Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

Губернатор Ступишин поспешил представить в столицу список селений, нуждавшихся в таких «устроениях». В Нижегородском и Арзамасском уездах таких сел и деревень оказалось 97.

Наконец наступила в обоих уездах желанная Панину мертвая тишина, нарушаемая лишь воем бесчисленных волчьих стай, бродивших по опустевшим дорогам в поисках трупов.

Пугачев в скором времени был захвачен обманом в одной из казачьих станиц и, закованный в кандалы, в железной клетке в конце октября 1774 года провезен через Арзамас в Москву.

Русская императрица, освободившись от чувства страха за трон, приступила к разбору дел «девяти сортов обвиняемых». Полтора месяца длилось судебное следствие. Екатерина запретила подвергать пыткам Пугачева, но не из человеколюбия, а из боязни, что он умрет ранее окончания следствия. Ей хотелось насладиться казнью предводителя восстания, мнимого императора Петра III.

10 января 1775 года последовал приговор и расправа на Болотной площади Москвы. Суд определил Пугачева и его ближайшего соратника, атамана Перфильева, живыми четвертовать и затем отрубить головы. В последний момент правительство сделало «гуманный жест» — повелено было в первую очередь отрубить головы, а затем трупы делить на части… Руки, ноги, туловища и головы казненных выставили на шестах в разных местах Москвы. Атаману Чике-Зарубину позднее отрубили голову, троих сподвижников Пугачева повесили, двадцать высекли кнутом, одного наказали плетьми, одного (дворянина) лишили чинов и дворянства «с ошельмованием», другого — только чинов, и, наконец, многие были сосланы на каторгу или поселение. Казни шли повсюду, самодержавное правительство не жалело человеческой крови…

Приговор состоялся, «законность» восторжествовала, разбежавшиеся нижегородские дворяне-помещики возвращались домой, преисполненные живейшей благодарности властям за спасение.

Но никакие репрессии правительства не смогли погасить в сознании закрепощенных масс чувства глубокой симпатии и уважения к Пугачеву и его соратникам, пытавшимся разорвать вековечные цепи, отнимавшие у народа вольность.[79]

Глава X

Дарования Российской земли. Поездка Екатерины II по Волге. Четыре приветствия и двести жалоб. Механик Кулибин. Нижегородские самородки-изобретатели. Часовой хитрец Семен Иванов. Кремлевские куранты. Нижегородская смекалка. Яранский плотник Леонтий Шамшуренков. Путешественник по трем частям света Василий Баранщиков.

Восемнадцатый век — век жестоких законов и насилия, крепостничества и рекрутчины, обездоленности и нищеты подавляющего количества населения — был в то же время и веком блистательной славы русского оружия, походов Суворова и Румянцева, появления огромного числа дарований. Именно в это время жили и творили Михаил Ломоносов и Николай Новиков, Александр Радищев и Гавриил Державин, Иван Крылов и Федор Волков, Иван Ползунов и Иван Кулибин… Жизнь, творчество, подвиг этих талантливых людей — свидетельство глубокой справедливости слов великого ученого и поэта восемнадцатого столетия Михаила Ломоносова о том, что

Богато было талантами и Нижегородское Поволжье…

Весною 1767 года Екатерина осуществила давно намеченную поездку «в Азию» — так она называла районы Поволжья, где проживало много чуваш, татар, марийцев. Целью путешествия было показать Западу, вернее западным дипломатам, «благоденственную» жизнь малых народностей по берегам знаменитой русской реки. Императрицу сопровождали австрийский, прусский, испанский, датский, шведский послы и несколько наиболее родовитых представителей русской знати.

Затея не принесла ожидаемых плодов. Неудачи преследовали императрицу со дня ее выезда из Петербурга. Намечалось, построив в верховьях Волги специальные суда, спуститься водою в Симбирск. До Волги еле тащились в рессорных колясках по сплошной грязи. В Твери Екатерина осталась недовольна построенными для похода галерами. В Ярославле сделалась свидетельницей открытой грызни между начальствующими лицами города. В Кострому попали ночью, и царицу никто не встретил.

В Нижегородском крае императрица наткнулась на еще большие неприятности. В село Городец прибыли вечером 18 мая и приняли решение: не сходя с судов, заночевать. Утром императрица отправилась в городецкий Федоровский монастырь и вернулась на галеру рассерженная: дряхлый архимандрит еле шамкал беззубым ртом, а братия заметно была навеселе.

Днем остановились в Балахне. Балахонский воевода Крапивин всеподданнейше донес, что «в крае третий год подряд неурожай, нет средств предотвратить дороговизну хлеба и возможный по сей причине голод». Походная канцелярия вручила воеводе секретный указ императрицы: «…по многим обстоятельствам видно, что прямая причина продолжающейся в государстве дороговизны хлеба доныне еще от правительства сокрыта… В сем рассуждении приказываем: чтобы вы, воевода города Балахны Крапивин, получа сей секретный указ и сам собою сообразя и слича все обстоятельства и состояние вашего места, по чистой совести и под присягою прислали свое мнение, отчего дороговизна в хлебе сделалась чувствительною и почему она с 1762 года год от году возрастает…».

Нижний Новгород встретил императорскую флотилию ружейными залпами, барабанным боем, колокольным звоном и красноречием духовных иерархов. Губернские и уездные жители поднесли «подарки»: 4 приветственных адреса и 200 жалоб. Адресам нашлось место на флагманской галере «Тверь», а жалобы попали в кабинетную галеру «Ржев», в дополнение к накопленным ранее 400 документам человеческого горя и слез.

Испортившееся настроение императрицы тотчас же ощутили местный губернатор и архиерей. Первому указали на неприглядное состояние городских улиц: «Город ваш ситуацией прекрасен, а строением мерзок», второго кольнули распущенностью Городецких монахов.

Однако, находясь в присутствии пяти иностранных свидетелей, Екатерина решила сделать хорошую мину при плохой игре: она пожелала публично разобрать одно поданное ей прошение.

Около середины XVIII века в Нижнем на Панской улице поселился, покончив с обширными торговыми делами, балахонский купец Осокин. Овдовевший старик души не чаял в красавице-дочери, восемнадцатилетней Насте. Одноэтажный со светелкой дом Осокина стоял на самом обрыве Волги. Нижнее помещение занимал хозяин, в светелке жила девушка с няней. Жили тихо, спокойно, выходя из дому лишь на базар и в церковь. Лелеял свою Настю купец Осокин и охранял от соблазнов, но пропустил, не заметил, как появился у дочери мил-дружок, его собственный приказчик Гаврила. Встречались молодые люди в светелке,