная мной,Повсюду будут влечь мой образ за тобой.Ты будешь век гоним толпой незримых фурий.Унять сердечный вихрь захочешь новой бурей;Неистовство твое, растя из года в год,Кровавой полосой все дни твои зальет.Но верю, будет день, проснется вечный мститель —И страшной гибелью погибнет сам губитель.И кровью стольких жертв покрытый и моей,Оплатишь нашу смерть ты гибелью своейИ мир оповестишь, в века бесславно канув,Как люто был казнен лютейший из тиранов!Вот мой тебе завет и суд мой над тобой.Прощай! Теперь иди!
Нерон
Нарцисс, ступай за мной!
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Агриппина, Бурр.Агриппина
Ах, небо! Как была в упреках неправа я!Я Бурра клясть могла, Нарциссу доверяя!Вы видели, мой Бурр, какой свирепый взглядМне подарил Нерон в залог иных наград.Свершилось; цепь свою он рвет теперь недаром;Меня он поразит обещанным ударом.Вам самому, боюсь, расплаты ждать пора.
Бурр
Царица! Для чего не умер я вчера!О, пусть Нерон рукой, спасительно жестокой,Даст исцеленье мне от горечи глубокой!Он Бурру показал, злодейство совершив,Что с цезарем таким не будет Рим счастлив.Не преступленье лишь гнетет мой дух смятенный,—Он брата мог убить из ревности мгновенной.Но, государыня, я тем вдвойне согбен,Что, подавая яд, спокоен был Нерон.Его холодный взор изобличал презреньеТирана, для кого не ново преступленье.Пусть довершит удар, пусть будет им убитДокучливый министр, кто так о нем скорбит.Мне незачем — увы! — бежать других страданий:Чем смерть придет быстрей, тем будет мне желанней.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Агриппина, Бурр, Альбина.Альбина
Бурр! Госпожа моя, очнитесь от скорбей!Утешить цезаря бегите вы скорей!Ах! Жить без Юнии захочет он едва ли.
Агриппина
Возможно ль! Юнию мы также потеряли?
Альбина
Она не умерла, но для него мертва,Чтоб цезаря тоска была вовек жива.Мне солгала она, покой ваш покидая.Принцессу проводить к Октавии пошла я;Она ж другим путем стремилась все быстрей,И я могла следить лишь издали за ней.По ступеням дворца бежит она с рыданьем.Но вдруг пред Августа высоким изваяньемУпала, надломясь, к подножью склонена,И, обхватив его, воскликнула она:«О кесарь, защити рукой твоей, молю я,Последний отпрыск твой, что льнет к тебе, тоскуя,Убит в своем дворце, тому свидетель Рим,Тот принц, кто мог бы стать преемником твоим.Он умер, а меня хотят склонить к измене.Чтоб верной быть ему, обняв твои колени,О властелин, дозволь мне вверить жизнь богам,С кем доблестью своей ты ныне равен сам!»Меж тем бежит народ, охвачен изумленьем,Толпится всё вокруг, ей вторит с возмущеньем.И, тронут повестью злодейства и обид,Поносит лживый двор и помощь ей сулит.Ее ведут во храм, где в память бурь смиренныхСемья невинных дев, служенью посвященных,Бессменно сторожит в хранилище святомОгонь, что век горит пред нашим божеством.Нерон глядит им вслед, их разлучить не смея.Нарцисс — смелей, влечет усердие злодея.Он к Юнии спешит и, чванясь пред толпой,Ее касается предательской рукой.Но бурей на него вздымаются кинжалы;Одежды Юнии от брызг нечистых алы.Посланцу своему Нерон не смел помочь,От яростной толпы спешит он скрыться прочь:Вернулся он. Но всех страшит своим молчаньем.Лишь имя Юнии он все твердит с рыданьем.Бесцельно бродит он, его глаза мертвы,Он к небесам поднять не смеет головы.Боюсь, чтоб скорбь его, которой тишь ночнаяОтчаянье сулит, все раны растравляя,Коль не придете вы сочувственно вздохнуть,Не обратила б меч на собственную грудь.Бегите! Час не ждет! От скорбного порываПогибнет цезарь.
Агриппина
Казнь была бы справедлива.Но все ж проверим, Бурр, он вправду ль потрясен,В неистовствах своих раскаялся ли он,От совести своей готов ли ждать велений!
Бурр
О боги! Если б впредь он чужд был преступлений!
ФЕДРА
Трагедия в пяти действиях
Перевод Мих. Донского
ПРЕДИСЛОВИЕ
Вот еще одна трагедия, сюжет которой заимствован у Еврипида.[192] При том, что в развитии действия я следовал пути несколько иному, чем упомянутый автор, я позволил себе обогатить мою пиесу всем, что в его пиесе кажется мне наиболее ярким. Будь я ему обязан одной лишь общей идеей характера Федры, и то бы я мог сказать, что благодаря ему создано едва ли не самое значительное из написанного мною для театра. То, что этот характер имел столь выдающийся успех во времена Еврипида и что его столь же хорошо принимают в наше время, меня ничуть не удивляет, ибо в нем имеются все качества, коих Аристотель требует от героев трагедии, дабы эти герои могли вызвать сострадание и ужас.
В самом деле, Федра ни вполне преступна, ни вполне невиновна. Судьба и гнев богов возбудили в ней греховную страсть, которая ужасает прежде всего ее самое. Она прилагает все усилия, чтобы превозмочь эту страсть. Она предпочитает умереть, нежели открыть свою тайну. И когда она вынуждена открыться, она испытывает при этом замешательство, достаточно ясно показывающее, что ее грех есть скорее божественная кара, чем акт ее собственной воли.
