На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
Умерла Маргарита Нелькен 9 марта 1968 года. Её смерть вызвала множество прощальных откликов – и солидарных, и враждебных. С искренним сочувствием написала о ней анархистка Федерика Монтсени, знавшая Нелькен со времени осады Мадрида: «Ошибкой Маргариты Нелькен был переход из социалистической в коммунистическую партию. Это произошло, возможно, потому, что она ощущала себя лучшей писательницей и оратором, лучше подготовленной, чем Пассионария. Она думала, что добьётся места первой женщины в партии. Но первое место уже было занято Долорес Ибаррури, которая была хорошо укоренившимся мифом, очень трудным для смещения. Социалисты не простили ей того, что считали предательством, и коммунисты всегда относились к ней с некоторой ревностью и недоверием. В этом и заключалась для меня трагедия Маргариты Нелькен. Но Маргарита Нелькен – критик искусства, Маргарита Нелькен – журналистка, Маргарита Нелькен в любой области обладала по-настоящему неповторимыми достоинствами, во все времена и во всех ситуациях. Возможно, из-за того, что она была выдающейся женщиной, молчание обрушилось на неё, как тяжелейшая каменная плита».
Внутренние посольские проблемы
В переписке резидента и Центра нередко возникали болезненные для резидента темы. Например, о «пренебрежении элементарной бдительностью». «Мы располагаем данными о крайне небрежном отношении к хранению в Вашей конторе совершенно секретных документов, – прочитал однажды Тарасов. – Были случаи, когда они оставались в открытых столах. Так, один из сотрудников посольства во время дежурства в спецпомещении обнаружил фрагмент документа под названием «Письмо по советской колонии № 7». И дальше – указания на трёх листах, каким образом наладить конспиративность и бдительность в коллективе».
Ещё более неприятный случай произошёл у «соседей». Военный атташе потерял бумажник, в котором находилась памятка по условиям встречи с нелегальной разведчицей «Камилой». Памятку атташе получил в Сан-Франциско от тамошнего работника ГРУ. Теперь у товарища есть серьёзные основания для беспокойства перед выходом на встречу. «Камила» ждала связь с представителем Центра с 1939 года, причём два последних года сидела без денег.
Однако и сам Тарасов попадал «на карандаш» начальства.
В апреле 1944 года в Мехико из Гаваны приехал по делам вице-консул Виктор Петрович Ястребов. Вернувшись на Кубу, рассказал временному поверенному Заикину, дипломатам Василькову и Гаранину о том, что «все в посольстве СССР в Мексике знают, что Тарасов – представитель НКВД». Гаранину пришлось сообщить об откровениях Ястребова в Центр: «Судя по его словам, сотрудники в Мехико разделены на две группы: одна из них во главе с Малковым (торговым атташе) конфликтует с группой, возглавляемой Уманским. Посол называет его не иначе, как «лидер оппозиции». Тарасов играет в этом безобразии не последнюю роль. Хвалился, что хорошо совмещает официальное и неофициальное направления в работе. Заикин, который был генеральным консулом в Нью-Йорке, вспомнил, как Тарасов навестил его там и рассказывал о своей работе в Испании и Франции».
Телеграмму о «нездоровой» обстановке в посольстве в Мексике и поведении резидента доложили Фитину. Сигнал о расшифровке – это серьёзно.
С конфликтами в посольстве в Мехико разбирались в Москве в организациях, направлявших сотрудников на работу в Мексику. Долгое время ключевой фигурой перманентного противостояния в Мехико был торговый атташе Малков, моложавый блондин с залысинами, холодными голубыми глазами и монотонным голосом. Испанский язык он выучил, сопровождая отца (уполномоченного Наркомвнешторга) в Мадриде в годы республиканского правительства.
В замкнутых коллективах избежать вмешательства в личную жизнь сотрудников было почти невозможно, и Малков «с компанией» этим пользовались. Рассказывали, что Малков завёл специальный «кондуит», в который заносил «компроматы» на тех, кого причислял к враждебной стороне.
В этом противоборстве резидент занял сторону посла Уманского. Тарасов сообщил в Москву: «В колонии имеется группа в составе торгового атташе Малкова, 3-го секретаря Костягина, курьера спецохраны Воротникова (наш стажёр) и других, которые занимают откровенно враждебную позицию в отношении руководства. Возглавляет группу Малков, сколачивая оппозицию на почве раздувания всяких бытовых инцидентов и конфликтов. Он не сделал нужных выводов и после откомандирования одного из своих «сторонников», продолжая собирать вокруг себя лодырей и болтунов.
Негативное поведение Малкова облегчалось тем, что он использовал возможность бесконтрольной отправки почты домой, и мог в искажённом свете информировать своё руководство о деятельности посольства. Малков поставил себя в положение самозваного комиссара, критикуя все мероприятия посла, начиная от вывесок на дверях посольства, до содержания его выступлений – как в коллективе, так и ориентированных на мексиканскую аудиторию. Дела посольства обсуждались на квартире торгпреда за бутылкой вина, несмотря на возможность вражеского прослушивания. Жена Малкова, полячка по происхождению, тоже занимается науськиванием сотрудников на посла, заявляя, что они в Мексике работают самостоятельно и никому не подотчётны».
Фрондёрство Малкова приобрело такую остроту, что Уманский всё-таки решил, наконец, послать «аргументированную» шифртелеграмму о его вызывающем поведении Молотову и Микояну. Посол рассказал Тарасову об этом, пояснив, что терпел выходки Малкова по причине дружеских отношений того с Микояном, не хотел жаловаться на посланного им человека. На обращение Уманского Микоян отреагировал без задержки, направив Малкову телеграмму ультимативного содержания: ещё один «прокол», и командировка будет завершена.
О приёмах в советском посольстве мексиканская пресса писала много, преувеличивая их размах и роскошь. Негативный пропагандистский подтекст в этом просматривался: друзья СССР постоянно проводят кампании по сбору средств на нужды Красной армии, но на что на самом деле расходуются деньги?
Подготовка к празднованию 27-й годовщины Великого Октября в посольстве была омрачена ссорой между женой Уманского и Констанцией де ла Мора. Резиденту пришлось сообщить об инциденте в Москву:
«Эта испанская писательница играла большую роль в работе посольства. Она не только редактировала бюллетень, но и была правой рукой посла по переписке с мексиканским МИДом, составлению его речей, картотеки посольства, списков приглашаемых на приёмы. Жена Уманского некоторое время дружила с Мора, но в последнее время стала её ревновать к мужу.
Нарастающая неприязнь к испанке вылилась 6 ноября в громкий скандал, свидетелями которого стали сотрудники, поскольку случилось всё днём, в рабочее время. Уманская поругалась с Морой, обвиняя её в «командовании» посольством, непонимании своего места иностранной служащей и отсутствии скромности.
В истерике, с громким плачем Мора выбежала из комнаты Уманской с криками: «Я не могу больше, меня оскорбляют». Она заявила послу, который в данный момент беседовал в коридоре с сотрудниками, что покидает службу в посольстве. Уманский отвёл Констанцию к себе в кабинет, где, видимо, пытался уговорить её остаться, но Мора собрала вещи и ушла, заявив всем, что больше не работает. Посол распорядился оплатить ей работу на месяц вперёд, как за отпуск.
Через неделю Мора
