Теннесси Уильямс - Лето и дым

Мистер Уайнмиллер. Ты ждешь кого-то? Альма Не то что жду, но вдруг кто зайдет.

Мистер Уайнмиллер. Кого ты ждешь?

Альма. Я уже сказала никого, просто не исключена возможность…

Мистер Уайнмиллер. Мистер Доремус? Мне казалось, сегодня он проводит вечер со своей матерью.

Альма. Да, сегодня он проводит вечер со своей матерью.

Мистер Уайнмиллер. Кто же тогда придет, Альма? '

Альма. Никто, наверно. Никто, наверно, не придет.

Мистер Уайнмиллер. Все это чрезвычайно загадочно.

Миссис Уайнмиллер. Долговязый из соседнего дома — вот кто к ней придет.

Альма. Если ты поднимешься к себе, мать, я позвоню в аптеку и попрошу прислать фунт мороженого. Персикового.

Миссис Уайнмиллер. Захочу — поднимусь, захочу — нет: зарубите это себе на носу, мисс Уайнмиллер. (Закуривает сигарету.)

Медленно обернувшись, мистер Уайнмиллер издает глубокий вздох.

Альма. Что ж, могу сообщить, кто, возможно, заглянет к нам, чтобы не было потом недоразумений. Обещал зайти молодой доктор Бьюкенен.

Миссис Уайнмиллер. Видал?!

Мистер Уайнмиллер. Ты шутишь?

Миссис Уайнмиллер. Что я говорила?

Альма. Нисколько.

Мистер Уайнмиллер. К нам придет этот молодчик?

Альма. Он спросил у меня разрешения, и я позволила ему прийти. Но теперь девятый час, — видимо, уже не явится.

Мистер Уайнмиллер. А если все-таки явится, ступай к себе наверх — я приму его сам.

Альма. И не подумаю.

Мистер Уайнмиллер. Ты, верно, не в своем уме!

Альма. Принимать его буду я. Ты отправишься в кабинет, а мать наверх, и если он придет, я приму его. Злые языки мне не указ! Все эти толки да пересуды — досужая выдумка старых сплетников; они просто завидуют его сверкающей молодости, его обаянию!

Мистер Уайнмиллер. Нет, кто-то из нас двоих определенно сошел с ума.

Альма. У каждого, видимо, свой пунктик, отец…

Мистер Уайнмиллер. Мало мне одного этого невыносимого креста, так суждено нести еще один. Но если ты думаешь, я удалюсь к себе, когда явится этот юнец — с бутылкой виски, надо полагать, в одной руке и колодой карт в другой, — ты глубоко заблуждаешься. Так вот и буду сидеть здесь и глядеть на него, пока не уйдет. (Отвернувшись от Альмы, снова углубился в работу.)

За открытой дверью свист!

Альма (поспешно). Ладно, я, пожалуй, сама схожу в аптеку и закажу мороженое. (Идет к двери, хватая по пути с вешалки шляпку, перчатки и вуаль.)

Миссис Уайнмиллер. К нему набежала! Ха-ха!

Альма выбегает

Мистер Уайнмиллер (подняв взгляд). Альма! Альма!

Миссис Уайнмиллер. Ха-ха-хааа!..

Мистер Уайнмиллер. Где Альма?.. Альма! (Выбежав за дверь.) Aльма!

Миссис Уайнмиллер. Ха-ха! Ну кто в дураках? Кто в дураках? Ха-хааа!.. Сам ты невыносимый крест, пустомеля несчастный…

Картина шестая

Беседка с двумя стульями и столиком, над которым свисает истрепанный бумажный фонарик. Это крохотное, эскизно намеченное сооруженьице можно вынести вперед, расположив его перед двумя постоянными интерьерами, — их следует затемнить, как в сценах, происходящих у фонтана В глубине, как и на протяжении всей пьесы, смутно виднеется каменный ангел. Звуковым фоном, на котором происходит действие, может служить в подходящих местах музыка, доносящаяся из расположенного неподалеку казино.

Голос Джона (из темноты). Не понимаю, почему мы не можем зайти в казино.

Голос Альмы. Отлично понимаете, не притворяйтесь.

Голос Джона. Может, все-таки объясните причину.

Альма (входя в беседку). Я дочь священника.

Джон. Это не причина. (Входит вслед за нею. На нем белый парусиновый костюм; пиджак перекинут через руку.)

Альма. Вы врач вот вам более веская причина. Появляться в подобном месте не подобает ни вам, ни лене. Вам — в особенности!

Джон (громогласно). Дасти!

Дасти (из темноты). Иду!

Джон. Что это вы там роетесь в сумочке?

Альма. Ничего-ничего.

Джон. Что у вас там?

Альма. Отдайте, пожалуйста.

Джон. Таблетки? Те, что я дал, — снотворные?

Альма. Да.

Джон. Для чего они вам?

Альма. Приму одну.

Джон. Сейчас?

Альма. Да.

Джон. Зачем?

Альма. Зачем? Затем, что я чуть не умерла в автомобиле от разрыва сердца Демон вас, что ли, обуял, что вы так гнали?

Входит Дасти.

Джон. Бутылочку красного!

Дасти. Мигом! (Удаляется.)

Джон. Эй! Скажешь Плюгавому — пусть сыграет для меня тот блюзик — «Желтый пес».

Альма. Будьте добры, верните мои таблетки.

Джон. Вы что — наркоманкой хотите стать? Я ведь ясно сказал вам: по одной и только в случае необходимости.

Альма. Вот мне сейчас и необходимо.

Джон. Сядьте и прекратите эти придыхания.

Дасти приносит узкую длинную бутылку вина и два бокала.

Петушиный бой когда начинается?

Дасти. Часиков в десять, доктор Джонни.

Альма. Не поняла: что начинается?

Джон. У них тут в субботу по вечерам петушиные бои. Не приходилось видеть?

Альма. Разве что в одном из предыдущих своих воплощений.

Джон. Когда нос ваш был украшен медным колечком?

Альма. Вот тогда я, возможно, посещала подобные представления.

Джон. Вам предстоит увидеть одно из них сегодня.

Альма. Мне — нет.

Джон. Мы ведь затем и приехали.

Альма. Я полагала, зрелища такого рода запрещены.

Джон. Мы с вами в казино «Лунное озеро», где все дозволено.

Альма. И где вы частый гость.

Джон. Я бы даже сказал: завсегдатай.

Альма Значит, как ни жаль, вы, наверно, и вправду решили забросить медицину.

Джон. Можете не сомневаться. Удел врача — замкнуть себя в кругу болезней, невзгод, смерти.

Альма. Грустно слышать. Отцу вы уже сказали?

Джон. Словам он не поверит. Ему будут представлены наглядные доказательства.

Альма. Вчера ночью я слышала, как у вас в кабинете надрывался телефон. И никто не ответил. Бог мой, как это было мучительно! Я закрыла в спальне окно, чтоб не слышать, но все равно было слышно.

Джон. И мне было слышно. Всю ночь дребезжал под ухом. Как уехал отец, я и не подхожу. (Отпивает из бокала.)

Альма. Не сочтите за дерзость, но хотелось бы знать, чем вы займетесь, оставив медицину.

Джон. Не сочту за дерзость.

Альма. Но и не ответите?

Джон. Не решил еще окончательно, мисс Альма, но последнее время подумываю о Южной Америке.

Альма (с грустью). А-а-а…

Джон. Слышал я, что в тамошних кантинах куда веселей, чем в наших пивнушках, а сеньориты — пальчики оближешь!

Альма. У Дороти Сайкс брат уехал в Южную Америку, и с тех пор ни слуху ни духу. Только здоровые, крепкие натуры могут выжить в тропиках. Для других они — трясина.

Джон. Значит я, но вашему, — натура не крепкая?

Альма. Вы весь раздерганный какой-то. Просто до ужаса, до ужаса раздерганный, — как и я, только по-другому.

Джон (вытягивая ноги). Ах-ах-ах, хи-хи-хи, ха-ха-ха.

Альма Вы и в детстве, бывало, так говорили, чтоб выразить возмущение!

Джон (скаля зубы). Неужто?

Альма (резко). Как вы сидите?

Джон. А что?

Альма У вас в этой позе вид праздного, забулдыги.

Джон. А может, я и есть праздный забулдыга?

Альма. Если уж надо куда уезжать, то почему не выбрать районы с живительным климатом?

Джон. Успокойтесь, отправлюсь только в те места, насчет которых уверен, что климат там умерен. Есть такие места и в Южной Америке.

Альма. Вот уж не предполагала.

Джон. Теперь сможете предполагать.

Альма. Они там, на юге, только и знают — мечтать себе на солнце… и предаваться неге.