Александр Лебедь - За державу обидно
Весеннюю проверку полк сдал легко и непринужденно на «хорошо». Потом был период великих строек. В короткое время в полку был построен клуб, заасфальтирован наконец подобающий парадному полку плац. Коренным образом перестроена парковая зона в пункте постоянной дислокации, складская зона в учебном центре. Вся техника стала под крышу. Разместились на свои места все запасы материальных средств. Появился вкус к нормальной человеческой жизни. Люди получили возможность отдыхать, появилась уверенность в завтрашнем дне. 30 июля 1986 года мне позвонил командующий, поздравил меня с присвоением воинского звания «подполковник»!
Это не значит, что все шло исключительно гладко, без сучка и задоринки. Просто не бывает все хорошо, как и все плохо. Не бывает! Можно вспомнить то же строительство плаца. Готовился я к нему долго, исподволь запасал бордюрный камень, щебень, битум. Построили его за четыре дня. Естественно, левым порядком, и, естественно, вне титула.
Пока строил, все восхищались. Восхищение кончилось, когда был представлен счет мне, а мною в вышестоящие финансовые органы дивизии. Счет на 108 тысяч рублей. Какой тут поднялся шум! Как меня только ни обзывали, «финансовый гангстер» — было самым мягким ругательством. Обиднее всего, что счет я предъявил предельно минимальный. Проинструктированные мною соответствующим образом командиры батальонов и начальники родов войск и служб порезвились вовсю, ловя машины с асфальтом на подступах к полку. В короткие сроки дополнительно заасфальтированы отливы у всех казарм и спортивного зала, волейбольная площадка, дорожки перед медпунктом, кое-что в автопарке.
В конце концов после долгой ругани, препирательств, ходатайств, опять ругани счет оплатили.
Или клуб. Вторую двухэтажную пристройку к нему волевым решением командира полка саперы начали возводить еще зимой, используя раствор с солью. Пока была зима — все было красиво и ровно, как только пригрело солнышко — стены заплакали горючими слезами, местами угрожающе покосились, местами треснули. И от греха все это строение пришлось разобрать и переложить по-новому. Из чего я сделал для себя вывод, что с волей надо обращаться осторожнее.
Или складская зона. С учетом построенных двух хранилищ, складов под пиротехнику, надо было существенно расширить ее границы, вкопав огромное количество бетонных столбов, натянув на них колючую проволоку. В то же время нельзя было на какое-то длительное время разгораживать имеющуюся. Нельзя было работать поэтапно: построить новое, потом разобрать старое, так как все столбы со старого ограждения должны были перейти на новое. Иными словами говоря, за один световой день надо было сделать чудовищно большую работу. Я долго думал, как объять необъятное, и выход нашелся. В одну из суббот рано поутру на учебный центр был вывезен личный состав двух батальонов и артиллерийского дивизиона, подкрепленный соответствующими механизмами, поставлена хорошо продуманная задача, солдаты, как муравьи, растащили одно и воздвигли другое. И когда вечером перед нашими глазами предстала складская зона совершенно иной конфигурации, где даже вышки по углам успели вкопать, мы сами себе удивились: «Аи да мы!»
Стройки сочетались с интенсивной боевой подготовкой. Как-то очень незаметно мигнуло и кончилось показавшееся очень коротким лето, в течение которого я все собирался искупаться в Волге, да так и не собрался. Опять наступила проверка, на которой я получил максимум удовольствия. Проверяло меня уже не управление дивизии, а управление боевой подготовки ВДВ во главе с генерал-лейтенантом Освальдом Миколовичем Пикаускасом. Освальд Миколович известен в воздушно-десантных войсках как человек абсолютно неподкупный, глубоко знающий свое дело, беспристрастный, скрупулезный. На тот период второй ротой командовал Арунас Тамаускас, а водителем у меня был Гиринтас Лаяускас, благодаря чему родился каламбурчик: сдает Тамаускас, принимает Пикаускас, возит Лаяускас. Перипетии самой проверки есть смысл опустить. Проверка — она и есть проверка. Важен результат. Полк был оценен «хорошо», да еще не кем-нибудь, а самим генералом Пикаускасом. Оценен «хорошо» впервые за последние лет пятнадцать. У меня были все основания гордиться проделанной мною работой.
Опять парад, тренировки, нервотрепки, разборы… концерты!
На ночной тренировке на Красной площади командующий ВДВ генерал армии Сухоруков, как бы походя, задал вопрос: «Как вы смотрите на то, чтобы стать начальником штаба Кировабадской дивизии?» «Поеду, куда Родина прикажет», сказал я.
На этом разговор закончился, тема была исчерпана, но, зная по опыту, что командующий ничего зря не говорит, я начал исподволь готовиться к тому, чтобы к началу нового учебного года возглавить штаб славной 104-й воздушно-десантной дивизии, дислоцирующейся в солнечном Кировабаде Азербайджанской ССР.
Кончился парад, я опять вернулся в Кострому, захлестнула, закрутила обычная армейская текучка рабочего периода, разговор как-то забылся. Отголоски разговора явились совершенно неожиданно, в виде приказа от 10 декабря 1986 года о назначении меня заместителем командира 76-й воздушно-десантной дивизии во Пскове. Кадровики мне потом конфиденциально сказали: «Если бы ты не ответил так, как ты ответил — молниеносно и без сомнений, еще б минимум, год командовал полком. И все равно, скорее всего, оказался бы в Кировабаде. Ну, а ответил — получи Псков».
Если полк проводил меня очень тепло и душевно, да и у меня, чего греха таить, щемило то место, где предположительно должна быть душа, то костромская погода сделала все, чтобы максимально усложнить мне задачу по сдаче дел и должности.
Все две недели, что я сдавал полк подполковнику Е.Ю.Савилову, мороз колебался в пределах 39–44 градусов. Полетело отопление в столовой, пришлось срочно убирать батареи, варить «гребенки», развернув одновременно пункты довольствия и питая людей в казармах. Но все проходит. Полк я сдал. Тепло с ним попрощался и убыл к новому месту службы.
20 января 1987 года представился командиру дивизии полковнику В. С. Халилову. Надо сказать, забегая вперед, что Вячеслав Салихович — человек, безусловно, талантливый. Командир, что называется, вт Бога, организатор высокого класса. Служба с ним мне очень многое дала. Это был человек чуть ниже среднего роста, широкоплечий, с мощными руками и торсом. Говорили о нем в дивизии с любовью, подшучивали: «Проще перепрыгнуть, чем обойти». Он являл собой образец искрометной энергии, деловитости, неиссякаемого организаторского таланта. Где появлялся Халилов все начинало крутиться и вращаться минимум в два раза быстрее. Благодаря ему я понял, что старые, полушутливые принципы работы заместителя: командир работает — не мешай, отдыхает — помогай, командира ругают — отойди в сторону, хвалят — встань рядом, мягко выражаясь, не совсем верны. Халилов сумел в короткие сроки добиться такого положения, когда он, комдив, его заместители, ведущие начальники родов войск и служб стали единым монолитным механизмом, где у каждого было свое «я», но каждому позволено было тянуть одеяло на себя ровно на столько, на сколько это требуют интересы общего дела. Если генерал Ф. И. Сердечный строил работу с заместителями, искусственно поддерживая дух соперничества, зачастую нездоровый и даже конфликтный, у него были любимцы, и были люди, которых он просто терпел в силу служебной необходимости, то здесь были все Офицеры. Если у Сердечного все строилось, по-русски говоря, «на горле», на грубости, сплошь и рядом переходящей в хамство, на унижении офицера и смешивании его с грязью, то полковник Халилов был его полной противоположностью. Умение выслушать человека, умение нацелить на выполнение одной общей задачи, умение четко определить каждому место и объем работы, редкий талант — поставить даже самую трудную задачу таким образом, чтобы подчиненному она не казалась трудной. И все это полковник Халилов. Красиво он командовал дивизией.
Заместителем командира дивизии я был один год и три месяца. Есть о чем поговорить, многое можно вспоминать. Ограничимся несколькими эпизодами. В феврале 1987 года на полигоне Струги Красные я занимался подготовкой к полковым тактическим учениям с боевой стрельбой, готовил мишенную обстановку. Местность на полигоне очень сложная, резко пересеченная; лес, кустарник, а главная трудность состояла в том, что прямо перед рубежом предполагаемой атаки протекала речонка под названием Курея, неширокая, извилистая, мелкая, никогда не замерзающая, местами с крутыми, местами с заболоченными берегами. На первый взгляд, препятствие вроде и не значительное, но коварство ее было известно многим поколениям командиров, проводивших на том полигоне учения. При всей ничтожности Курея требовала к себе самого уважительного отношения. Наплевательское отношение было чревато срывом графика этапа боевой стрельбы, а это всегда лишняя и никому не нужная нервотрепка. Короче, наряду с мишенным полем надо было готовить проходы для техники и людей. Просчитав возможности, я уяснил себе, что к указанному сроку имеющейся в моем распоряжении инженерной техникой я задачу не выполню.
