Александр Бушков - След пираньи
Окружающие воззрились на Мазура так, словно полковников не видели никогда в жизни. Ну, понятно: в форме и генерал не вызывает особого интереса, а когда твой штатский попутчик вдруг оказывается в неплохих чинах…
— Ничего, — сказал Мазур.
— Точно посмотрели?
— Ага.
Сержант сделал движение, словно хотел сам заглянуть в сумку, — но опомнился, почесал в затылке:
— Э-э…
— Вот именно, — сказал Мазур с многозначительным видом, постучав указательным пальцем по удостоверению. — Все там, и вообще… — с намеком покосился на окружающих. — Все в порядке, сержант, обошлось.
— А может, нужно по рации? Может, тут что-нибудь этакое… — он сделал несколько загадочных жестов, явно пытаясь выяснить, не потребно ли загадочному полковнику вмешательство спецслужб. — Если уж такое дело…
Поезд, дернувшись взад-вперед, медленно пополз к станции.
— Да нет, — сказал Мазур. — Обыкновенное ворье, положили глаз на хорошую сумку… Что от меня требуется?
— Да что тут требуется… — развел руками сержант. — Я сейчас протокол составлю, а вы в… докуда едете? В Иркутске заявите в линейный отдел. Я ж не Шерлок Холмс, моя задача — следить за порядком. Если уж успели спрыгнуть, где их теперь ловить? Таких нынче по поездам немеряно… — Он вытащил из планшетки лист белой бумаги и, вновь оказавшись в привычных обстоятельствах, исполнился уверенности: — Так. Лен, иди-ка в свой вагон, ты все равно и не видела ничего…
— Да, а кому по шее двинули?
— С твоей шеей потом закончим, сначала с гражданина показания сниму, — он спохватился: — Я кому сказал — идти к Степану?
— Так станция уже…
— Ну вот и иди на вокзал! Сообщишь дежурному, пусть даст приметы по линии. И иди, и иди…
Протокол он составил довольно быстро. Мазур расписался крупной неразборчивой закорючкой, не читая. Джен тоже пришлось расписаться — сообразила поставить такую же закорючку. Сержант еще раз наказал непременно подать заявление в Иркутске и удалился.
Мазур прижался затылком к вагонной переборке, прикрыл глаза. На ощупь нашел ладонь Джен, стиснул. В висках жарко колотилась кровь. Он глубоко вдохнул несколько раз, приводя дыхание в норму, подумав, что такая поездочка принесет седых волос больше, чем все предшествующие задания…
Поезд вновь остановился — на сей раз неспешно, плавно. За окнами стояли люди с чемоданами.
— Ох, я бы этому ворью руки рубила… — призналась бабушка.
— Золотые слова, Пелагея Филипповна… — сказал Мазур с закрытыми глазами.
Глава двадцать четвертая
Сорок восемь утюгов на подоконнике
Ночь прошла спокойно. Мазур, игнорируя укоризненные взгляды старушки с котом, устроил Джен на верхней полке, а сам лег на нижнюю, поставив сумки в тесный ящик, образованный сложенным столиком. Предварительно помог ей управиться с наволочкой — моментально пришел на помощь, едва она беспомощно уставилась на пакет с бельем, и никто ничего не заметил. Простыни, конечно, оказались сыроватыми, как и надлежит. Несмотря на не отпускавшее ни на секунду напряжение, Мазур искренне позабавился в душе, глядя, как Джен с неописуемым выражением в глазах комкает влажную простыню, привыкая к мысли, что придется на это лечь. В конце концов она, сняв лишь кроссовки, улеглась поверх одеяла — но это никого не могло, пожалуй, удивить или привлечь внимание, мало ли какие у людей привычки…
Когда погасили свет, вагон быстро угомонился. Шумных компаний, рассевшихся за бутылкой, к счастью, не оказалось — зато из соседнего вагона, что был ближе к хвосту, доносились пьяные голоса, один раз в межвагонном тамбуре определенно произошла короткая свара с дракой. Слышно было, как растаскивают дуэлянтов, как матерится проводница, грозя ссадить всех к чертовой матери еще до Ордынского, и лениво отлаиваются нарушители порядка.
Неизвестно, спала ли Джен — по крайней мере, ворочалась она редко. Мазур положил пистолет под подушку и временами погружался в чуткий полусон, подобный собачьему, моментально приоткрывая глаза, стоило раздаться шагам или скрипу двери. В конце вагона расхныкался ребенок, но потом притих. Отсека через три шепталась давешняя парочка, судя по сопровождавшему паузы шуршанию, кавалер то и дело пробовал распускать руки, но получал отпор под сдавленно-кокетливое хихиканье.
Иногда Мазур, взглянув на столик у окна, видел, как сверкают фосфорически-зеленым глаза смирнехонько сидевшего в своей переносной тюрьме кота. И вновь опускал веки, чтобы минут через десять вынырнуть из легкой дремы. Пару раз даже снились сны — нечто неуловимое, забывавшееся моментально, но, несомненно, кошмарное или близкое к тому.
Поезд дважды останавливался на крохотных станциях, но лишь во второй раз к ним в вагон подсела замотанная жизнью женщина лет сорока с маленькой дочкой, на подсадку ничуть не походившая.
…Утром Джен отправилась в туалет, как на Голгофу. Как ни удивительно, проводница взялась кипятить титан уже в девять, и они, заполучив кипяток, сварганили вполне приличный кофе. Угостили котовладелицу Пелагею Филипповну, в благодарность рассказавшую длиннющую историю о том, как ее зять с евоным братом отправились на рыбалку, но спьяну утопили мотор, однако ничуть этим не огорчились, поскольку рыбалка была исключительно предлогом, водки было запасено море разливанное — и безжалостный рыбинспектор Щербак, решивший было, что накрыл с поличным злостных браконьеров, был потерпевшими кораблекрушение споен в момент столь надежно, что сам на обратном пути утопил казенную рацию.
Когда бабуля сошла километров за полсотни до Ордынского, Мазур на миг ощутил себя осиротевшим — не столько из лирических чувств, сколько оттого, что Филипповна служила идеальным прикрытием, любой, кто сел в вагон позже, посчитал бы, что она едет с Мазуром, и они, несомненно, родственники — ворковали, словно два голубка, поминутно именуя друг друга Степанычем и Филипповной, гоняя кофеек…
Хрипел динамик, гоняя осточертевшую еще вчера культурную программу — юбочка из плюша, а он такой, мой новый парень, просто чумовой, не лей мне чай на спину…
Висевшее на стене у титана расписание он запомнил хорошо. Одна беда — провести с Джен военный совет было решительно невозможно. Приближалось Ордынское, и Мазур немного беспокоился — по профессиональной привычке холил и лелеял пессимизм. Юный сержант мог и доложить о случившемся по радио, на всякий случай упомянуть о загадочном полковнике с грозным удостоверением. Наконец, вся эта сцена все же могла оказаться хорошо срежиссированной и искусно поставленной попыткой ознакомиться с багажом похожего по всем приметам на разыскиваемого пассажира. Если так, группа захвата уже в поезде — или дожидается в Ордынском. Сам он без особого труда прыгнул бы с поезда на полном ходу — но Джен за собой не потащишь, шею сломает, как пить дать… Вряд ли они сунут агентуру на все без исключения поезда — чересчур много их проходит в обеих направлениях, тут никаких кадров не напасешься…
В конце концов Мазур решился. За неполные сутки успел присмотреться к попутчикам, среди них вроде бы не замечалось криминальных личностей, способных повторить вчерашний финт. До Ордынского, даже если поезд запаздывал, оставалось каких-то полчаса, нужно позарез поговорить…
Хорошо еще, что никто не заставляет непременно убирать постель на светлое время дня. Мазур кивнул Джен и первым вышел в пустой тамбур, достал сигареты, стоя так, чтобы ни на миг не упускать из виду свою постель. С превеликим наслаждением сделал длинную затяжку. Тихо сказал:
— Ну, глухонемая, можешь пока говорить…
— Ничего, если я закурю? Та девушка курила…
— Держи, — Мазур щелкнул зажигалкой. — Примерно через полчаса будет Ордынское.
— Выходим?
— Нет, — сказал он решительно. — Опасно. Уж вокзалы-то они возьмут под наблюдение в первую очередь…
— Тогда?
— Есть идея, — сказал он быстро. — Рвану стоп-кран, когда будем еще в городе, спрыгнем и махнем деловым шагом. Ей-богу, сойдет с рук. С замком я справлюсь, не сейф… Теперь вот что… Я не специалист по выявлению слежки, меня такому и не учили. Так что твоя задача — во все глаза смотреть на перрон, когда будем стоять в Ордынском. Можешь засечь тихарей в штатском?
— Запросто, — сказала она лихо. — Уж чему-чему, а этому нас учили.
— Только особенно не пялься. Прикрывайся ладонью, что ли, напусти на себя поэтический вид, задумчивый…
— Не учи. Справлюсь. По-моему, сыщики везде одинаковы. Конечно, за то, что с маху выявлю всех поголовно и отличу каждого зеваку от наблюдателя, не ручаюсь, но если вокзал обставлен, засеку.
— Ну-ну… Явка твоя где?
Она поколебалась, но все же ответила:
— На улице Ленина…
— Задача упрощается, — сказал Мазур. — Улица Ленина — это, как правило, или самый центр, или близко к нему. Был у нас такой народный обычай, я имею в виду правила наименования улиц…
