Алан Милн - Дорога на Дувр
ЛАТИМЕР. Вот и ответ, Николас.
НИКОЛАС (польщенный). Ну… ну… (восхищенно смотрит на АННУ). Возможно, вы правы.
ЮСТАСИЯ (три минуты истекли). Пора (вынимает градусник изо рта ЛЕОНАРДА, выходит из-за ширмы на более освещенное место).
ЛАТИМЕР. Его температура! Самое волнующее событие в истории Палаты лордов! (следом за Юстасией идет к окну).
НИКОЛАС (АННЕ). Вы действительно думаете, что я должен остаться?
АННА. Пожалуйста, мистер Николас. Я хочу, чтобы вы остались.
НИКОЛАС. Хорошо! Тогда я остаюсь!
ЛАТИМЕР (через плечо Юстасии). Тридцать восемь и шесть!
ЛЕОНАРД (высовываясь из-за ширмы). А сколько должно быть?
НИКОЛАС. Тридцать шесть и шесть.
ЛЕОНАРД. Святой Боже! Я умираю!
ЮСТАСИЯ. Всего лишь тридцать шесть и восемь. Чуть выше нормальной, Леонард, но ничего страшного.
ЛАТИМЕР. Тридцать шесть и восемь. Слава Богу! Я бы не простил себе, если б было тридцать восемь и шесть.
НИКОЛАС (подходит к ЛАТИМЕРУ). Хорошо, я готов.
ЮСТАСИЯ (удивленно). Готов? Готов к чему?
ЛАТИМЕР (отвечая за НИКОЛАСА). Готов обговорить ситуацию. Чтобы окончательно разобраться, что к чему.
ЮСТАСИЯ. Конечно же, сейчас многое переменилось, не так ли? Если бы я знала, что Леонард болен… но в последнее время я так редко его видела. И раньше он никогда не болел.
НИКОЛАС. Разумеется, мы должны во всем разобраться.
ДАТИМЕР. Да. Но в настоящий момент Леонард за ширмой, что затрудняет дискуссию. Леонард, не могли бы вы…
ЮСТАСИЯ. Нет, нет, мы не можем пойти на такой риск! Но, если мы чуть передвинем ширму и сядем в том конце комнаты.
ЛАТИМЕР. Восхитительно!
НИКОЛАС (идет первым). Присядьте здесь, мисс Анна, не возражаете?
Они садятся. ЛАТИМЕР — по центру.
ЛАТИМЕР. Вот так! Теперь все в сборе? Да, все. Тогда, с вашего разрешения, леди и джентльмены, позвольте открыть наше собрание короткой речью.
НИКОЛАС. А надо ли?
ЛАТИМЕР. Несомненно.
ЮСТАСИЯ (ЛЕОНАРДУ). Помолчи, дорогой.
ЛЕОНАРД. Я ничего не говорил.
ЮСТАСИЯ. Но собирался.
ЛАТИМЕР. Если я не произносил речь, когда Леонард сидел с градусником во рту, то уж теперь-то он может выслушать меня молча.
ЛЕОНАРД. Ну, я…
ЛАТИМЕР. Постараюсь быть кратким. В силу счастливого стечения обстоятельств, леди и джентльмены, а попросту говоря, благодаря удаче, две убежавшие пары встретились под крышей моего дома. Упоминать имена нет нужды. Вы их все знаете. А теперь я попрошу, я уже заканчиваю речь, Леонард, теперь я попрошу моего благородного друга, который находится справа от меня, рассказать нам, почему он решил бросить любящую жену и уехать на Континент?
ЛЕОНАРД. Ну… я…
ЛАТИМЕР. Естественно, Леонард не хочет говорить ничего дурного о Юстасии. И это делает ему честь. Но хочет ли любящая жена сказать что-нибудь дурное о Леонарде?
ЮСТАСИЯ. Ты забыл меня, Леонард, ты знаешь, что забыл. И когда я так тяжело болела…
ЛЕОНАРД. Дорогая моя, ты всегда болела. В этом и была проблема.
ЛАТИМЕР. А вы никогда не болели, Леонард. В этом тоже была проблема… Вы — бессердечный варвар!
ЮСТАСИЯ (ЛЕОНАРДУ). Помолчи, дорогой.
ЛАТИМЕР. Почему вы хоть иногда не простужались? Почему не появлялись дома со сломанной ногой, потеряв деньги, наконец, произнеся отвратительную речь в Палате лордов? Если Юстасия не могла пожалеть вас, на кого ей оставалось тратить свою жалость, кроме как на себя? (ЮСТИСИИ). Полагаю, он никогда не терял даже зонтика, не так ли?
АННА (чувствуя, что с человеком, который не может найти свои брюки, возможно всякое). Зонтик он терял наверняка.
ЛАТИМЕР. Юстасия, леди и джентльмены, одна из тех нежных женщин, из тех восхитительных женщин… (АННЕ). Остановите меня, если я увлекусь… из тех обожаемых женщин, которые всегда должны о ком-то заботиться или позволять кому-то заботиться о себе. Она не могла заботиться о Леонарде. Леонард не заботился о ней. Отсюда и дорога в Дувр.
ЮСТАСИЯ. Как тонко вы все чувствуете, мистер Латимер.
ЛАТИМЕР. Теперь ваш выход, мой друг Николас. (Качает головой, глядя на него). Ох, Николас, Николас! Ох, Николас!
НИКОЛАС (нервно). Это вы о чем?
ЛАТИМЕР. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Продолжайте. Мой юный друг.
НИКОЛАС. Ну… ну… ну… я хочу сказать, ей было…
ЛАТИМЕР. Одиноко.
НИКОЛАС. Именно.
ЛАТИМЕР. Забытая жестоким мужем (ЛЕОНАРД уже открывает рот)… минуточку терпения, Леонард… который дневал и ночевал в Палате лордов, тогда как его бедная жена в одиночестве плакала дома.
НИКОЛАС. Ну…
ЛАТИМЕР. Вот тут и возник доблестный сэр Николас (АННЕ). Это я тоже сочинил в ванне… «Выходит доблестный сэр Николас, достойнейший Оксфорда сын. Сегодня записку он сочинил, в которой на чай ее пригласил».
НИКОЛАС. Ну, видите ли…
ЛАТИМЕР. Я вижу, Николас… потому-то мы все здесь.
АННА. Кроме меня.
ЛАТИМЕР. Насчет вас я высказал предположение, Анна. Не ошибся?
АННА (кратко). Нет.
ЛАТИМЕР. Итак, мы все здесь, и что мы собираемся делать? Мой дом в полном вашем распоряжении, сколько бы времени вы ни захотели тут провести. При этом двери открыты для всех, кто хочет его покинуть. Юстасия?
ЮСТАСИЯ. Мой долг — остаться здесь, ухаживать за мужем.
ЛАТИМЕР. Что ж, с Юстасией все ясно. Анна?
АННА. В силу необходимости я вынуждена остаться… пока.
ЛАТИМЕР. Что ж, и с Анной все ясно. Николас?
НИКОЛАС. Я тоже остаюсь. (Смотрит на АННУ). По собственной воле.
ЛАТИМЕР. Что ж, с Николасом все ясно. Леонард?
(Входит Доминик, за ним — лакеи и горничные, которые несут ванночку для ног, горчицу, горчичники, настойку эвкалипта и прочее). Похоже, и с Леонардом все ясно.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Тремя днями позже. Анна, с карандашом, бумагой и кошельком что-то подсчитывает. Пытается определиться со стоимостью проезда домой и вычеркнуть из суммы три шиллинга и четыре с половиной пенса, который лежат у нее в кошельке. Закончив подсчеты, убирает бумагу, карандаш и кошелек в сумочку, идет к двери. Всем понятно, что она приняла решение.
АННА (зовет). Ник-о-лас!
НИКОЛАС (за сценой). Вот он я.
АННА. Где вы?
НИКОЛАС. Иду (входит). Поднимался наверх за трубкой (сует руку в карман). И забыл захватить с собой.
Они вместе идут к дивану.
АННА. Ох, Николас, какой вы рассеянный (садится).
НИКОЛАС (садится к ней поближе). Не хочу курить, знаете ли.
АННА. Я думала, мужчины всегда хотят.
НИКОЛАС. Все зависит от того, что они делают.
Нет никакого сомнения в том, что делает он. Ухаживает за АННОЙ, и АННА его поощряет.
АННА (отводя взгляд). Ой!
НИКОЛАС. Три последних дня прошли неплохо. Как, по-вашему?
АННА. Не могу пожаловаться.
НИКОЛАС. Мы даже где-то подружились.
АННА. Подружились, не правда ли?
НИКОЛАС. Вы были очень милы со мной.
АННА. И вы были милы со мной.
НИКОЛАС. Я бы уехал, знаете ли, если бы не было вас.
АННА. Не знаю, что бы я сделала, если бы вы уехали.
НИКОЛАС. Вы же попросили меня остаться, не так ли?
АННА. Да. Я не могла допустить вашего отъезда.
НИКОЛАС. Помните, что вы сказали? Вы сказали: «Пожалуйста, мистер Николас. Я хочу, чтобы вы остались». Любопытно, что побудило вас это сказать?
АННА. Я хотела, чтобы мы стали друзьями. Хотела получше вас узнать, хотела, чтобы вы думали обо мне, как… как о своей подруге.
НИКОЛАС. Так мы — друзья, Анна?
АННА. Думаю, что да, Николас.
НИКОЛАС (с сентиментальным вздохом). Друзья!
АННА смотрит на него, гадая, может ли она рискнуть, отводит взгляд, потом собирается с духом и бросается на амбразуру.
АННА. Николас!
— НИКОЛАС. Да?
АННА (застенчиво). Я… я хочу обратиться к вам с просьбой.
НИКОЛАС. Просите о чем угодно, о чем угодно!
АННА. Не знаю, удобно ли это.
НИКОЛАС. Разумеется, удобно.
АННА. Но мы друзья… почти что брат и сестра.
НИКОЛАС (разочарованно). Ну, мне бы не хотелось, чтобы вы видели во мне…
АННА. И я подумала, что могу попросить вас.
НИКОЛАС. Конечно же, Анна. Вы знаете, для вас я готов на все.
АННА. Да… тогда… тогда… (выпаливает). Тогда вы сможете одолжить мне один фунт, два шиллинга и шесть пенсов до следующего понедельника?
НИКОЛАС. Одолжить вам?!..
АННА. Сегодня пятница, деньги я вышлю в воскресенье. Разумеется, я знаю, что у мужчин нельзя одалживать деньги, но вы — не такой, как все. Почти что брат. Я не сомневаюсь, вы поймете.
