В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
Я знал, что был представлен, а вот, оказывается, и награжден. И обрадовался этому, и горько стало, что орден погиб раньше меня, даже в руках не пришлось подержать…
В ночь на 6 июля капитан Ященко и с ним человек двадцать попытались пройти берегом в сторону Балаклавы, но добрались только до мыса Феолент… Для вылазок наверх уже ни у кого не хватало сил. Фашисты окончательно завладели верхним краем обрыва. Однако оттуда они не могли ни пулями, ни гранатами достать людей, укрывавшихся в углублениях и нишах отвесного склона. Не помогали и бомбежки с воздуха. Но на врага работали жажда и голод, подтачивавшие наши силы.
Мне довелось еще раз увидеть комиссара Коновалова — в черный день, когда мы, оба раненые, были схвачены фашистами. Собрав последние силы, военком оттолкнул двух державших его солдат и потребовал переводчика.
— Я большевик и комиссар! — отчетливо произнес он. — Я знаю, что фашизм обречен, и это последняя его победа. Я был и остаюсь врагом фашизма, который должен быть уничтожен!
Пока это переводили каким‑то гитлеровским офицерам, рядом с военкомом полка встал политрук 9–й батареи Саша Канищев. Он обнял комиссара и громко сказал:
— Фашизм будет уничтожен!
Озверевшие гитлеровцы свалили обоих с ног ударами прикладов…
Комиссар остался непобежденным. И его слова, гордо брошенные в лицо врагам, слова, проникнутые пламенной верой в нашу победу, помогли тем, кто их слышал, тоже почувствовать себя непобежденными, несмотря ни на что.
Капитан 1 ранга Л. Н. ЕФИМЕНКО
ВОСЬМАЯ МОРСКАЯ
Высота Азиз-Оба
Ночь на 2 ноября 1941 года… Несколько часов назад я прибыл в Севастополь с назначением на должность комиссара 8–й отдельной бригады морской пехоты. Представился начальнику политуправления флота дивизионному комиссару П. Т. Бондаренко, навел необходимые справки в штабе, и вот мы со связным поднимаемся по извилистой дорожке на высоту с никогда не встречавшимся мне раньше названием — Азиз-Оба.
На ней, в 700 метрах от переднего края обороны, разместился наблюдательный пункт бригады, который одновременно служит и командным. Кругом такая тишина, что просто трудно поверить в близость фронта, в то, что рядом — враг, подступивший вплотную к главной базе Черноморского флота.
По траншее проходим к неказистому блиндажу, сооруженному явно наспех. Тут и происходит встреча с моими новыми боевыми товарищами — командиром бригады полковником Владимиром Львовичем Вильшанским, временно исполняющим обязанности начальника штаба майором Тимофеем Наумовичем Текучевым, заместителем начальника политотдела батальонным комиссаром Михаилом Никитичем Корнеевым.
Все они прибыли в Севастополь немногим раньше меня. Бригада, переброшенная морем из Новороссийска, лишь сутки с небольшим назад заняла оборону на 9–километровом участке фронта между Бельбекской и Качинской долинами.
В бригаде почти 4 тысячи бойцов, и пока не подошли дивизии Приморской армии, еще пробивающиеся через Крымские горы, Восьмая морская — самое крупное соединение на севастопольских рубежах.
— Имеем пять батальонов, несколько отдельных рот, — вводит меня в курс дел комбриг. — Но отправлялись сюда так спешно, что не успели получить артиллерию. Да и станковых пулеметов только пять: по одному на два километра фронта. Ручных — двадцать четыре… Не хватает даже винтовок, очень мало саперного инвентаря. Связь —лишь до батальонов, на роты уже не хватило ни кабеля, ни аппаратов. Ну а люди — в основном из запаса. Многие не успели толком пройти общевойсковую подготовку…
Уже рассветает, и мы выходим из блиндажа, поднимаемся на вершину горы. Владимир Львович Вилыпанский рассказывает, что накануне, вечером передовые подразделения противника пересекли Качинскую долину и подошли непосредственно к позициям бригады. Ночью была стычка нашего боевого охранения с немецкой разведкой.
Комбриг показывает участки батальонов — с вершины неплохой обзор. Но со стороны противника боевые порядки бригады просматриваются еще лучше: немцы захватили выгодный рубеж с группой господствующих над местностью высот. Их позиции как бы приподняты над нашими. Позади у нас широкая впадина с отрогами — овраг Барак. За ним уклон, ведущий в наши тылы и к морю.
Разговор прерывает перестрелка на левом фланге бригады. Вильшанский соединяется с командиром первого батальона. Я уже знаю — это Алексей Анисимович Хотин, капитан из береговой обороны. Он докладывает, что противник силами до двух рот пытается наступать в направлении деревень Эфендикой и Аранчи.
Не успел Вильшанский закончить разговор с Хотиным, как возникает перестрелка справа, на участке второго батальона. Через полтора часа все смолкает — враг получил отпор и притих.
Михаил Никитич Корнеев начинает знакомить меня с состоянием партийно–политической работы. Практические задачи ее во многом определяются тем, что личный состав бригады в боях еще не участвовал, с врагом только–только соприкоснулся. Главное сейчас — помочь людям с честью принять боевое крещение. Работники политотдела распределены по подразделениям. Коммунистов и комсомольцев в бригаде немного — всего 6,5 процента, но это в основном люди зрелые, с житейским опытом.
Под вечер отправляюсь в батальоны. Обхожу блиндажи и траншеи, знакомлюсь с командирами и бойцами. Настроены они по–боевому. Явно гордятся тем, что их одели в новенькую морскую форму и называют краснофлотцами, моряками, хотя большинство не имело раньше отношения к флоту. Ни от кого не услышал никаких жалоб. А ведь сидят пока на сухом пайке: бригадные тылы с походными кухнями застряли где‑то в Новороссийске.
Но если настроение бойцов мне понравилось, то состояние переднего края произвело неутешительное впечатление. Окопы — далеко не полного профиля. Блиндажи (их соорудили тут еще до прихода бригады) годятся как укрытие от ненастья, но вряд ли защитят от вражеских снарядов. И притом так возвышаются над окопами, что могут служить для противника хорошими ориентирами. Передовой рубеж в целом скорее просто обозначен, чем оборудован…
Долго обсуждаем все это с комбригом и начальником штаба. Решаем, что надо, не теряя времени, приступать к укреплению наших позиций, а заодно и к утеплению блиндажей и землянок — ведь жить в них придется долго. Нельзя мириться и с тем, что бригада не обеспечена теплым бельем, что люди в окопах обуты, словно на парад, в хромовые ботинки.
Приходим к единому мнению также насчет того, что нынешний наблюдательный и командный пункт слишком уж на виду у противника и надо срочно сооружать новый в более подходящем месте. Через три дня старый КП, из которого мы уже успели перебраться, был разрушен огневым налетом.
Мне приходилось служить со многими командирами, и я не мог не оценить того, как быстро установилось у нас с полковником Вильшанским хорошее взаимопонимание. Знакомы считанные часы, а я уже чувствую себя с ним так, словно знаю его давно. Мне по душе и вдумчивость Владимира Львовича, и его сдержанность, сочетающаяся с откровенностью и прямотой.
На следующий день противник вновь попытался прощупать на отдельных участках нашу оборону. Но действовал осторожно, не зная, видно, как мало пока у нас огневых средств.
Лишь на участке третьего батальона фашисты нажали посильнее, введя в бой танки, и начали теснить наших бойцов. В батальон только что пришел заместитель начальника политотдела Михаил Никитич Корнеев. Мгновенно оценив обстановку, он поднял краснофлотцев в контратаку. Сам пошел впереди… Натиск врага был отбит, позиции удержаны. Но бригада понесла первые потери. В числе убитых оказался батальонный комиссар Корнеев, флотский политработник с дипломом корабельного инженера, бывший шахтер. Недолго довелось нам вместе воевать…
Анализируя столкновения с врагом, происшедшие за два дня, мы с комбригом сделали вывод, что к крупным наступательным действиям на нашем участке немцы еще не готовы. Не подлежало, однако, сомнению, что они накапливают здесь силы.
Начальнику тыла бригады интенданту 2 ранга Н. Н. Жару никак не удавалось получить необходимые нам сапоги, теплое белье, шанцевый инструмент, походные кухни: в Севастополе формировались новые части, и все это стало крайне дефицитным. Посоветовавшись с комбригом, еду 5 ноября за помощью к члену Военного совета флота Н. М. Кулакову.
Флагманский командный пункт Черноморского флота — в скале у Южной бухты. Вхожу в помещение, куда меня направил дежурный, и неожиданно встречаюсь с дивизионным комиссаром Кулаковым прямо у двери. Пытаюсь представиться и доложить о прибытии по всей форме, но Николай Михайлович, обхватив меня рукой, ведет к столу, усаживает и сам садится напротив.
— Ну, рассказывай, как там у вас дела!
