Кристофер Роннау - Кровавые следы
Затем мы вновь сменили курс и двинулись к одному из краёв долины, где проходила дорога. Командование отправляло нас на ночь обратно в зону Рино, и нас поджидала небольшая флотилия грузовиков. Едва мы добрались до машин, как приземлился ещё один залётный снаряд. Осколки испещрили металлическую дверь и впились в деревянные борта ближайшего грузовика. Взрыв вызвал нервные смешки и язвительные комментарии.
Мы все слышали одну легенду джунглей насчёт того, что артиллеристы от скуки делают открывалкой дырки в банке из-под пайка, а затем присобачивают её на нос 105-мм снаряда. Якобы от этого снаряд в полёте визжит, словно ирландская ведьма-банши, извещая всякого на земле, что он сейчас умрёт. Теоретически, артиллеристы думали, что это очень весело. Эта забава также снижала точность выстрелов. Однако же, ни один из двух упавших поблизости от нас снарядов не звучал как-то необычно, как если бы их доработали перед запуском. Мы расценивали залетевшие к нам снаряды, как очередной случай, едва не закончившийся печально (когда нас пронесло), один из миллиона во Вьетнаме.
Страстную пятницу мы провели на Громовой Дороге, мчась в сторону Лай Кхе. В кузове моего грузовика слышались ругань и жалобы. Приближение главного праздника, обычно ассоциирующегося с сытным семейным ужином, как обычно, вызвали разговоры о доме, о том, что война как-нибудь закончится, и все попадут в Большой Мир к своим любимым. К несчастью для нашего боевого духа, кто-то раздобыл четверговый выпуск газеты «Звёзды и полосы».
На первой странице красовались фотографии Хо Ши Мина и президента Джонсона под заголовком «Мирный план отклонён». Там говорилось, что Дядюшка Хо и Л.Б.Дж. обменялись личными письмами о начале мирных переговоров, и не сошлись ни в одном вопросе. Л.Б.Дж. предложил перестать бомбить Север и не наращивать количество войск на Юге, если Хо тоже перестанет отправлять на Юг солдат и согласится на тайные мирные переговоры. Хо ответил, что он не согласится на переговоры до тех пор, пока мы не только не перестанем их бомбить, но и не уберёмся из Южного Вьетнама. Конечно же, там было много болтовни насчёт того, кто из них больше всех хочет мира, и что это другой виноват, что они не могут договориться даже о дне недели. Тем временем, обе стороны просто продолжали убивать друг друга.
Внутри была ещё запасная статья, без сомнения, написанная под диктовку Л.Б.Дж, который цитировал экс-президента Трумэна, сказавшего, что весь американский народ должен сплотиться вокруг Л.Б.Дж. и обеспечить ему «свою полную поддержку», и что «с ним все наши надежды и молитвы».
Никто из нас не знал даже о том, что между двумя лидерами вообще были какие-то мирные инициативы. Все делалось втихую. «Старз энд страйпс» надо было приберечь всё на предпасхальную пятницу. Нас позабавило, что Хо обращался к Л.Б.Дж. словами «Ваше Превосходительство». В остальном парни были не только разочарованы, но и разозлены. Антиправительственные высказывания в кузове грузовика звучали необычайно едко и враждебно.
В расположении роты в Лай Кхе мы провели перекличку и выслушали несколько объявлений, одно из которых было о том, что наше отделение вечером уходит в засаду за реку. Затем немедленно последовала раздача почты. Помимо писем, моя порция почты включала в себя посылку размером примерно в один фут по длине, высоте и ширине. Она пришла от моих родственников, но собирала её, без сомнения, моя мама. Мой план состоял в том, чтобы не открывать её сразу, а положить в тумбочку, чтобы можно было думать о ней, пытаться угадать, что внутри и мысленно смаковать её содержимое, что бы там ни лежало, в те часы, что я буду стоять на вахте до окончания засады утром. Этот способ отвлекал меня приятными фантазиями, и засада проходила быстрее и интереснее. План отлично сработал.
Когда на следующий день я открыл посылку, оказалось, что родные попытались прислать мне Пасху в коробке. Внутри лежали конфеты в ярких обёртках, упаковки жвачки и домашнее печенье, усыпанное маленькими голубыми и жёлтыми звёздочками и красными драже «Редхотс». Ещё там была ярко-золотистое «королевское яйцо», полное четвертаков и полтинников. Мои родители каждую Пасху прятали «королевское яйцо» где-то в доме. В целом, я как будто получил по почте свой маленький праздник, не такой, как дома, но всё равно прекрасный.
Засада прошла в безделье. Остаток пасхального уикэнда мы провели в ненапряжном уединении в карауле на периметре.
Были изданы приказы о вручении «Пурпурных сердец» тем девятерым, что были ранены в перестрелке. Они получали маленький кусочек истории. Правительство всё ещё раздавало «Пурпурные сердца» из запасов, заготовленных для вторжения в Японию. Медали были старше тех, кто их получал.
Фэйрмен запросил «Бронзовую звезду» для Дока Болдуина. Док вскочил и побежал в зону обстрела, чтобы обслужить раненых, невзирая на вражеский огонь по нему и остальным. К сожалению, прошёл слух, что представление было отклонено. Это разозлило многих более опытных джи-ай, которые ворчали, что в распределении наград действуют двойные стандарты. По их мнению, если бы Док был офицером, то его, для начала, не представили бы к «Бронзовой звезде». Ему дали бы как минимум «Серебряную звезду», потому что офицеры получали больше медалей и высшего достоинства, чем рядовые за те же поступки.
Один джи-ай ругался, что на всех войнах одно и то же. Его отец, который служил рядовым, помогал офицеру спасать людей из горящего самолёта, который рухнул на палубу авианосца «Лексингтон» в Коралловом море. Они оба вели себя героически. Однако офицер получил медаль за храбрость, а рядовой соснул хуйца без наград и отличий, и не получил даже ксерокопии похвального листа, вроде тех, что выдают в начальной школе за мелкие достижения. Раньше я об этом не думал, но сейчас не был особенно удивлён. Такая система, по всей видимости, не менялась со времён Троянской войны.
На мой взгляд, Док заслуживал медали, и получил бы её, если бы это зависело от меня. Он геройски держался под огнём. Его работа, работа пехотного медика, поднялась на первое место в моём списке худших мест службы в зоне боевых действий. Это было даже хуже, чем служить в танкистах или вертолётчиком. Эти две занимали второе и третье места.
Пасхальная месса проводилась на свежем воздухе в тени каучуковых деревьев на участке старой мишленовской плантации вблизи штаба дивизии. Несколько деревянных скамей стояли там напротив деревянного алтаря. За алтарём возвышался пятнадцати футовый белый крест, служивший воодушевляющим фоном для паствы. Красивая обстановка в сравнении с другой мессой, что я посетил во Вьетнаме в каком-то безымянном, забытом Богом местечке. Там её проводили из кузова грузовика, безо всяких скамей и стульев для прихожан.
Не было никаких объявлений о том, что будет проводиться месса. Хьюиш проходил в том районе и заметил приготовления к службе, Вернувшись на линию укреплений, он вскользь об этом упомянул. В Большом Мире я не ходил на службы каждое воскресенье, но, как все «пасхальные яйца» из числа прихожан, как их называла моя мама, я выкатывался наружу и появлялся в церкви на все главные праздники, вроде Пасхи или Рождества. Так что, рассудив, что укрепления на периметре Лай Кхе без меня не развалятся, я пошёл и посетил мессу.
Проповедь была короткой и неинтересной. Какая печаль. Некоторое время я действительно слушал, пытаясь выловить из речи священника крупицы смысла, которые могли бы пригодиться при моём образе жизни. Его слова не были ни утешающими, ни вдохновляющими. Джи-ай опускались на колени в грязи, чтобы принять причастие. Полное отпущение грехов после мессы оказалось истинным удовольствием — быть прощённым за все грехи без необходимости признаваться в них и исповедоваться перед кем-либо. Это было, по меньшей мере, так же приятно, как получить разрешение мухлевать с налогами. Теперь, если мне не повезет, и меня убьют, я смогу перейти в лучший мир в виде духа на хорошем счету. Впрочем, они, по-видимому, отберут у меня винтовку и гранаты.
На пути обратно к линии укреплений у нас пересеклись пути с Фэйрменом. Это было ошибка. Он был настроен враждебно и жестоко выругал меня за уход без разрешения. Моим единственным способом защиты было напирать на религиозные мотивы. Он на это не повёлся и приказал мне «не болтаться, блядь, без дела».
Ближе к периметру я встретил Кордову, идущего в обратную сторону. Он направлялся в деревню выпить холодной газировки в доме у какой-то девушки и пригласил меня пойти с ним, что я и сделал. Это было натуральное болтание, и в чистом виде, блядь, без дела.
Мы прошли между ангаров штаба дивизии, затем перелезли через полуразрушенные заграждения из колючей проволоки. Они, похоже, пришли в неремонтопригодное состояние из-за постоянного потока джи-ай в течение нескольких лет. Девушка-подросток по имени Сао приветствовала нас во дворе одного из французских колониальных домов и провела нас внутрь. Она знала Кордову по имени и болтала с ним, пока мы пили колу из стаканов, полных настоящего льда. Слушать Сао было легко, голос у неё был спокойным и приятным. В отличие от многих вьетнамок, она не разговаривала этим невообразимо раздражающим, скорострельным, пронзительным, писклявым голосом, от которого хотелось начать колотить кого-нибудь по голове клюшкой для гольфа.
