Александр Лебедь - За державу обидно
Надо сказать, что парадная площадка — это 10-тысячное скопление представителей самых разных видов и родов вооруженных сил, несколько сотен единиц самой разнообразной техники.
Это общежития, парки, склады, стоянки, столовые. Все прибывают на парадную площадку со своими привычками, взглядами, понятиями о порядке, и удержать в узде эту разношерстную орду может только сильный, волевой и жесткий человек.
Начальник гарнизона парадной площадки генерал-майор Бельтюков — его, к сожалению, уже нет в живых — был именно такой. Маленького роста, коренастый, но нисколько не толстый. Лобастое, квадратное лицо, пенсне а-ля Берия. Он был воплощением энергии, деловитости, распорядительности и жесткости, порой переходящей в жестокость. На ежедневно проводимых совещаниях генерал Бельтюков мог разделать под орех любого командира части, не утруждая себя выбором выражений. В то же время, когда на тренировке появлялся командующий округом, кто-то из заместителей министра или сам министр обороны, неизменно следовал доклад: «Все без исключения офицеры — молодцы, стараются, являют собой образец исполнения служебного долга». Дед никогда, никому, ни на кого не жаловался, а драл сам по-отечески. Может, это кому-то покажется странным, но это очень ценное и важное качество начальника. На парадной площадке, при систематическом посещении ее министром обороны и его заместителями, очень легко было слететь с должности или вообще вылететь из армии. Поэтому вот такая манера поведения Бельтюкова всем без исключения импонировала. Все знали, что если пролетел — свое получишь сполна и круто, но вождь парадной площадки тебя никогда не сдаст. Поэтому, обижаясь на него по мелочам, ему прощали любые выходки. В первые три дня главным героем на каждом совещании был я. Все у меня было плохо, все не так. Особенно потрясающие доклады о катастрофическом состоянии противопожарной охраны в полку делал начальник этой самой охраны майор Соболь. Вышел я из положения совершенно неожиданным образом. Надо сказать, что практика совещаний была такова: первые десять пятнадцать минут начальник штаба парадного расчета доводил общие указания и распоряжения, потом в зал совещаний стремительно врывался Бельтюков. «Товарищи офицеры!» Появление начальника гарнизона сопровождалось, как правило, демонстрацией какого-нибудь уникального образчика «гомо сапиенс» или до предела изуродованного предмета снаряжения. Разминка начиналась с команды: «Заводи!» или «Заноси!»
На этот раз последовало: «Заводи», и комендант парадной площадки представил на всеобщее обозрение курсанта военно-морского училища. Роста в курсанте было где-то метра под два, но чтобы всем было ясно, о чем речь, Бельтюков приказал: «Залазь на стол!» Курсант залез и как атлант взвалил потолок на плечи. При таком росте размер обуви у него был никак не меньше сорок пятого, но во что он был обут и был ли обут вообще, осталось для всех тайною. Потому что, согласно морскому обычаю, брюки у него были клеш, в данном случае это был какой-то суперклеш, ибо ширина штанин у самой земли была примерно пятьдесят и под этой «запорожной роскошью» начисто терялась предполагаемая обувка. Последовал бурный комментарий к такому изощренно-злостному нарушению формы одежды. Бельтюков имел привычку по ходу разбирательства втыкать в кого-нибудь указующий перст и спрашивать: «Что ты думаешь по этому поводу?» На сей раз перст воткнулся в меня. Я доложил: «Великий Суворов сказал: «Чем выше чердак, тем больше хламу». Напомню, что Бельтюков роста от силы 162 см. Он онемел: «Как, как ты сказал?»
— Да не я, а великий Суворов: «Чем выше чердак, тем больше хламу».
С.тех пор как отрезало. Даже когда я действительно в чем-то был виноват, разбор генерал Бельтюков делал почти нежно, поглядывая снизу вверх на мои 185 см, иронично поблескивая очками, вопрошал: «Так что там сказал великий Суворов?»
Парад, точнее, подготовка к нему — это прежде всего тяжелый труд. В любую погоду, несмотря ни на что, надо превратить большую массу по-разному подготовленных в зависимости от срока службы солдат в монолитную, мощную молодецкую колонну, где все — голос в голос, волос в волос, ствол в ствол. Только такая колонна впечатляет и вызывает восхищение. Научить шеренгу, в которой 22 человека, красиво и слаженно ходить — задача повышенной категории сложности, особенно вначале, когда шеренги извиваются, как змеи; стволы автоматов, несмотря на все объяснения, торчат в разные стороны; левый фланг относительно правого заносит на расстояние до 2,5 метров в ту или иную сторону, вперед или назад. И каждому надо поставить подбородок, носок, ствол, локоть. Добиться одноообразия и монолитности, пустить по две, по три, потом по пять и, наконец, по десять шеренг. Это все на простом понятном человеческом фоне: участвовать в параде хотят все, а вот систематически тренироваться — ну, только о-о-очень сознательные. Существует целая система маленьких тайн, хитростей, стимулов с целью понудить солдат заниматься сознательно и старательно. Это вручение непосредственно после занятий лучшим шеренгам билетов в престижные кинотеатры и концертные залы, это и флажки на автоматы, это и ежедневный пятикилограммовый кулек конфет лучшей шеренге одного и другого батальона. Это и методически грамотная подначка старшин старших шеренг, когда доведенный до отчаяния снисходительными насмешками старшина начинал своей волей дополнительные занятия и сплошь и рядом если уж и не попадал в лучшие, то, по крайней мере, однозначно уходил из худших. Это и ежедневный чай с бутербродами, это и эпизодически, спонтанно осуществляемые совместные тренировки с «тысячетрубным оркестром». Это и фильмы, концерты, встречи на самой парадной площадке. Это и многочисленные смотры-конкурсы на лучшую «коробку», лучшую песню, лучшую ленинскую комнату, комнату хранения оружия, с вручением призов; и, соответственно, антистимулы — худшие шеренги скребут территорию, метут, драят, носят. В общем-то, надо сказать, что, несмотря на напряженность и занятость, разборы и разносы, обстановка на протяжении всей подготовки к параду царит деловая и в то же время предпраздничная. Подготовка к параду сама по себе отнюдь не монотонна, а на этом фоне есть ряд пиков напряжения — это две ночные тренировки на Красной площади и генеральная репетиция. Эти пики подготовки требуют всех физических и моральных сил. Все предшествующие фрагментарные наработки надлежит слить воедино и продемонстрировать, что ты отнюдь не даром, как выражались некоторые, «белый хлеб жрешь и одним воздухом с Политбюро дышишь». На таких тренировках присутствует министр обороны, все его заместители: главкомы видов вооруженных сил, командующий ВДВ, начальники главных и центральных управлений. Каждый гордится своими и хочет, чтобы его войско прошло как можно лучше. Возникает соревновательность, задор и азарт между ними. Это передается войскам. Подготовка и участие в параде, какие бы кто ни вешал на них ярлыки, есть явление не рядовое, праздничное, возвышенное, способствующее сплочению людей, проявлению их самых лучших душевных качеств, выработки у них воли, коллективизма, ответственности за одно большое общее дело.
И вот наступил день парада. Здесь мне сразу вспомнился А. И. Куприн, его совершенно замечательные строчки, написанные более ста лет назад: «Строевой смотр в полку был назначен в 13 часов дня, капитан Слива вывел роту на плац в 6 часов утра и с ужасом увидел, что полк уже стоит». Подъем в 4 утра, завтрак в полпятого, выезд по графику в интервале 5–5.30. В 6 часов ты на месте, на подступах к Красной площади, и тебе с полком предстоит мило провести четыре часа времени в осенне-зимнюю погоду на свежем воздухе. С учетом наглаженности и надраенности, с одной стороны, и торжественности предстоящего действа — с другой, какие-либо резкие массовые движения исключены. Можно чинно и благовоспитанно прохаживаться, в крайнем случае, можно «зайчиком» попрыгать. Здесь уместно вспомнить, что, в соответствии с традицией, на параде две части — полк ВДВ и полк морской пехоты, ходят раздетыми: берет соответствующего цвета, тельняшка, укороченные сапоги и, как ни изощряйся, поддевая под китель ватную безрукавку, все равно, мягко выражаясь, прохладно. Здесь нужен определенный аутотренинг и опять же маленькие хитрости: самая распространенная — перцовый пластырь на подошвах. Голь на выдумки хитра.
Моим любимым развлечением на тренировках было в перерыве подойти в кителе к одетым в шинели, укрывшимся за каким-нибудь стендом от ветра, курящим офицерам и предложить: «Хорошо бы сейчас, мужички, по кружечке холодного пивка!» Мой вид в сочетании с предложением вызывал инстинктивный озноб: «Пошел бы ты со своим пивом!»…
…К 9 часам, предъявив пропуска, командиры втянули колонны на Красную площадь.
Остался самый мучительный час. С одной стороны, нельзя дать солдатам застыть, с другой стороны, нельзя на главной площади страны, за считанные минуты до начала парада, неприлично резво прыгать. Перебились. Степенно так поворачиваясь налево, направо, кругом, бессчетное количество раз приподнимаясь на носки. Тут подстегнуло и в какой-то степени согрело еще одно обстоятельство. В соседней с нами колонне академии имени Жуковского, не выдержав напряжения, упали в обморок два офицера. Их заменили на запасных. Навернулась мысль: «Не хватало мне еще такого позора!» Пришлось забыть про приличия, заставить подчиненных резко двигаться, рассказывать разные веселые, не относящиеся к делу истории, снимая тем самым растущее напряжение. Выстояли. Команда, объезд строя министром обороны, речь министра, команда, пошли. При повороте налево у Исторического музея нажал кнопку секундомера. На прямых ногах, как-то удивительно легко прошел мимо трибуны Мавзолея, слыша позади единый, как метроном, топот «подзвоненных» сапог, спиной чувствуя, что идут уверенно, идут здорово. Ушел вправо, пропуская строй вперед. Кнопка секундомера: стоп! Предъявив пропуск, прошел на площадку разбора перед Мавзолеем.
