Еврипид - Медея

Еврипид

Медея

Действующие лица

Кормилица

Дядька

Медея

Хор коринфских женщин

Креонт

Ясон

Эгей

Вестник

Сыновья Медеи и Ясона

Действие происходит в Коринфе, перед домом Медеи.

Пролог

О, для чего крылатую ладьюЛазурные, сшибался, утесыВ Колхиду пропускали, ель зачемТа падала на Пелий, что вельможам,Их веслами вооружив, далаВ высокий Иолк в злаченых завиткахРуно царю Фессалии доставить?К его стенам тогда бы и мояВладычица не приплыла, Медея,Ясона полюбив безумно, – тамУбить отца она не научала бРожденных им и нежных Пелиад,И не пришлось бы ей теперь в КоринфеУбежища искать с детьми и мужем.Пусть гражданам успела угодитьОна в изгнании, и мужу оставаласьПокорною женой… (а разве естьНа свете что милей семьи, где с мужемЖивет жена согласно?), но уделМедеи стал иной. Ее не любят,И нежные глубоко страждут узы.Детей Ясон и с матерью в обменНа новое отдать решился ложе,Он на царевне женится – увы!Оскорблена Медея, и своихОстановить она не хочет воплей.Она кричит о клятвах и рукиПопранную зовет обратно верность,Богов зовет в свидетели онаЯсоновой расплаты. И на ложе,От пищи отказавшись, ночь и деньОтдавши мукам тело, сердцу таятьВ слезах дает царица с той поры,Как злая весть обиды поселиласьВ ее душе. Не поднимая глазЛица к земле склоненного, Медея,Как волн утес, не слушает друзей,В себя прийти не хочет. Лишь порою,Откинув шею белую, онаОпомнится как будто, со слезамиМешая имя отчее и домаРодного, и земли воспоминанье,И все, чему безумно предпочлаОна ее унизившего мужа.Несчастие открыло цену ейУтраченной отчизны. Дети дажеЕй стали ненавистны, и на нихГлядеть не может мать. Мне страшно, как быШальная мысль какая не пришлаЕй в голову. Обид не переноситТяжелый ум, и такова Медея.И острого мерещится ударНевольно мне меча, разящий печень,Там над открытым ложем, – и боюсь,Чтобы, царя и молодого мужаЖелезом поразивши, не пришлосьЕй новых мук отведать горше этих.Да, грозен гнев Медеи: не легкоЕе врагу достанется победа.Но мальчиков я вижу – бег ониОкончили привычный и домойИдут теперь спокойно. А до мукиИ дела нет им материнской. Да,Страдания детей не занимают.

Старый дядька ведет двух мальчиков.

О старая царицына раба!Зачем ты здесь одна в воротах[1]? ИлиСамой себе ты горе поверяешь?Медея ж как рассталася с тобой?

О старый спутник сыновей Ясона!Для добрых слуг несчастие господНе то же ли, что и свое: за сердцеЦепляется оно, и до тогоИзмучилась я, веришь, что желанье,Уж и сама не знаю как, во мнеЯвилось рассказать земле и небуНесчастия царицы нашей.

ПлачетПоди, еще?..КормилицаНаивен ты, старик,Ведь горе то лишь началось, далекоИ полпути не пройдено.

Слепая…Не про господ будь сказано. Своих,Должно быть, бед она не знает новых.

Каких? Каких? О, не скупись – открой…

Нет, ничего. Так, с языка сорвалось.

О, не таи! Касаясь бороды[2],Тебя молю: открой подруге рабства.Ведь, если нужно, мы и помолчатьСумели бы…

Я слышал, – но и видуНе подал я, что слышу, проходяУ Камешков[3] сегодня, знаешь, гдеСтарейшины сидят близ вод священныхПирены. Кто-то говорил, что царьСбирается детей с Медеей вместеКоринфского лишить приюта. СлухТот верен ли, не знаю: лучше б, еслиНеверен был он.

Что же, и ЯсонДо этого допустит? Хоть и в ссореОн с матерью, но дети ведь его же…

Что ж? Новая жена всегда милей:О прежней царь семье не помышляет.

Погибли мы… коль, давешней бедыНе вычерпав, еще и эту впустим…

Все ж госпоже ее не время знать:Ты затаишь мои слова покуда.

Вот, дети! Вот каков отец для вас!Но боги да хранят его! Над намиОн господин, – хоть, кажется, нельзя,Чтоб человек больней семью обидел.

В природе смертных это. ЧеловекВсегда себя сильней, чем друга, любит.Иль новость ты узнала, удивляюсь…И должен был для этого ЯсонПожертвовать детьми утехам ложа?..

Идите с богом, дети, – все авосьУладится. А ты, старик, подальшеДержи детей от матери – онаРасстроена. Запечатлелась яростьВ ее чертах – и как бы на своихНе вылилась она, увы! Не стихнетБез жертвы гнев ее – я знаю. ТолькоПускай бы враг то был, а не свои…

Увы!О, злы мои страданья. О!О, смерть! Увы! О, злая смерть!

Началось… О дети… Там мать,Ваша мать свое сердце – увы! —Мечет по воле и гневЯрый катает… ПодальшеЗатаитесь, милые. ГлазНе надо тревожить ее…Ни на шаг к ней ближе, о дети:Вы души ее гордой, и дикой,И охваченной гневом бегите…О, скорее, скорее под кровлю…Это облако стона сейчасРаскаленная злоба ееПодожжет… Где предел для тебя,О сердце великих дерзаний,Неутешное сердце, коль мукаТебя ужалила, сердце?

О, горе! О, муки! О, муки и вы,Бессильные стоны! Вы, дети…О, будьте ж вы прокляты вместеС отцом, который родил вас!Весь дом наш погибни!

На голову нашу – увы! —Слова эти… Горе, о, горе!Что ж сделали дети тебе?Они за отца в ответе ль? Что мечешьТы гнев на детей! О милые, яБоюсь за судьбу вашу, дети,Ужасны порывы царей,Так редко послушных другим,Так часто всевластных…Их злобе легко не уняться…Не лучше ли быть меж листовНевидным листом?О, как бы хотела дождатьсяЯ старости мирной вдалиОт царской гордыни…Умеренность – сладко звучитИ самое слово, а в жизниКакое сокровище в нем!Избыток в разладе с удачей,И горшие беды на родС божественным гневом влечет он.

Парод

На орхестру спускается хор из коринфских женщин.

Я слышала голос, я слышала крикНесчастной жены из дальней Колхиды:Еще ли она, скажи, не смирилась?Скажи мне, старуха…Чрез двери двойные[4] я слышала стонИ скорби семьи сострадаю,Сердцу давно уже милой.

Той нет уж семьи – распалась она:Мужа – ложе тиранов,Терем жену утаил,Царицу мою с тающим сердцем,Лаской ничьей, ни единого другаЛаской она не согрета…

О, ужас! О, ужас!О, пусть небесный перунПронижет мне череп!..О, жить зачем мне еще?Увы мне! Увы! Ты, смерть, развяжиМне жизни узлы – я ее ненавижу…

Ты внял ли, о Зевс, ты, матерь Земля, ты, Солнце,Стонам печальнымЗлосчастной невесты?Безумны уста, вы – зачемЖеланье холодного ложа?Смерти шагиРазве замедлят?Надо ль молить ее?Если твой муж пожелалНового ложа, зачем жеГневом бедствие этоХочешь ты углубить,Частое в мире? КронидПравде твоей поможет:Только не надо сердце, жена,Сердце в слезах не надо топитьПо муже неверном…

Великий Кронид… Фемида[5] -царица!О, призрите, боги, на муки мои!Сама я великой клятвойПроклятого мужаСвязала с собою, увы!О, если б теперьЕго и с невестой увидеть —Два трупа в обломках чертога!От них обиды, от нихНачало… О боги… О ты,Отец мой, о город, от вас яПостыдно бежала, и трупРодимого брата меж нами.

Слушайте, что говорит,Вопли мечет какиеФемиде, обетов царице,И Зевсу, кравчему клятвы.Ужасной, ужасной онаМестью насытит сердце.

Зачем же она явить нам лицо не хочет?Слух не приклонитНа нежный мой голос?Безумную злобу ее,Души ее темное пламя,Может быть, яИ утишила бСловом и лаской.Пусть же любимые мнойВидят желание сердца…

К ней в чертог не войдешь ли?Пусть она выйдет к нам…Медлить не надо… Скорей!Может сейчас несчастьеВ этих стенах произойти…Страшен порыв гнева и мести,Отчаянье страшно.

Пойти я готова… Но толькоЦарицу смогу ль образумить?Труда ж и желаний не жалко…Как львица в муках родильных,Так дико глядит она, еслиС словами на робких устахПриблизится к ложу рабыня…О да, не будет ошибкойСказать, что ума и искусстваНемного те люди явили,Которые некогда гимныСлагали, чтоб петь за столамиНа пире священном иль простоВо время обеда, балуяМелодией уши счастливых…Сказать, что никто не придумалГармонией лир многострунныхПечали предел ненавистной,Печали, рождающей смерти,Колеблющей ужасом царства,Печали предел положить…Лечиться мелодией[6] людямПолезно бы было, на пиреНапрасны труды музыканта:Уставленный яствами столБез музыки радует сердце.

Уходит.