Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад
Тем же декретом, которым вводилось республиканское устройство (никак, кстати, не описанное), вся полнота власти в стране была передана Совету Пяти – пяти лицам из Временного правительства во главе с Керенским70. В него вошли министр иностранных дел Терещенко, военный министр генерал-майор Верховский, морской министр контр-адмирал Вердеревский и министр почт и телеграфов Никитин71. Правительственная пресса курила «старому солдату революции» фимиам, максимально используя факт временного союза его с Алексеевым. «А. Ф. Керенский, – отмечал в статье «За работу» Борис Гуревич, – как человек, искренне любимый солдатами, вряд ли заменим на своем посту в данный момент. Его твердая поддержка поможет офицерскому составу и генералу Алексееву довести до желанного конца дело сближения солдата и офицера, дело взаимного доверия. И если эти два имени стоят рядом – имя лучшего ученого работника, целые годы бывшего душой армии, и имя любимого солдатами их вождя – можно верить в победу над темными силами, ищущими мятежа и глубоко чуждыми делу обороны»72.
Естественно, что никто уже не вспоминал, как, кем и при каких обстоятельствах «лучший ученый работник» и «душа армии» оказался отстраненным от командования ею. Ведь на него возлагались столь звонкие надежды! Первоначально все действительно обстояло неплохо. Уже 2 (15) сентября последовало сообщение об аресте Корнилова и о том, что его мятеж привел к результатам, обратным планируемым73. Впрочем, арест тоже явно шел не так, как хотелось бы Керенскому. Фактически это была передача командования, при которой проигравшая сторона вела себя достаточно твердо. В момент ареста Главковерха текинцы чуть было не оказали вооруженного сопротивления и подчинились только его личному указанию. При самом аресте и после него все внутренние посты в здании, где находился Корнилов, были заняты солдатами этого полка. У дверей генерала днем и ночью дежурили два текинца с обнаженными клычами74.
Корнилов прочитал Алексееву телеграмму на имя главы правительства, текст которой был подготовлен Лукомским: «Если будет объявлено России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка, и на его решения не будут влиять различные безответственные организации, то ген. Корнилов немедленно примет со своей стороны все меры к тому, чтобы успокоить те круги, кои шли за ним. Генерал Корнилов еще раз заявляет, что лично для себя ничего не искал и не ищет, а добивается лишь установления в стране могучей власти, способной вывести свободную Россию и армию из того позора, в который они ввергнуты нынешним правительством. Никаких контрреволюционных замыслов ни генерал Корнилов, ни другие не питали и не питают. Генерал Корнилов требует, чтобы правительство немедленно прекратило дальнейшую рассылку приказов и телеграмм, порочащих его, Корнилова, еще не сдавшего верховного командования, и вносящих смуту в стране и войсках. Со своей стороны, генерал Корнилов обязуется не выпускать приказов к войскам и воззвания к народу, кроме уже выпущенных»75.
Телеграмма была уже отправлена Керенскому, и в этот текст были добавлены требования прекратить преследования генералов и офицеров, в том числе немедленно прекратить предание суду Деникина и его подчиненных, прислать в Ставку Алексеева. Сам тон этих условий и требований, которые не могли исходить от побежденного, не могли не задеть Керенского76. Что касается Михаила Васильевича, то он явно не увидел здесь ничего, противоречащего его собственным взглядам. В ответ Алексеев заявил: «Я заинтересован только в том сейчас, чтобы отданы были распоряжения выполнять ваши оперативные указания и приказы по управлению войсками. Мольба о сильной крепкой власти, думаю, есть общая мольба всех любящих родину и ясно отдающих себе отчет в истинном ее положении. Поэтому вы можете быть убеждены в самой горячей поддержке вашего призыва, но каков будет результат – пока сказать не могу»77. Это не был разговор арестованного с конвоиром. Более того, Алексеев просил Корнилова сохранить в руках управление войсками, и тот согласился78. Впрочем, поддерживать это соглашение долго было уже невозможно.
Требования Корнилова не были выполнены. В Орше начал собираться отряд для того, чтобы далее двинуться на Могилев и произвести аресты Корнилова и его окружения. В Могилев готовился выехать из Москвы вместе с «крупным вооруженным отрядом» и Верховский. Он также собирался произвести аресты «заговорщиков». Их жизни оказались под серьезной угрозой79. В Москве началась посадка в эшелоны пехоты, артиллерии и броневиков, которую Верховский отменил только после того, как получил известие из Ставки о том, что Алексеевым проведены аресты80.
В ночь на 3 (16) сентября Корнилов сдал командование Алексееву и переехал из губернаторского дворца в гостиницу «Метрополь». За ним последовали начальник штаба Ставки генерал А. С. Лукомский, генерал-квартирмейстер И. П. Романовский и группа его сторонников – офицеры штаба, весь Главный комитет Союза офицеров, члены Государственной думы Новосильцев и Аладьин, всего до 35 человек. Формально они были арестованы и находились под охраной текинцев и корниловцев81. В Могилеве располагался и пробольшевистски настроенный Георгиевский батальон: отношения между ним, текинцами и корниловцами колебались на грани открытого столкновения82. Алексеев крайне лаконично известил Керенского: «Около 10-ти часов вечера генерал Корнилов и т. д. арестованы»83. Это дало возможность Керенскому заявить о том, что гарнизон Могилева полностью подчиняется власти правительства. В тот же день в 23:00 сюда выехала следственная комиссия84.
Вместо заключения
Падение Корнилова и провозглашение республики почти совпали по времени. Империя перестала существовать юридически, а человек, отстаивавший сохранение дисциплины в армии и порядок в стране, оказался в тюрьме. Разгром сопротивления со стороны генералов состоялся. За 6 месяцев существования Временного правительства сменилось 4 Главковерха – Алексеев, Брусилов, Корнилов, Керенский1. Кандидат в Наполеоны также не задержался в Могилеве, поручив верховное главнокомандование генералу Н. Н. Духонину. Последний пришел в Ставку как креатура Гучкова, заместив генерала В. Н. Клембовского на посту начальника штаба2. Чехарда главковерхов по интенсивности не уступала министерской в конце правления Николая II.
Уважение к себе новые власти пытались вернуть преобразованиями, смысл которых дано было понять немногим. Между тем результат этой деятельности уже не вызывал ни у кого сомнений ни в самой России, ни за ее пределами. Провозглашение республики и введение пентархии не прибавило авторитета за рубежом ни Керенскому, ни возглавляемому им правительству, ни гибнущей стране. «Можно с уверенностью сказать, – вспоминал русский дипломат, – что после корниловского эпизода английское правительство “махнуло рукой” и ожидало казавшегося ему неминуемым краха Временного правительства»3. Правительство это было уже правительством только по названию. Оно практически не контролировало ни флот, ни армию. Этим занимались резко усилившие свое влияние большевики. Тем временем массы расправлялись с врагами революции, настоящими и выдуманными. Под подозрение было легко попасть, последствия революционной бдительности часто становились неизбежными. В стране уже шла гражданская война как высшая форма классовой борьбы или, как сказали бы сегодня, культурной и социальной нетерпимости.
Всей России было известно о новых массовых избиениях офицеров и генералов: в Выборге были зверски убиты командир 42-го армейского корпуса генерал от кавалерии В. А. Орановский и несколько десятков офицеров4. Фактически одним ударом всего за один день штаб корпуса был уничтожен5. «Очевидцы передают, – сообщал орган Военного министерства, – такие ужасы о резне офицеров и гнусных насилий над их женами, перед которыми бледнеют самые дикие картины средневековья»6. Жертвами были люди, подозреваемые в симпатиях к Корнилову. Поначалу их арестовали и поместили в гауптвахту. Вскоре это здание было окружено солдатами, требовавшими выдать арестованных на самосуд. Уговоры не помогли, и представители свободы прорвались через караул, вытаскивая заключенных на улицу к расположенному поблизости мосту.
Свидетель произошедшего описал случившееся следующим образом: «…бьют по лицу, голове и во что придется кулаками, ногами и прикладами, они все просили помилования, но от товарищей того не было. Жалко было смотреть, как одного генерала тащили по мостовой; лицо его было все в крови, он ничего не говорил, а только крестился. Тащили и несли их на мост, где бросили в воду. Они плывут к берегам, они плывут туда, где видят свою жизнь, карабкались и цеплялись за все то, что может спасти жизнь, в таком случае у каждого человека бывает еще надежда на спасение, они думали и хотели жить. Но нет, увы, многие из товарищей солдат не давали пощады, они начали расстреливать ищущих спасения, они начали добивать их обломками бревен, поленьями и всем, что попало под руку»7.
