Стамбул и тайны османских султанов - Николай Николаевич Непомнящий
Эвлия Челеби, желая похвалить жителей Муглы, пишет о них: «Это настоящий анатолийский город, но жители его слишком городские, знают персидский». Знание персидского языка было признаком городского человека, обладателя сравнительно высокой культуры. Арабский же, помимо того, что был языком науки, стал и языком повседневного общения для арабоязычного населения.
Основываясь на «Сайахат-наме» Эвлия Челеби, самом живом и богатом источнике информации о языках Османской империи XVII века, можно утверждать, что народы, проживающие здесь, как правило, не забывали и свои родные языки. Их общественный статус и связь друг с другом насколько перепутаны, настолько и интересны. Например, мусульмане-хорваты, ведущие постоянные войны на границах Хорватии, которых даже хоронили вместе с оружием, намазы читали на хорватском. В Венгрии же были воины венгры и боснийцы, которые не знали турецкого языка. Каждая провинция Османской империи была как минимум двуязычной, часто же – многоязычной.
В современной Греции во многих районах говорят на двух языках. Салоники же многоязычны. Наряду с турецким в торговле широко применялся язык ладино. Жители города знали также греческий и болгарский языки, разговаривали на них. Чем дальше на юг, тем чаще можно было увидеть, что в городах правящие классы и интеллигенция знают турецкий и разговаривают на нем. Простые люди же разговаривали на греческом.
Один диалект турецкого языка, на который сильное влияние оказал греческий язык, являлся языком повседневного общения для турков-мусульман Греции. В Афинах же на турецком не говорили вообще.
Начиная от Эдирне в Анатолии начиналась область, где основным разговорным языком был турецкий. Эвлия Челеби приводит образцы слов из разных диалектов турецкого языка. Язык немусульманского населения он обозначает как «урумский». Челеби также пишет о неком народе в окрестностях Антальи и Аланьи, говорящем на «западно-турецком языке». Это «православные турки», в литературе известные как «караманлы».
Пишут о городах, селениях и деревнях в Средней и Восточной Анатолии, население которых говорит на армянском языке, например Сивас. Население городов знало армянский, т. е. это было многоязычные общество, и связи между тюрками и армянами, а, следовательно, и между тюркскими и армянским языками очень древние и укоренившиеся. И в Турции, и за ее пределами армянские общины на протяжении всей истории использовали тюркские языки в религиозной практике и литературе. Первая типография, созданная армянами, начала действовать в 1567 году, в ней, начиная с 1727 года, начали печатать тексты на турецком языке армянскими буквами!
Еще одним языком, на котором говорили в Османской Анатолии, был курдский. Эвлия Челеби пишет, что к востоку от Дийарбаки разговаривают на курдском. Но примеры слов, которые он приводит, в своей основе тюркские. Например, он приводит некоторые слова из языка, на котором говорят в Дийарбаки. Но это тексты, язык которых похож на азербайджанский. Но среди приводимых им примеров есть действительно курдские слова.
Правитель Битлиса Абдал-хан, которого неустанно восхваляет Эвлия Челеби, а также подробно описывает его трагическую историю, является хорошим примером того, как осуществлялась культурная деятельность в регионе. Абдал-хан, разговаривая с Эвлией Челеби, использовал один из диалектов азербайджанского языка. Абдал-хан, увлекающийся науками и литературой, перевел некоторые арабские и персидские книги на турецкий язык.
К какому бы народу ни принадлежал интеллигент Османской империи, он обязательно знал турецкий, арабский и персидский языки. Помимо этого, он, как правило, владел своим родным языком или еще какими-то языками региона. Таким образом, он был полиглотом. Бюрократические работы в государстве велись на турецком языке, но при необходимости использовали арабский, персидский, греческий. Начиная с XIX века к этим языкам присоединился и французский. Этот язык нашел свое применение в образовании и бюрократических делах, кроме этого, занял достойное место и в интеллектуальной жизни.
Цветок Аллаха
Когда зима кончалась, наступал весенний праздник, который со временем превратился в фестиваль тюльпанов. Ахмед очень любил цветы – розы, гвоздики (которые, как говорили, напоминали его усы), лилии и жасмин. Но в конце концов именно тюльпаны стали предметом его обожания, превзойдя все остальные цветы. По-турецки тюльпан звучит как «ляле», и в это вкладывается священный смысл из-за созвучия со словом «Аллах». Отсюда известность правления Ахмеда III среди потомков как ляле деври, или «эпоха тюльпанов».
Тюльпан был диким цветком азиатских степей, устилавшим дороги турок на протяжении веков их миграции на Запад. Именно Бусбек, посол австрийского императора XVI века, будучи заядлым ботаником, первым привез тюльпаны на Запад, взяв с собой во Фландрию луковицы во время поездки домой. Европейское название цветка произошло от прозвища, которое дали ему турки: «тулбенд», или «тюрбан», – на фарси. Достаточно скоро после того, как тюльпан был ввезен европейскими купцами и в больших количествах стал разводиться в Голландии, стали известны уже около двенадцати сотен его разновидностей.
В городе миллиона тюльпанов
Именно Мехмед IV, отец Ахмеда, был первым, кто вновь вернул тюльпан в Турцию, разбив цветник с несколькими разновидностями тюльпана в садах Сераля. Но первым, кто начал импортировать тюльпаны в больших количествах не только из Голландии, но и из Персии, был сам Ахмед. Разведение тюльпанов в его садах тщательно планировалось, на каждой делянке высаживалась лишь одна разновидность этого цветка.
Праздник весны Ахмеда, праздник тюльпана, проводившегося в садах Большого Сераля, на время даже затмил своим значением традиционные религиозные праздники мусульман. Он проводился всегда в апреле на протяжении двух вечеров, предпочтительно при свете полной луны. Над частью своих садов султан возвел крышу наподобие оранжереи. Здесь, расположенные на полках, стояли бесчисленные вазы с тщательно отобранными по цвету и форме цветами, с поставленными между ними большими лампами подсветки из цветного стекла и стеклянными емкостями, заполненными разноцветными жидкостями, так что тюльпаны светились как бы идущим изнутри собственным светом. На ветвях деревьев, объединяя оранжерею с вольерой, были развешаны клетки с канарейками и редкими певчими птицами. Султан сидел в центре на троне под шатром имперского павильона, принимая выражения почтения.
На следующий вечер развлечения устраивались для дам из гарема, которых султан принимал один, развлекая их музыкой и поэзией, песнями и танцами своих рабов, тогда как черепахи бродили по садам со свечами на панцирях, чтобы освещать тюльпаны. Иногда устраивался «поиск сокровищ» – подобно поиску пасхальных яиц в Европе – с окрашенными в разные цвета конфетами и безделушками, спрятанными среди цветов, которые женщины гарема искали, перебегая туда-сюда «на цыпочках» между тюльпанами в поисках, так сказать, сокровищ. Ибрагим-паша сам обожал больше всего сорт тюльпанов под названием «голубой жемчуг», предлагая солидное вознаграждение тому, кто смог бы акклиматизировать его, и накрывал эти цветы белой вуалью, чтобы предохранить
