Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Под утро к нам приехал начальник штаба, но исполняющий обязанности ротного молчал как рыба. Пришлось мне вмешаться и доложить о случившемся начальнику штаба. Тот принялся расспрашивать, но замещающий ротного и здесь не пожелал говорить правды! К счастью, начальник штаба понял все сам, распорядился разоружить повара и отправить в тыл. По дороге тот выпрыгнул из кузова «Урала» и сбежал, не забыв прихватить с собой бывшие в кузове продукты.

В остальном же проведённая ранее противоалкогольная работа вкупе с действиями командования дала очень неплохой итог. Дисциплина окрепла, исчезли или почти исчезли самые нетерпимые, вопиющие ее нарушения, остановлено и обращено вспять разложение роты.

Но больше всего порадовало решение трёх наших молодых офицеров расстаться с алкоголем. Полагаю, что этот замечательный результат достигнут благодаря стечению ряда обстоятельств. Здесь и отношение вышестоящего командования части, и наглядные примеры пьянок от которых страдает всё подразделение, и примеры трезвой, свободной жизни, ведущейся хотя и небольшой, но всё же частью наших воинов.

Конечно, я горячо поддержал столь нужное и правильное начинание молодых командиров, начав с ними занятия по искоренению алкогольной идеи. Именно так приходится называть сейчас немного видоизменённую работу по методу Шичко, изначально предназначавшуюся для снятия алкогольной зависимости. В случае с нашими офицерами нельзя говорить о зависимости как таковой, но и пускать дело на самотёк, оставив их без всякой помощи один на один с проалкогольным окружением, тоже нельзя. В таком случае их благое побуждение будет быстро утрачено, неблагоприятная внешняя среда поглотит его подобно трясине, засасывающей неосторожно ступившего на неё человека.

Возможность использовать имеющиеся знания и навыки была для меня большой радостью. Особенно порадовал молодой лейтенант, решившийся избавиться не только от алкоголя, но и от табака. Дело было начато незамедлительно и шло очень успешно. Мы занимались ежедневно на протяжении около десяти дней, в течение которых офицер совершенно прекратил употреблять табак. Его пример оказался столь разительным на фоне почти поголовного табакокурения, что глядя на него, остальные офицеры призадумались тоже, и наконец двое из них решили завязать со спиртным. С ними так же незамедлительно была начата уже упомянутая выше противоалкогольная работа, но переброска наших подразделений на передовую прервала её, раскидав нас по разным участкам фронта. Сейчас я очень переживаю за оставшихся без поддержки моих соратников в борьбе за свободный образ жизни, ведь невидимый алкогольно-табачный демон намного коварнее полудурка-бандеровца из Правого сектора, или обманутого украинского солдата.

Вот такие у нас дела идут сейчас на внешнем и внутреннем фронте борьбы. И там, и там требуются знания, выдержка, напряжение сил, на обоих фронтах требуются решительность и твёрдость, бдительность и готовность как схватиться с врагом, так и прийти на помощь товарищу

ПОГРЕБ

Я на передовой. Снова ужасный интернет, снова те же трудности с электричеством. Последние дни установилась солнечная погода, благодаря которой я подзарядил свои приспособления от солнечной батареи, и теперь вот пишу.

Похолодало. Ударили морозы, наконец-то хоть немного сковавшие эту невыносимую грязь. Сырость усохла, ушла где инеем, где тонкими льдинками в трещины почвы. Мне выпала очередь стоять на боевом посту, и теперь вокруг меня заснеженная, морозная степь:

Уже около недели в наших краях стоит настоящая зима, и всё это время у меня в голове почему-то постоянно крутится песня «Девять граммов, да в грудь…» которую я очень давно знаю наизусть:[18]

…Девять граммов да в грудь мне загнали свинца,Эх, правее бы чуть — не видать бы конца,Эх, чуть-чуть бы да вверх или вниз бы чуть-чутьНе уйти б мне тогда в непролазную жуть.

Не трясите меня, не будите,На исходе морозного дняСхороните друзья, схороните,Помяните по-русски меня.

Эх, на секунду бы раньше иль позже мне встатьНе пришлось бы сейчас бездыханным лежать,Не алела бы кровь на горячем снегу,Я б не раз передёрнул затвор на бегу.

Не будите меня, не будите,На исходе морозного дняСхороните в земле, схороните,Помяните по-русски меня!

Цепью рота бежит на заснеженный дот,И к земле прижимает братков пулемёт,Эх, помочь бы мне им, да заткнуть ему пасть,Но на красную масть вышла чёрная масть.

Громыхает по полю литая броня,Мне бы в руки такого ж стального коняДа на тот же на самый, на жизненный путь,Но пораньше чуть-чуть, иль попозже чуть-чуть.

Не будите меня, не будите,На исходе морозного дня,Возвратившись назад, схороните,Помяните по-русски меня!

Ну, а если б меня вместо кто-то другойВзял себе этот миг, поменявшись со мной,И обнялся б с «курносой», — до смертного дняУкоряла бы совесть живого меня!

Полыхни же из тысяч секунда одна,Освети мою душу до самого дна,Пусть другой доживёт, добежит, победитЗа меня, за того, кто на взлёте убит!

После боя меня не будите,На исходе морозного дняЗабросайте землёй, схороните,Помяните по-русски меня…

С этой песней кажется совсем не страшной поджидающая меня смертельная опасность, нипочём становится затаившийся в лесополосе вражеский снайпер или крадущиеся в темноте к нашей боевой позиции бандеровцы. Хотя содержание песни очень грустное, но за ее словами есть более сложный и глубокий, духовный, смысл.

Ночь. Долгая, холодная, ветреная и непроглядная декабрьская ночь в степях Новоросси. Снега очень мало, но из-за пронизывающего сырого ветра очень холодно. Грязь под ногами подмерзает, но пока все-таки не схватывается как следует до конца. Зимняя ночь в отличие от ночи летней очень тиха. Шумит, свистит в ветвях деревьев ветер, шуршат где-то в траве мыши, изредка со стороны реки доносится крик какой-то птицы. Кажется, будто всё живое съёжилось и попряталось в это суровое, нагоняющее грусть, время года.

Но вот на другом берегу речки зло застучал пулемёт Калашникова. Это бандеровцы в темноте наскочили на наши позиции, завязался стрелковый бой. Я стоял на соседнем участке и слышал очень сильную перестрелку. Работали пулемёты и автоматы, позже подключились автоматические гранатомёты и крупнокалиберные пулемёты. Вот с одной из укроповских позиций в нашу сторону полетела цепочка красных трассеров. По ней тут же ударил наш пулемёт «Утёс», его поддержал мой товарищ Володя огнём из АГС. Над бандеровской позицией засверкали выпущенные им белые огни воспламенительно-осколочных гранат. Она умолкла, но другие их точки просто кипели огнём.

Со стороны противника были видны отсветы фар какой-то техники, там взлетали разноцветные сигнальные ракеты. Судя по всему, у укров возник сильный переполох, так как все признаки суеты с их стороны были налицо.

Недалеко от меня свистели и жужжали пули, одна из них впилась в землю с каким-то странным чавкающе-мяукающим звуком, что-то вроде «чмяв!» Летом я таких звуков не слыхал, видимо так звучит раскисшая и затем подмёрзшая сверху земля, когда в неё вонзается пуля.

Где-то в ночной дали ухала тяжёлая артиллерия, а в стороне Дебальцево небо озарялось вспышками от разрывов снарядов. Не дремали и наши миномётчики: над занятым противником бугром загремели разрывы мин, вспышки разрывов полыхнули и в той стороне, откуда раздавался грохот тяжёлых орудий. На ближайших к нам позициях укров одна из наших мин попала во что-то уязвимое, отчего в небо взвился огненный след взлетевшей на воздух то ли бочки, то ли бака, то ли чего-то ещё.

Следует заметить, что здесь я описал лишь свои наблюдения, выводы из которых могут оказаться ошибочными. Я могу писать лишь то, что представляется мне с моей точки зрения, ничего не утверждая наверняка.

По характеру перестрелки было ясно, что рядом идёт настоящий бой, а не ведётся предупредительный огонь, открываемый ночью время от времени по кустам и зарослям деревьев. Я хотел было тоже стрелять из автомата по темнеющему вдали лесу, но затем всё-таки раздумал. Во-первых, стреляя наугад, можно было попасть по своим, во-вторых, я выдам противнику своё местоположение, потому что огонь из дула автомата виден в глухой ночной степи очень далеко, не взирая на имеющийся пламегаситель.

Как потом оказалось, эти соображения оказались совершенно верными: лес, по которому я хотел стрелять, уже был занят нашими бойцами. При всём рвении кинуться в бой, я учусь теперь трезво оценивать обстановку и не совершать действий от которых вреда может оказаться больше чем пользы.