Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин
При этом инициатива вступления в войну против Токио во многом исходила от Вашингтона, настаивавшего с 1941 г. на предоставлении ему советских аэродромов и ВМБ на Дальнем Востоке, а с 1944 г. – на участии Красной армии в разгроме японских войск в Маньчжурии, на Сахалине, Курилах и Хоккайдо. Однако в связи с ожесточённым характером боёв против фашистской Германии И.В. Сталин счёл опасным открытие второго фронта на Дальнем Востоке и вплоть до разгрома вермахта на Курской дуге воздерживался от каких-либо обещаний союзнику. Позиция советского руководства изменилась только осенью 1943 г., когда на Тегеранской конференции глав стран антигитлеровской коалиции (28 ноября – 1 декабря 1943 г.) Сталин уведомил партнёров о готовности выступить против Японии после капитуляции рейха.
Свои обязательства советский лидер подтвердил в ходе переговоров в Москве с британским премьером У. Черчиллем и послом США А. Гарриманом 14–17 октября 1944 г., назвав ориентировочные сроки начала дальневосточной кампании – через 2–3 месяца после разгрома Германии[856].
Окончательное же согласие на войну против Японии И.В. Сталин дал на проходившей с 4 по 11 февраля 1945 г. Ялтинской конференции глав антигитлеровской коалиции. В соответствии с трёхсторонним соглашением лидеров США, Великобритании и СССР в обмен на вступление в войну против Японии через 2–3 месяца после завершения боевых действий в Европе Советский Союз получал Южный Сахалин и Курилы, отторгнутые от него после Русско-японской войны; восстанавливал право на аренду Порт-Артура как ВМБ; кроме того, за МНР признавался статус независимого государства[857].
Несмотря на тревожные сигналы, исходившие из речи И.В. Сталина 6 ноября 1944 г., и интенсивные переговоры с союзниками, военная разведка Японии не подозревала об ялтинских соглашениях и в совершенно секретной «Декадной сводке по военным вопросам на востоке СССР с 1 по 20 февраля» армейского управления Ставки от 24 февраля 1945 г. никак не отразила предполагаемое выступление СССР, хотя и отметила прибытие на юг Приморья 35 истребителей Ла-5, ЛаГГ-3, И-16, 61 горной и зенитной пушки, а также 8 американских тяжёлых истребителей P-38, способных достичь метрополии[858].
Поскольку Разведуправление не располагало информацией о принятии судьбоносного для империи решения, в «Оценке ситуации в мире» Высшего совета по руководству войной от 22 февраля 1945 г. отмечалось: «США […] всеми силами будут склонять СССР к вступлению в войну с Японией. […] Хотя Советский Союз этой весной, вероятнее всего, уведомит нас об аннулировании пакта о нейтралитете, он будет по-прежнему придерживаться в отношении Японии нейтральной позиции. Однако, в случае если он придёт к выводу, что военный потенциал империи, особенно предназначенный для сдерживания СССР, значительно ослаб, то ради сохранения своего права голоса в Восточной Азии в будущем, невзирая на то как складывается обстановка в Европе, возможно, вступит в вооружённый конфликт с Японией»[859].
Руководствуясь директивой Ставки от 18 сентября 1944 г. о переходе к стратегической обороне в Маньчжурии, ещё 17 января 1945 г. главнокомандующий Квантунской армией генерал армии Ямада Отодзо довёл до подчинённых ему штабов 1-го, 3-го фронтов, Квантунской оборонительной и 2-й воздушной армий обновлённый «Оперативный план боевых действий против СССР». В соответствии с ним войска армии должны были, используя созданные в приграничной полосе по внешней линии от гор Кванмо (северо-восток Кореи) – горных хребтов Лаоэлин – Малый Хинган – Большой Хинган – железнодорожной ветки Сыпин – Цицикар оборонительные сооружения, складированные материальные запасы и особенности рельефа, разгромить вторгшиеся советские войска, после чего перейти к упорной обороне на данных рубежах. В случае необходимости войска могли отступить в горные районы Южной Маньчжурии и Северной Кореи, прочно удерживать их и тем самым способствовать успешному ведению боевых действий императорской армией на всех театрах. План предусматривал не только строительство фортификационных сооружений на всех операционных направлениях, но и подготовку частей и соединений к ведению штурмовых и партизанских действий. Войска, предназначавшиеся для сдерживания противника на границе, должны были стоять там насмерть[860]. Таким образом, в отличие от плана Ставки от 18 сентября 1944 г., план Ямада предусматривал оборону не всей Маньчжурии, а только её юга и юго-востока.
В связи с тем что наличными силами решить эту задачу Квантунская армия не могла, руководство Японии решило восстановить потенциал объединения, изрядно потрёпанный перебросками войск на юг в 1944 г., до уровня 1942 г. Приказом военного министра от 16 января 1945 г. в Маньчжурии были образованы 8 пехотных дивизий и 4 отдельные смешанные бригады, которые 26 февраля вошли в состав Квантунской армии[861]. В результате к началу марта число пехотных дивизий в Маньчжурии возросло с 10 до 17, а отдельных смешанных бригад – с 1 до 4, в то время как число танковых соединений (1 танковая дивизия, по 1 танковой и учебной танковой бригаде) осталось неизменным.
Несмотря на отсутствие достоверной информации о намерениях СССР, в рамках подготовки к возможной войне в феврале 1945 г. главное командование Квантунской армии приняло решение о двойном подчинении отделений ИРУ штабам входивших в её состав фронтов, что только увеличило время прохождения и обработки информации. По новой схеме отделения в Цзяньдао (Яньцзи), Муданьцзяне, Дунъане и Цзямусы стали оперативно подчиняться 1-му фронту, а отделения в Чэндэ, Тунхуа, Ванъемяо, Хэйхэ, Цицикаре и Хайларе – 3-му фронту (в июне хэйхэское, хайларское и цицикарское отделения были переподчинены командованию 4-й отдельной армии)[862].
Отправной точкой мероприятий советского руководства по подготовке к военной кампании против Японии стала директива начальника Генштаба от 27 февраля 1945 г. о формировании в составе ДВФ 345-й и 396-й стрелковых дивизий. 19 марта Ставка Верховного главнокомандования (ВГК) потребовала от командующего Дальневосточным фронтом выделить к 20 апреля самостоятельную Приморскую группу войск в составе 3 общевойсковых, 1 воздушной армии, 1 механизированного корпуса, 45 артиллерийских полков, на усиление которых из европейской части страны перебрасывались 19 самоходно-артиллерийских дивизионов. Одновременно приказом НКО на усиление танковых войск двух фронтов с запада направлялись 660 танков Т-34 с экипажами: с 1 по 30 апреля – 436 танков в Приморскую группу войск и ДВФ, с 1 по 31 мая – 234 танка в ЗабФ. Кроме того, 27 марта 1945 г. состоялся приказ НКО об усилении артиллерии Приморской группы войск, согласно которому в апреле – мае на Дальний Восток направлялись 264 орудия и миномёта большой мощности. Значительно усиливалась воздушная мощь ДВФ и ЗабФ: 29 марта 1945 г. начальник Генштаба потребовал от командующих фронтами и ВВС Красной армии перевести штурмовые и истребительные авиаполки 9, 10 и 12-й воздушных армий на штаты 40-самолётного, а бомбардировочные – 30-самолётного состава,
