Теннесси Уильямс - Лето и дым
Голос Джона. Такси!
Занавес.
Часть вторая: Зима
Картина седьмая
На заднике, растянутом во всю ширь сцены, — южное небо с его едва заметно движущимися вместе с вращением Земли созвездиями. Поначалу освещена комната в доме Уайнмиллеров: на зеленом плюшевом диване под романтическим пейзажем в тяжелой позолоченной раме — Альма и Роджер Доремус. На маленьком столике за ними — хрустальный графин с лимонадом, на дне вишенки и ломтики апельсина; словно тропические рыбки в крохотном аквариуме. Роджер развлекает Альму, показывая ей набор фотографий и открыток — воспоминания о поездке его матери по странам Востока. Делом своим он весьма увлечен и, давая разъяснения, употребляет обороты, почерпнутые, должно быть, его матерью из усердно проштудированных ею путеводителей, которыми снабжает своих клиентов Бюро путешествий Кука.
Альма не столь увлечена; внимание ее поглощено доносящимся из соседнего дома шумом: там идет разнузданное веселье; слышны звуки мексиканской музыки, беспорядочные выкрики, топот ног танцующих. Полностью освещен лишь небольшой участок сцены — вокруг Альмы и Роджера; слегка видны очертания фонтана, и весь интерьер как бы замкнут ночным небом.
Роджер. А вот Цейлон — жемчужина Востока!
Альма. А эта молоденькая толстушка — кто она?
Роджер. Мама в охотничьем костюме.
Альма. Охотничий костюм толстит ее. За какими животными она охотилась?
Роджер (игриво). Бог ее знает, за какими. Подцепила она, во всяком случае, папу.
Альма. Она, значит, встретилась с вашим отцом во время этой поездки по Востоку?
Роджер. Ха-ха, вот именно!.. Он как раз возвращался из Индии, с дизентерией, и на корабле они встретились.
Альма (пересиливая гадливость). Вот как?..
Роджер. А вот руины храма, и она на самой верхушке!
Альма. Как она забралась туда?
Роджер. Вскарабкалась, наверно.
Альма. Какая предприимчивая женщина.
Роджер. О да, предприимчивая — не то слово! А вот в Бирме, на слоне.
Альма. Скажите!..
Роджер. Вы держите карточку вверх ногами, мисс Альма!
Альма. Нарочно — хотела подразнить вас;
Звонок у двери.
Мама ваша, наверно, — пришла увести вас.
Роджер. Еще только четверть одиннадцатого. Целых пятнадцать минут в запасе.
Входит миссис Бэссит.
Альма. Миссис Бэссит!
Мисс Бэссит. Я как раз ломала голову, к кому бы обратиться, и, увидев свет у вас, подумала; вот кто тебе нужен, Грейс Бэссит, — потолкуй с мистером Уайнмиллером!
Альма. Папа спит.
Мисс Бэссит. Ах, какая жалость! (Заметив Роджера.) Добрый вечер, Роджер!.. Ну и шлепнулась же сегодня утром ваша матушка! Только выскочила из земледельческого банка — я еще подумала вот так резвость, старушке-то ведь ой-ой-ой, да и комплекция слава тебе господи, и вдруг — шмяк! Я думала, ногу сломала, ей-ей! Сильно ушиблась?
Роджер. Да нет, легкая встряска.
Мисс Бэссит. Удачно отделалась, не иначе как из резины она. (Обернувшись к Альме.) Милая Альма, надо, пока не поздно, срочно уведомить доктора Бьюкенена — старик в Лайоне, в малярийной клинике, и удобнее всего позвонить вашему отцу!
Альма. Уведомить?.. О чем?
Мисс Бэссит. У вас что — уши заложило? Не слышите разве, что там у них творится с тех самых пор, как старик уехал на эпидемию? Сплошная оргия!
Альма. Мало им было позорить его седины на стороне!..
Мисс Бэссит. У меня есть приятель в мэрии, он только что позвонил и сказал, что сынок старого доктора и Роза Гонзалес взяли лицензию на брак. Завтра утром их окрутят!
Альма. Это… точно?
Мисс Бэссит. Что ж я, по-вашему, врать стану?
Альма. Зачем… зачем это ему?
Мисс Бэссит. Август — многие бесятся! Связано, говорят, с падающими звездами. И еще, вполне возможно, с двумя или тремя тысчонками, которые он просадил в казино. Деньжат нет — пришлось собой расплачиваться. (Обернувшись к Альме.) Что это вы там занялись головоломкой, Альма?
Альма (бессильный истерический смешок). Картинки не сходятся!
Мисс Бэссит (Роджеру). Вот дернула нелегкая сказать ей!
Альма. Уйдите, пожалуйста! Оба!
Роджер выходит.
Мисс Бэссит. Так я и знала, что вы расстроитесь. Спокойной ночи, Альма! (Уходит.)
Из дома напротив доносится музыка в стиле фламенко; там топочут ногами и бьют в ладоши.
Освещается кабинет, в нем звонит телефон. Входит Джон с бутылью шампанского в руке, глазеет на аппарат, который не перестает трезвонить.
Альма (подойдя к телефону). Междугороднюю, пожалуйста… Будьте добры, дайте мне Лайон, малярийную клинику… Мне нужно вызвать доктора Бьюкенена.
Джон у себя в кабинете направился было к телефону, но вошедшей следом, Розе удалось опередить его: протянув к трубке свои унизанные перстнями пальцы, она быстро хватает ее и тут же снова вешает.
Джон. А вдруг я срочно нужен кому-то?
Роза. Никому ты так срочно не нужен, как мне! (Откинулась на столик.)
Музыка. Знойное объятие. Комната в доме Уайнмиллеров погружается в темноту. Телефон в кабинете у Джона снова звонит.
Роза накрывает трубку рукой.
Джон. Может, кровью кто истекает.
Роза. Ты истекаешь. Чуть-чуть. На лице у тебя кровь.
Джон. Не обходилось еще без этого. Ты всегда или куснешь или царапнешь. Зачем?
Роза. Затем, что не удержать мне тебя, — знаю.
Джон. Если уж тебе не удержать, та кому? Не отцу же с его медиками и медичками?
Роза. Ты мой, пока лето.
Гитара: фламенко. Резкий слом ритма сцены.
Слыхал: фламенко! Оле! Оле!
Джон. Оле! Спляши, Роза!
Роза (в экстазе). Если глаз не оторвешь от моего тела, будто глаза твои — руки, — спляшу!
Джон. Не оторву глаз от твоего тела!
Она медленно пляшет перед ним.
Роза. Завтра уезжаем вместе?
Джон. Уезжаем, отплываем, край родной мы покидаем!.. Порт отплытия — Галвестон, билеты на руках…
Роза. Две бумажки… Ты не разорвешь их?
Джон. Нет, решено — мы пускаемся в плаванье! Как это по-испански?
Роза. Viaje![6]
Джон. Viaje!.. — по Мексиканскому заливу, потом мимо всех этих островков, и все дальше к югу, к югу, пока не увидим ночью в небе золотой крест…
Роза. А тогда?..
Джон. Тогда?.. Тогда на берег, в какой-нибудь тропический порт за письмишком!..
Роза. А что в письмишке, Джонни, — «возвращайся»?
Джон. Нет! В письмишке чек на кругленькую сумму от папаши Гонзалеса.
Роза. От папы?
Джон. Конечно, на этот переводик мы и будем жить. А как же! Еще недавно я и помыслить бы об этаком не смог. А нынешнее лето все перевернуло: помышляю! И не только помышляю — жажду! Катился ли кто-нибудь вниз так стремительно, как я этим летом? Кубарем, словно камень с горы! А вот поди ж ты. каждый вечер чистый белый костюмчик! Дюжину имею! Шесть в гардеробе, пять в стирке, один на мне! И на лице — никаких следов порока: по утрам проверяю, когда бреюсь. А ведь днями тем только и занят все лето, что вспоминаю прошлую ночь и предвкушаю следующую.
Снова звонит телефон, и снова Джон устремил на него взгляд.
Роза снимает трубку.
Танцуй, Роза! Почему не танцуешь?
Роза начинает танцевать, но вдруг, зарыдав, падает на пол у его ног.
Роза. Не до танцев мне!..
Гонзалес (в соседней комнате, во всю глотку). Плевал я на все!..
Джон (протрезвев). Зачем я ему только нужен в зятья?
Роза (всхлипывая). Ты нужен мне! Мне!
Джон (подняв ее с пола). А тебе зачем?
Роза (прильнув к нему). Затем, наверно, что родилась я в Пьедрас-Неграс, и в домишке нашем была одна комната, и все мы там спали вповалку на грязном полу — пятеро мексиканцев, три гуся и бойцовый петушок, Пепе! Ха-ха! (Истерически смеется.) Здорово дрался наш Пепе! С него и повелись у папы деньжонки — ставил на Пепе и выигрывал! Ха-ха! А спали мы все вместе, и по ночам я слышала, как папа с мамой занимались любовью. Папа пыхтел и хрюкал, чтоб выказать страсть, а я все думала, как она противна, эта любовь, и как противно быть мексиканцами и спать всем в одной комнате на грязном полу, и как противно, что от всех нас смердит — ведь вымыться как следует негде!..
