Театр. Том 2 - Пьер Корнель

А не царя, что нам всегда считался другом

И даже на престол взведен моим супругом!

Не слишком, Цезарь, верь успеху своему:

Ты им обязан лишь злосчастью моему.

Я горе принесла и Крассу и Помпею,

Два раза ввергла мир в беду бедой своею,

Два раза навлекла замужеством своим

Вражду богов на тех, кто поднял меч за Рим.

О, как хотела б я, чтоб брак нерасторжимо

Связал и Цезаря со мной на благо Рима

И с губ своей жены его в свой час и срок

Отраву неудач испить заставил рок!

Знай, Цезарь: ненависть во мне слабей не стала.

Я — римлянка, о чем тебя предупреждала,

А значит, и в плену пребуду столь горда,

Что не взову к тебе с мольбою никогда.

Как хочешь поступай. Я лишь напоминаю,

Что я — Корнелия и слова «страх» не знаю.

Цезарь.

О, мужа славного достойная жена,

Какою твердостью в несчастье ты полна!

При взгляде на тебя встают передо мною

Тот, чья ты дочь, и тот, чьей ты была женою,

И выдают слова, что ты произнесла,

Дом, где ты выросла, и дом, куда вошла.

Красс-младший и Помпей с их доблестью безмерной,

Что были преданы Фортуною неверной,

И Сципионы, Рим спасавшие не раз, —

Вот чья душа горит в твоих глазах сейчас,

И нет у нас семьи, которая б гордилась,

Что в ней жена и дочь славней тебя родилась.

Будь боги римские, которых Ганнибал,

Когда б не пращур твой{29}, ногами б растоптал,

Добрей к воителю, тебе столь дорогому,

Ему бы не пришлось бежать к царю чужому

И в нем себе искать сомнительный оплот.

Он знал бы, что во мне вновь друга обретет,

В себе бы подавил к моей удаче зависть

И, разом от тревог беспочвенных избавясь,

Дождался бы, пока его я нагоню

И действия свои спокойно объясню.

Тогда, счастливый тем, что мир несу отчизне,

Его б я убедил не уходить из жизни,

Мою случайную победу позабыть

И не соперником, но ровнею мне быть.

Тогда б богам простил от удовлетворенья

Он понесенное в Фарсале пораженье

И, этим доказав, что вновь друзья мы с ним,

Мою победу мне простить заставил Рим.

Но раз, безвременно сведя его в могилу,

Столь светлой радости наш мир судьба лишила,

Все то получишь ты из Цезаревых рук,

Что получил бы твой прославленный супруг.

Свободой полною ты можешь наслаждаться,

Но у меня в плену прошу два дня остаться,

Чтоб я успел почтить прах мужа твоего

И царским прихвостням воздать за смерть его,

А ты, в Италию вернувшись, рассказала

О том, что совершил теперь герой Фарсала.

Пока расстанемся. Ступай, Лепид, вели,

Чтоб здесь ей лучшие покои отвели

И обращались с ней, как с римскою матроной, —

Еще почтительней, чем с той, на ком корона.

Ее приказ — закон.

Корнелия.

За что к душе такой

Меня, о небеса, вы полните враждой?

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Птолемей, Ахилла, Потин.

Птолемей.

Как! Собственной рукой и сталью, что вонзилась

В Помпея, у судьбы попавшего в немилость,

Септимий на глазах у вас себя убил,

Когда от Цезаря с позором прогнан был?

Ахилла.

Да, царь, и смерть его показывает ясно,

Насколько Цезарю не угодить опасно,

Коль он и в бешенстве отнюдь не тороплив.

Не долог ярости неистовый порыв,

Но гнев, который в нас раздумье укрепило,

С теченьем времени лишь набирает силу.

Не мни, что Цезаря задобрить удалось:

Он просто сдерживать привык до срока злость.

Стяжал он власть мечом, но чист быть хочет ныне,

Помпея затравил, но славит по кончине

И склонен притязать, как видно по всему,

На честь отмстить за смерть, что выгодна ему.

Птолемей.

Ах, если б утром внял я твоему совету,

Дрожать бы не пришлось мне за корону эту!

Но столько мнений брать цари в расчет должны,

Что выбрать верное не всякий раз вольны.

У края пропасти судьба нас ослепляет

И если все ж на миг нам мысли просветляет,

То лишь затем, чтоб мы, вперясь в их ложный свет,

Скорей себе конец нашли в пучине бед.

Потин.

Да, царь, я в Цезаре ошибся, без сомненья,

Но если видит он в услуге преступленье,

Пусть кровь его теперь и смоет с нас пятно.

Другого выхода судьбой нам не дано.

Я больше не скажу, что следует дождаться,

Пока уедет он, и лишь потом сквитаться.

Нет, надо нам, коль мы хотим себя сберечь,

За смерть Помпея жизнь его врага пресечь.

Когда ж, за первым вслед, мы устраним второго,

Рим, недруг одного, равно как и другого,

Затем что для него тиран — из них любой,

Признает, что спасен от рабства лишь тобой.

Птолемей.

Да, лишь таким путем спасусь я от тирана,

Который для меня столь страшен стал нежданно,

Хотя обязан мне величием своим.

За римлян их судьбу вторично мы решим.

Мы в рабство ввергли их, теперь вернем на волю.

Своим могуществом не чванься, Цезарь, боле,

А лучше, на себя взглянув, уразумей,

Что так же смертен ты, как смертен был Помпей.

Он затмевал тебя, но все ж погиб бесславно,

А ты два раза жить не в силах и подавно;

Так вспомни, коль тебе его взаправду жаль,

Что сердце и твое пронзить способна сталь.

Громи, гневись, грози расправиться со мною

Не ты, а я твой Рим сегодня успокою,

Казнив за доброту жестокую