Стивен Кинг - Дорожные работы
Небрежно, с отсутствующим видом он положил таблетку на язык. Вкуса не чувствовалось. Он проглотил ее, так ничего и не почувствовав. – Барт! – воскликнула женщина. – БАРТ ДОУЗ! – На женщине было черное открытое вечернее платье. В руке она держала бокал мартини. У нее были темные волосы, убранные ради такого случая и перевязанные сверкающей ленточкой, усыпанной фальшивыми бриллиантами.
Он вошел в дом через кухонную дверь. Кухня была забита людьми, так что шагу нельзя было ступить, не отдавив кому-нибудь ногу. Было только половина девятого. Стало быть, Эффект Отлива еще не заработал в полную силу. Эффект Отлива был еще одной составной частью уолтеровской теории вечеринок. По его словам, по ходу вечеринки люди рассредотачиваются по углам дома. «Центр рушится, – говорил Уолли, хитровато моргая. – Сам Томас Элиот об этом говорил». Как-то раз, если верить Уолли, спустя восемнадцать часов после окончания вечеринки он обнаружил одного из гостей бесцельно бродящим по чердаку.
Женщина в черном платье жарко поцеловала его в губы, тесно прижавшись к нему своей обширной грудью. Часть ее мартини пролилось между ними на пол.
– Привет, – сказал он. – Ты кто?
– Тина Ховард, Барт. Неужели ты не помнишь, как наш класс ездил на экскурсию? – Она погрозила ему пальцем. – Ах ты, противный мальчишка!
– Та самая Тина? Господи, это действительно ты! – По лицу его расплылась удивленная улыбка. В этом была еще одна отличительная черта уолтеровских вечеринок: люди из прошлого непрерывно мелькали перед тобой, словно ты листал альбом со старыми фотографиями. Парень из твоего квартала, с которым вы были лучшими друзьями тридцать лет назад, девушка, с которой вы чуть не переспали в колледже, человек, с которым ты проработал один месяц на летних работах восемнадцать лет назад.
– Но сейчас я Тина Ховард Уоллес, – сказала женщина в черном платье. – Мой муж здесь рядом… Где-то здесь… – Она рассеянно оглянулась, пролила еще немного мартини из бокала и допила остатки, пока их не постигла та же судьба.
– Ужас-то какой – нигде не вижу своего мужа. Похоже, я его где-то потеряла.
Она посмотрела на него теплым, пристальным взглядом, и Барт едва мог поверить в то, что эта женщина подарила ему возможность впервые прикоснуться к женской плоти. После второго года обучения в средней школе Гровер в Кливленде их отправили всем классом на экскурсию. Было это лет сто девять назад. Он до сих пор помнил упругость ее грудей под белой хлопчатобумажной блузкой, когда они сидели…
– На берегу Коттеровского ручья, – произнес он вслух.
Она покраснела и захихикала. – Стало быть, ты все помнишь. Вот и хорошо.
Он невольно опустил глаза на вырез ее платья, и она взвизгнула от хохота. Он снова расплылся в беспомощной ухмылке. – Да, похоже, время летит быстрее, чем мы…
– Барт! – завопил Уолли Хэмнер, заглушая общий гул. – Привет, старина, я безумно рад, что ты все-таки смог прийти.
Он направился к ним через всю комнату, причем траектория его представляла собой Специальный Зигзаг Уолтера Хэмнера, который также должен был быть запатентован на правах составной части Общей Теории Вечеринок. Это был худой, почти лысый человек в безупречной полосатой рубашке образца шестьдесят второго года и в очках с роговой оправой. Он пожал протянутую руку Уолтера. Насколько он мог вспомнить, рукопожатие Уолтера не стало менее сильным, чем в предыдущие годы.
– Я вижу, ты знаком с Тиной Уоллес, – сказал Уолтер.
– Да, давно это было, – сказал он и неуверенно улыбнулся Тине.
– Только не рассказывай об этом моему мужу, ты, противный мальчишка, – хихикнула Тина. – А сейчас извините меня, пожалуйста. Мы еще увидимся с тобой попозже и поговорим, ладно, Барт?
– Конечно, – сказал он.
Она затесалась в толпу людей, собравшихся вокруг стола с угощением, а потом двинулась в гостиную. Он кивнул ей вслед и спросил:
– Откуда ты их берешь, Уолтер? Это была первая девушка в моей жизни, которую я облапал. Как будто смотришь фильм про свою жизнь.
Уолтер скромно пожал плечами. – Видишь ли, Бартон, мальчик мой. Все это входит в Принцип Принудительного Удовольствия. – Он кивнул на бумажный пакет у него под мышкой. – Что у тебя в этом коричневом свертке?
– «Южное Утешение». У тебя ведь найдется бутылочка «Севен-Ап»?
– Разумеется, – ответил Уолтер и скорчил недовольную физиономию. – Неужели ты действительно собираешься пить эту гадость? Я-то всегда был уверен, что ты предпочитаешь скотч.
– Я люблю только один напиток – «Южное Утешение» и «Севен-Ап». Просто раньше я скрывал это, а теперь я вышел из подполья.
Уолтер усмехнулся. – Мэри была где-то здесь. Похоже, она тебя высматривала. Так что давай, налей себе выпить, и мы отправимся на ее поиски. – Отлично.
Он двинулся через кухню, приветствуя людей, вид которых был ему смутно знаком и которые смотрели на него так, будто видели его в первый раз в жизни, и отвечая на приветствия радостно кидавшихся ему на шею незнакомцев. Под потолком сгустились величественные клубы сигаретного дыма. До него доносились обрывки разных разговоров, словно кто-то быстро крутил ручку настройки радиоприемника.
…У Фредди и у Джима не было при себе графиков работы и тогда я
…сказал, что его мать умерла совсем недавно, и если он выпьет слишком много, то вполне может разнюниться…так вот, когда он снял верхний слой краски, стало ясно, что это очень талантливая картина, может быть, даже дореволюционного периода
…а этот маленький жидяра подошел к дверям и стал предлагать купить свои энциклопедии
…в полной заднице. Он не дает ей развода из-за детей, а пьет он, как последний
…удивительно симпатичный костюм…и там было столько выпивки, что он нажрался и сблеванул прямо на платье официантке.
Напротив плиты и раковины стоял длинный стол с пластиковой крышкой, уставленный открытыми бутылками и множеством стаканов разных размеров и в разной степени наполненности. Пепельницы уже не вмещали окурков. В раковине стояло три ведерка с кубиками льда. Над плитой висел большой плакат с изображением Ричарда Никсона в наушниках. Шнур от наушников исчезал в заднем проходе осла, стоявшего у самого края плаката. Надпись гласила:
СЛУШАЕМ
ВНИМАТЕЛЬНО!
Слева по ходу человек в мешковатых брюках с подвязанными внизу колокольчиками, в каждой руке у которого было по дозе спиртного (стакан для воды, наполненный жидкостью, подозрительно смахивавшей на виски, и большая глиняная кружка пива) развлекал анекдотом группу сгрудившихся вокруг него людей.
– Так вот, этот парень приходит в бар, садится за стойку, а на соседнем с ним стульчике сидит обезьяна. Парень заказывает себе одно пиво, а когда бармен приносит пиво, парень спрашивает: А чья это обезьяна? Симпатичная сучка. А бармен ему и отвечает: Это обезьяна нашего пианиста. Тогда парень разворачивается… Он приготовил себе коктейль и огляделся в поисках Уолта, но тот пошел к дверям, чтобы встретить новоприбывших гостей – молодую супружескую пару. На мужчине был надет большой водительский шлем, очки-консервы и старомодный автомобильный пыльник. Спереди на пыльнике было написано:
НЕ ВЫПУСКАЙ БАРАНКУ ИЗ РУК!
Несколько человек исступленно расхохотались, а Уолтер едва ли не завыл от смеха. В чем бы ни состояла эта шутка, похоже, она была понятна только избранным.
– …И тогда этот парень подходит к пианисту и говорит: Вы знаете, ваша обезьяна нассала мне в пиво. А пианист отвечает: «Нет, не знаю, но напойте несколько тактов, и я попробую сыграть».
Раздался взрыв не очень дружного, принужденного смеха. Парень в мешковатых брюках с колокольчиками отхлебнул виски и запил его пивом.
Он взял свой стакан и направился в едва освещенную гостиную, скользнув за спиной у Тины Ховард Уоллес, пока она не заметила его и не навязала ему бесконечную игру в расспросы и воспоминания. Она была похожа на тот сорт людей, которые могут цитировать целыми главами жизнь одноклассников, кончивших не лучшим образом (разводы, нервные срывы, преступления – вот что особенно привлекает внимание таких людей), и ни словом не упомянут тех, кто достиг успеха.
Кто-то поставил неизбежный альбом рок-н-роллов пятидесятых годов, и пар пятнадцать дергались под музыку – самозабвенно, но не слишком изящно. Он увидел Мэри, которая танцевала с худым стройным мужчиной. Он знал этого человека, но никак не мог вспомнить, кто он и как его зовут. Джек? Джон? Джейсон? Он помотал головой. Имя так и не вспомнилось. На Мэри было вечернее платье, которое он до этого ни разу не видел. Сбоку оно застегивалось на пуговицы, и достаточное их число было не застегнуто, образуя сексуальный разрез, поднимающийся чуть выше обтянутого нейлоном колена. Он стоял и смотрел на нее, ожидая, что в груди проснутся какие-нибудь сильные чувства – ревность, тоска, желание, – но ни одно из них так и не появилось. Он отхлебнул свой коктейль.
