Всеволод Абрамов - Керченская катастрофа 1942
Из Малых каменоломен для переправы через пролив уходили также одиночки и целые группы, но их цель была куда проще: они пытались выйти из окружения и попасть к своим. Одной из первых отсюда ушла группа казаков под руководством капитана Барлита С. Н. В своем письме он пишет: "2 июня мы сумели буквально под носом противника незамеченными выбраться из подземелья. Наш маленький отряд направился к проливу, под утро около с. Баксы в кустах мы сделали привал, выслали разведку к берегу, она долго не возвращалась. Видимо, разведка попала в плен и выдала наше расположение. Около полудня вдруг появились фашисты численностью до роты с артиллерией и минометами. Начался бой, меня, видимо, контузило, ибо я потерял сознание. Когда очнулся, фашистов не было, рядом лежал мертвый казак, старший сержант… Пять суток я один бродил по степи, несколько раз натыкался на полевые караулы фашистов, они обстреливали меня. Решил вернуться в Керчь и там связаться с подпольем. Заснул я в окопе и утром был найден немцами, которые приехали косить траву. В плену в Николаевском лагере я встретил своего заведующего делопроизводством моего штаба лейтенанта Курина Якова Петровича. Он мне рассказал, что после разгрома нашей группы он вместе со знаменосцем на берегу моря около с. Баксы спрятал наше полковое знамя и печать полка. После освобождения из плена служил в стрелковой части рядовым, воинское звание мне тогда не вернули. Я просил командование отпустить меня для поиска знамени, но ходатайство мое не было удовлетворено. В 1946 г. я пытался вместе с Куриным Я. П. начать поиск знамени, но его выслали на Урал, и он был обижен. Писал я по этому поводу Сталину. Через Ставропольский крайвоенкомат меня вызвали и организовали встречу с Книгой В. И. К поиску знамени Книга В. И. отнесся очень как-то пассивно, он даже меня не узнал. Так мне было обидно!" Барлит С. Н., конечно, не догадался, почему Книга В. И. был так пассивен по отношению к поиску знамени полка. А не узнал он его, скорее, сознательно. Дело в том, что в своем непомерно бодром отчете о боевых действиях и переправе через Керченский пролив командир 72-й кавалерийской дивизии Книга В. И. утверждал, что это знамя утонуло при переправе от прямого попадания бомбы в судно. Эту ложь разделил с ним и его военком Дроздов А. Д., подписавший отчет. Потери дивизии тоже как-то смазаны. В отчете говорится о 325 убитых и 605 раненых воинов этой дивизии, но совершенно умалчивается количество без вести пропавших. А вычислить их совсем нетрудно. До начала боев в дивизии было 4 684 человека, переправилось на таманский берег 2 146 человек. После несложных вычислений получаем число без вести пропавших — 1608 человек.[237] Число большое, но оно значительно меньше количества без вести пропавших в других дивизиях Крымского фронта, где даже количество потерь невозможно было подсчитать.
В августе решила покинуть Малые каменоломни группа подполковника Ермакова С. А. с целью перебраться к своим через Керченский пролив. К выходу и переправе серьезно готовились, искали шпагат, веревки для сооружения плота, изучали маршрут движения, для чего опрашивали всех, знающих местность. Решили уходить двумя партиями. Ермаков 3 раза пробовал выходить из каменоломен, но каждый раз натыкался на противника и каждый раз возвращался. Наконец, 14 августа, ему удалось уйти, а через 3 дня ушла в сторону переправ и вторая партия под руководством батальонного комиссара Семенова Б. М. Позже через военнопленных до Поважного М. Г. и Ильясова С. Ф. дошли слухи, что Ермаков С. А. погиб в бою на берегу пролива. В Саратове мне удалось найти его жену Трипольскую Татьяну Михайловну она всю жизнь работала учителем. Для нее мое письмо о гибели мужа было первым сообщением о его судьбе. Татьяна Михайловна мне сообщила его биографические данные и закончила письмо стихами Веры Фигнер:
"Пали все лучшиеВ землю зарытые,В месте пустынномБезвестно легли.Кости ничьеюСлезою обмытыеРуки чужиеВ могилу снесли".
Так оно и было. Тела убитых на берегу пролива тогда хоронили небрежно в воронках от бомб и снарядов. В наше время поисковики на берегу Керченского пролива выкапывают эти кости для захоронения с воинскими почестями на городских кладбищах.
Командование Северо-Кавказского фронта и 47-й армии также пыталось установить связь и организовать выход окруженных из района каменоломен. 29 мая Маршал Советского Союза Буденный С. М. подписал директиву командующему 47-й армии, в которой говорилось: "По данным всех видов разведки, в районе Аджимушкайских каменоломен находятся наши командиры и бойцы, которые продолжают упорное сопротивление противнику. Для оказания помощи и эвакуации оставшихся в районе каменоломен людей приказываю:
1. Командующему 47-й армии из числа добровольцев организовать разведку с целью связаться с командирами и указать им место, где, когда они могут быть взяты на суда для перевозки.
2. Командующему 47-й армии и командиру Керченской военно-морской базы по установлению связи организовать перевод командиров и бойцов на Таманский берег".[238]
В соответствии с этой директивой штаб 47-й армии совместно с КВМБ в конце мая — начале июня несколько раз высаживал на Крымский берег небольшие группы разведчиков и связников. Это были представители армии, флота и даже органов НКВД. Эти группы не возвращались или возвращались, но задание не выполняли. Причина этих неудачных попыток заключалась, главным образом, в сложности задания.
В ходе поисков мне стало известно имя одного из этих посылаемых разведчиков — Яков Иванович Кацыка, житель Аджимушкая. Из документальных источников известно, что 14 июня 1942 г. Кацыка вместе с Удовицким А. Д. (последний выполнял роль перевозчика через Керченский пролив) из города Темрюка по заданию советского командования и НКВД были отправлены в оккупированную фашистами Керчь. Кацыка Я. И. имел задание установить связь с оставшимися в Аджимушкайских и Булганакских каменоломнях частями Красной Армии,[239] собрать сведения о дислокации войск противника, их вооружении, расположении складов, а также наличии авиации в районе Керчи, о характере оборонительных работ на побережье, минных полях и проволочных заграждениях. Во время выполнения разведывательного задания 17 июня Кацыка Я. И. вместе с Удовицким был задержан румынскими артиллеристами и направлен в Керчь в карательный орган "СД". На допросе Удовицкий признался фашистам в истинной цели их прибытия на керченский берег. После этого Удовицкий продолжал заниматься предательской деятельностью против советских патриотов и в 1945 г. был приговорен военным трибуналом к расстрелу. Что касается Кацыки Я. И., то он был расстрелян фашистами 10 июля 1942 г. Много лет его сын, офицер советской армии, проживавший в г. Коломна Московской области, Кацыка А. Я., искал следы гибели своего отца. Их ему удалось найти в 1986 г. Сейчас можно сказать, что бывший партизан, защищавший Аджимушкайские каменоломни от белых еще в 1919 г., Яков Иванович Кацыка погиб за родную Керчь, выполняя сложное задание советской разведки.[240]
Довольно крупную разведывательную операцию провело командование 47-й армии 8–20 июля. В 1977 г. на одну из публикаций по Аджимушкаю в редакцию журнала "Вокруг света" откликнулся Михальцов А. А., военрук школы в поселке Горки Шурымкарского района Тюменской области. Он записал воспоминания жителя поселка Заломова Василия Ивановича. Затем на наш запрос откликнулся и сам Заломов В. И. Он оказался из тех, которые пытались с Таманского полуострова связаться с окруженными в Аджимушкае. В своих воспоминаниях он сообщил: "Сам я из г. Шуя Ивановской области, закончил 2 куса индустриального техникума и с начала войны стал рваться на фронт, но меня и других ребят послали учиться в Ленинградское военно-политическое училище, которое эвакуировалось в Шую.
В феврале 1942 г. после окончания училища я попал в 83-ю бригаду морской пехоты в роту разведки, где командиром был Белоножко, здоровый парень с "боцманской" бородой. Началось немецкое наступление, утром 9 или 10 мая мы находились в своем расположении, и тут появился комиссар нашей бригады. Он сказал: "Вы вот тут сидите, а фрицы уже в Семи Колодезях, отходите, как можете, в сторону Керчи". Не буду описывать все злоключения, но в ночь с 16 на 17 мая мне удалось переправиться через Керченский пролив. В Темрюке нас стали приводить в порядок, и я снова оказался в своей 458-й отдельной морской разведывательной роте. Скоро стали отбирать людей-добровольцев для выручки окруженных в Аджимушкайских каменоломнях, обещали выполнившим задание присвоить звание Героя Советского Союза. На беседу вызывали по 3–4 раза, говорили, что "можно отказаться". В нашу небольшую группу назначили командиром незнакомого нам старшего лейтенанта, с виду он был какой-то неповоротливый и мне не понравился. В одну из ночей июня посадили нас на катер, затем у Керченского берега пересадили в шлюпку, было очень темно, и берег мы не видели. Затем нам приказали плыть со спасательными поясами, но, видимо, выпустили нас слишком рано, далеко от берега. Постепенно наши камышовые спасательные пояса промокли и стали тянуть ко дну. Я вынул нож и сбросил ненужный пояс в воде. Видимо, мы потеряли ориентировку и плыли уже не к берегу. Слышу, один просит помощь, другой. А как спасать, если я еле-еле держусь на воде. Было уже светло, когда нас с одним из товарищей подобрал рыбацкий баркас. Прибыли в штаб, какой-то полковник нас выслушал, приказал нам молчать, никому ничего не рассказывать. В середине июля снова стали формировать группу разведчиков на связь с каменоломнями. Из станицы Ахтанизовская нас привезли в Кучугуры. Отсюда нас повезли уже на катерах, которые подошли к самому берегу Керченского полуострова со стороны Азовского моря, но нас заметили и открыли огонь. Но, несмотря на это, мы высадились, а катера ушли. В нашей группе было 30–35 человек, пошли в сторону Аджимушкая, но нас встретили, а затем окружили фашисты, это были румыны и немцы. Начался бой, последнее, что я запомнил, это была брошенная немецкая граната, от разрыва которой я потерял сознание. Очнулся я уже в плену у румын…"
