Пьесы молодых драматургов - Нина Александровна Павлова
Возвращается И л ь я с чайником.
Чайком погреешь? Раздобрился — подал! Может, спичку подашь? (Не дождавшись, закуривает сама. Вере.) Я ему вообще-то никто. Так, для гигиены — медицинская семья. (Достает из сумки бутылку водки. Илье.) Выпьем за это с тобой напоследок!
Илья, отобрав у Галины водку, выбрасывает бутылку в форточку.
О-о, учит! Учитель жизни! Значит, стих про любовь рассказать? (Схватив со стола букет, хлещет Илью по лицу.) Про любовь! Про любовь! Про любовь! Про любовь!
Илья застыл, потупясь, и, кажется, не чувствует, что бьют и бьют его по лицу. И Вера, кажется, не видит Галину — оцепенела незряче, и все. Галина роняет цветы и, пугаясь странной пустоты — ее не видят, не слышат: пусто, — уходит, пятясь и озираясь… Илья и Вера молчат, не шелохнувшись.
И л ь я (смеется вдруг). Смешное чувство было в юности — будто я бог и спасу людей. Никого не спас. Сон дурной — жизнь. Не поняла еще, что я бездарь и не случайно бросил писать?
В е р а. Наговариваешь ты. Ты сможешь не писать? Сможешь, что ли?
И л ь я. Смог уже. Сына родил без любви вот, как нелюдь, и без мольберта не умер пока. Что врать-то? Я люблю, родная. Первый раз люблю — и жизнь как на ладони. Мама говорила — каждое утро молиться надо, чтоб не предать вот нечаянно иль впопыхах. Сегодня нечаянно, завтра чуть-чуть… Обижался на жизнь! Жена мне сына в муках рожала — ничем не согрел. «Люблю» не сказал. Книжки, честность, идеи — обыватель с идеями: бросил — зато под стихи про любовь! Знаешь, Верочка, тайну таланта? Вот скажи ему — убьют, зарубят не только выставку, но и… он под током на карачках к мольберту поползет. Талант — это любовь: веселая, без страха. Прикажи не любить, запрети птицам петь! Это бездарь — птица из клетки: петь вон те (наверху) запрещают, а жена не вдохновляет. Враг номер один — ничтожество-жена! Жена моя жалкая, посмешище Галка — все отнять легко, даже детей. Без детей она разом в канаву покатится. Ай да я — ловко устроил: Галку под откос — и хоть завтра в загс!
В е р а. Дак у меня и платье наготове. Давай! (Весело укладывает подвенечное платье в коробку.) Зря, что ль, за свадебным платьем давилась? Очередь за счастьем — по головам лезут: аж рады друг дружку задавить! (Стоит у ящиков с рассадой.) Огород не полила.
И л ь я. Работать отпуск будешь?
В е р а (беспечно). А-а!
И л ь я. Отдохнуть бы тебе… Дельфин еще чертов! Алка правда заберет заявление?
В е р а. Заберет. Если добьется, чего хочет.
И л ь я. А чего?
В е р а. Знать бы! Торговаться, чую, к отцу его ездила — или, мол, ваш сын сядет, или… на испуг берет, как шпана.
И л ь я. Сделать что-то надо. Надо… забыл?
В е р а. Надо Арика подстраховать. Алке сейчас выгодно спровоцировать на срыв.
И л ь я. А-а, про взятки! Должен быть выход — вместе подумаем…
В е р а (перебивая). Не надо, Илюш.
И л ь я. Да ведь подсудное дело, господи, — за взятки могут!..
Вера, уходя от разговора, берет веник, выметая остатки букета.
(Отнимая веник, кричит на нее.) Ты глухая? Что у тебя?
В е р а (озлясь, отнимает веник). Нормально у меня! Я иду на крупное дело: я бью — меня бьют. Как иначе?
И л ь я. Это опасно?
В е р а. Тю, убьет меня, что ль, Акопян? Ну, взятку даст.
И л ь я. Дают?
В е р а. Ревизору? Ты что! Вон Рувимчик из детского костно-туберкулезного санатория книжку для сына мне подарил. За десять копеек. А в книжке купюры. Книжку за десять копеек взяла!
И л ь я. Кто он — Рувимчик?
В е р а. Вор Рувимчик! Гений — повар из поваров! В ресторане работал — весь город ломился. Внука устроил в санаторий оперироваться — ну, устроился при внуке. И началось — пачки анонимок: «Дети голодают, Рувимчик вор!» А там дети с зеркальцами…
И л ь я. Как?
В е р а. Лежачие. После операции головы поднять не могут. Нас так (держит над головой ладонь как зеркальце) — через зеркальце — рассматривают. Две ревизии посылала — они еще едут, а у Рувимчика уже банкет ревизорам накрыт. А я бешеная — третья ревизия! Берем с поличным: порция девять пельменей — в тарелке семь. А дальше чудеса. Идем по палатам — Рувимчик с корзиной призы раздает. У них пельменное соцсоревнование: кто больше съест — тому приз. Лежачие дети — тяжелые: хоть шесть-то пельмешков съел бы, господи. Там не обед, а взятие Берлина: «За маму! За папу! За черта в болоте!» Эту болезнь питанием лечат. Пятиразовое питание — пять пятьдесят в день на ребенка. Я люблю тебя, господи! Я поняла!
И л ь я (засмеявшись вдруг). Анекдот!
В е р а. Что?
И л ь я. Баб на борьбу со шпаной, а мне — фартук. Нет, накрой меня лучше салфеткой, как телевизор, — чтоб смотреть на меня! Не насмотрелась? И что Рувимчик?
В е р а. Что? Ты про что?
И л ь я. Дальше-то что?
В е р а. А-а, сняли пробу — вкусней, чем дома. А продукты — телятина, персики (жестом — огромные) во. Ты о чем?
И л ь я. Что дальше?
В е р а. Что? Акт составили. А главврач сюда вечером поздно примчался — узнал о ревизии и на меня: «А если бы ваш ребенок болел?» Он трех поваров до Рувимчика выгнал — и воруют, и помои в котле. Всю ночь на меня лаял. А утром жена его мне добавила.
И л ь я. За что?
В е р а. За то. Акопян мне такую рекламу создал: красный фонарь повесить — и все.
И л ь я. Съедят тебя, Верка, и бумажкой закусят.
В е р а. Как? Ты про что?
И л ь я. Съедят, говорю. Надорвешься, как мама, а смысл? Совесть, что ли, в подонках пробудишь или Алку вон устыдишь? Не устыдишь — наивно. Впустую!
В е р а. Не поняла, при чем здесь подонки? А-а, поняла — вот ты о чем! Сколько, по-твоему, подонков на свете?
И л ь я. Сколько?
В е р а. Мало.
И л ь я. Не ошибись.
В е р а. Не ошибусь. Я работаю с ними и знаю точно — блатных в институтах, проверено, мало. Но вот стоим мы, деревенские, у Тимирязевки толпой, а мимо идут блатные — веселые, сильные. Как хозяева жизни идут! И страх, знаешь, — дуэль без правил: они с автоматами, а ты без всего. А страх такой, что втайне завидуешь: мне бы тоже, а, автомат? Как отравленные мы — от страха завидуем: они-то сильные — умеют жить! Не они сильные — мы слабые. Получестные, полудешевые. А на подвиг жизни решимости нет. Нет решимости! Вот и прячемся и играем в прятки с тобою всю ночь: вокруг да около, взятки-прятки! Отбоялась уже — решай!
И л ь я. Я хотел сказать…
В е р а (перебивая в панике). Ой, молчи! Развезем! Да ведь ясно без слов!
И л ь я. Что ясно? Кому? Какой я мужик —