Власть. Новый социальный анализ - Бертран Рассел
Власть, не основанную на традиции или согласии, я называю «голой» властью. Ее характеристики существенно отличаются от качеств традиционной власти. Когда же сохраняется традиционная власть, характер режима почти полностью зависит от ее ощущения опасности или безопасности.
Голая власть обычно бывает военной, также она может принимать форму либо внутренней тирании, либо внешнего завоевания. Ее значение, особенно в последней форме, весьма значительно, – оно, я полагаю, больше, чем готовы допустить многие современные «научные» историки. Александр Великий и Юлий Цезарь своими сражениями изменили ход всей человеческой истории. Если бы не первый, Евангелие не было бы написано на греческом языке, а христианство не стали бы проповедовать по всей Римской империи. Если бы не второй, французы бы не говорили на языке, происходящем от латыни, а католическая церковь могла бы так и не возникнуть. Военное превосходство белого человека над американскими индейцами – еще более бесспорный пример власти меча. Завоевание силой оружия оказало более значительное воздействие на распространение цивилизации, чем любой другой отдельный фактор. Тем не менее военная власть в большинстве случаев основывается на какой-то другой форме власти, такой как богатство, технические знания или фанатизм. Я не говорю, что это всегда так; например, на войне за испанское престолонаследие результат определялся гениальностью Мальборо. Но это следует считать исключением из общего правила.
Когда традиционная форма власти подходит к своему концу, ее преемницей может стать не голая власть, но революционный авторитет, повелевающий добровольно соглашающимся с ним большинством или значительным меньшинством населения. Такой, к примеру, была ситуация в Америке во время Войны за независимость. Авторитет Вашингтона не обладал ни одним из качеств голой власти. Подобным образом и в период Реформации новые церкви создавались для того, чтобы занять место католической церкви, причем их успех намного больше определялся согласием, чем силой. Революционному авторитету, если он стремится себя утвердить, не применяя слишком много голой власти, требуется намного более сильная и активная народная поддержка, чем традиционному авторитету. Когда в 1911 году была провозглашена Китайская Республика, люди, получившие иностранное образование, ввели парламентскую конституцию, однако общество осталось к ней равнодушным, и вскоре режим превратился в голую власть, которую делили воюющие друг с другом тугуны (военные командиры). Единство, которого впоследствии удалось добиться Гоминьдану, определялось национализмом, а не парламентаризмом. Такие же вещи часто происходили в Латинской Америке. Во всех этих случаях авторитет парламента, если бы он обладал достаточной для успеха народной поддержкой, был бы революционным; однако чисто военная власть, которая на деле добивалась победы, была голой.
Различие между традиционной, революционной и голой властью является психологическим. Я не буду называть власть традиционной просто потому, что она обладает древними формами – наряду с этим она должна пользоваться уважением, которое в какой-то мере объясняется обычаем. Если такое уважение ослабевает, традиционная власть постепенно переходит в голую власть. Этот процесс наблюдался в России, когда революционное движение постепенно укреплялось – вплоть до его победы в 1917 году.
Я называю власть революционной, когда она зависит от объединения значительной группы населения под знаменем новой веры, программы или чувства, как в случае протестантизма и коммунизма, или же в силу стремления к национальной независимости. Я называю власть голой тогда, когда она проистекает всего лишь из властолюбия отдельных людей или групп и когда она добивается от своих подданных исключительно подчинения, обусловленного страхом, а не активным сотрудничеством. Мы увидим, что нагота власти – вопрос степени. В демократической стране власть правительства не является голой в отношении к оппозиционным политическим партиям, но является – к убежденным анархистам. Точно так же в случае церковного преследования власть церкви представляется голой в отношении к еретикам, но не в отношении к ортодоксальным грешникам.
Также в нашем предмете можно провести еще одно различие – между властью организаций и властью индивидов. Одно дело – то, как власть приобретает та или иная организация, и другое – как в такой организации приобретает власть индивид. Конечно, эти вещи связаны друг с другом: если вы хотите стать премьер-министром, вы должны приобрести власть в своей партии, а ваша партия должна добиться власти в стране. Но если бы вы жили до отмены принципа наследования, вам нужно было бы, чтобы получить политический контроль над страной, быть наследником короля; но это, однако, не дало бы вам возможности завоевывать другие страны, поскольку для этого вам потребовались бы качества, которых детям королей часто недостает. Сегодня похожая ситуация сохраняется в экономической сфере, где плутократия в значительной мере является наследственной. Взять, к примеру, две сотни плутократических семей Франции, против которых выступают французские социалисты. Однако династии среди плутократии не обладают той же устойчивостью, что и династии на троне, поскольку они не смогли внушить обществу в целом, что тоже освящены божественным правом. Никто не считает нечестивыми действия начинающего финансового магната, который разоряет того, кто является магнатом потомственным, если только все это совершается по правилам и без внедрения опасных новаций.
Организации разных типов выносят наверх разные типы индивидов, а потому создают разные состояния общества. Та или иная эпоха отпечатывается в истории своими выдающимися людьми, причем ее явный характер определяется характером таких людей. Поскольку качества, необходимые для достижения господства и выдающегося положения, меняются, меняются также и сами выдающиеся люди. Можно предположить, что в XII веке тоже были такие люди, как Ленин, или что сегодня есть такие люди, как Ричард Львиное Сердце, однако истории о них ничего не известно. Рассмотрим вкратце типы людей, производимые разными типами власти.
Наследственная власть стала основанием для нашего понятия о «джентльмене». Это в каком-то смысле вырожденная форма концепции с давней историей, начинающейся с магических способностей вождей и продолжающейся представлением о божественности королей, рыцарским благородством и голубой кровью аристократов. Когда власть является наследственной, восхищение вызывают такие качества, которые проистекают из досуга и превосходства, которое никогда не ставится под вопрос. Там, где власть является скорее аристократической, чем монархической, к числу лучших манер
