На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров
«После прибытия в Деревню я выслушал от нелегалов «Гарри» и «Хуана» жалобы на «неправильное поведение» «Амор». Ощущалось, что эти нападки исходят от «земляков» «Строительства». Я решил детально проверить слухи. После проверки убедился, что большая часть того, что говорит о ней руководство местных «земляков», – злостная клевета. Например, Антонио Михе распространил слух, что «Амор» состоит на службе у мексиканского правительства. Действительно, её приняли на работу в министерство просвещения. Однако, что ей оставалось делать после исключения из партии и лишения материальной помощи? Михе повторяет также сплетни, что «Амор» – давний немецкий агент. Фактически её шантажируют. После каждого отказа «рассказать правду», выдумки о работе на немцев раздаются с новой силой. «Хуан» и «Гарри» использовали эти нападки как предлог для отстранения «Амор» от работы по «Гному». Их необъективные характеристики повлияли на решение «Луки» об отстранении, который никогда лично с «Амор» не встречался. Она была единственным человеком здесь, которая побуждала «Хуана» и «Гарри» к настойчивым действиям, резко критикуя их за пассивность. Вывод очевиден: «Амор» заслуживает полного доверия».
Первая встреча Тарасова с Нелькен прошла у неё дома. Она открыла дверь, и лицо её осветилось улыбкой: гостя Нелькен узнала, хотя после их последней встречи в Испании прошло шесть лет, и каких лет!
«Как всё изменчиво в этом мире, – сказала Нелькен. – Бывший партизан и диверсант стал дипломатом».
«Вы тоже заметно переменились, – подхватил тему Тарасов. – Где ваша кожаная куртка и грозный маузер?»
Маргарита быстро перешла к болезненной для неё теме, рассказала о реальных причинах её исключения из компартии Испании. Было заметно, что говорит об этом с болью, хотя уже прошло несколько месяцев. Нелькен исключалась «как враг партии и испанского народа». Всем членам партии предписывалось не только «разорвать отношения с авантюристкой и интриганкой Нелькен, но и принципиально разоблачать её поведение».
Она не скрывала, что исключение из партии ухудшило финансовое положение её семьи. На литературную продукцию писательницы во многих печатных органах, имевших отношение к коммунистическим и левым организациям, было наложено вето. Семья Нелькен – все женщины: престарелая мать, дочь Магда, внучка Куки, – денег постоянно не хватало. Тарасов обещал помочь – после «согласования». Нелькен рассказала, что под её проекты искусствоведческого характера президент Авила Камачо выделил некоторые средства. Приходилось жертвовать самолюбием, чтобы выжить.
Нелькен подарила Тарасову свою книгу «Башни Кремля», посвящённую сыну Сантьяго, который воевал в России против гитлеровцев. От книги пахло свежей типографской краской. Нелькен провела рукой, словно погладила, по обложке, на которой был изображён рисованный профиль Сталина с трубкой на фоне Спасской башни.
«Эта книга, – сказала Нелькен, – мой ответ на клеветническую кампанию».
И ещё она вручила резиденту увесистый пакет:
«Здесь вся история моего исключения из партии. Прошу направить эти документы в Москву, чтобы там четко представляли, кто организовал эту показательную расправу со мной и почему. Одна из причин – Троцкий. В партии есть люди, которые хотят прояснить характер моего участия в деле. Большой вопрос, по чьему заданию они это делают. Их очень раздражает моё молчание».
Позже, в резидентуре, Тарасов просмотрел содержание книги Нелькен. Замечательное произведение с безусловной верой в скорый разгром врага. С политически верными акцентами. Поражения Красной армии в начале войны Нелькен объясняла предательской деятельностью Троцкого. Это он задолго до войны способствовал возникновению «неописуемого беспорядка» в руководстве вооружёнными силами Советского Союза, справиться с которым Сталину удалось далеко не сразу.
О вожде Нелькен написала с тёплой интонацией. Она вспоминала тот единственный раз, когда в 1935 году на встрече с писателями и артистами близко увидела его. В воспоминаниях Нелькен Сталин был скромным, дружелюбным, спокойным человеком, с неторопливой речью. И ещё ей запомнилось, как он тогда попросил принести пепельницу для писателя Эмиля Людвига, заядлого курильщика. Маленькая, но трогательная деталь к масштабному портрету ведущего политика современности. Книгу Нелькен Тарасов отправил в Москву для перевода на русский язык.
После отчёта резидента о встрече с Нелькен доверие Центра к ней было восстановлено. «Амор» была в курсе проблем, с которыми сталкивался Меркадер в «Лекумберри», даже на расстоянии ощущала перепады его настроения и те кризисные моменты, когда было необходимо вмешаться, поддержать узника. Нелькен периодически получала сведения о попытках мексиканской полиции докопаться до «вдохновителей» и конкретных организаторов убийства, знала о «расследованиях», которые вели троцкисты Юлиан Горкин и Виктор Серж.
Работа Тарасова с Нелькен была омрачена трагедией – гибелью сына. Сантьяго служил в артиллерийских частях, и 5 января 1944 года был смертельно ранен на Украине у села Митрофановка. Извещение о смерти пришло в советское посольство с большой задержкой. С дипломатической почтой прибыл пакет, содержащий личные документы Сантьяго, боевые награды, лейтенантские погоны, а также фотоснимок его могилы. Всё это со словами соболезнования посольство передало Маргарите Нелькен. По мнению Тарасова, этого было недостаточно. В декабре 1944 года он направил в Центр телеграмму:
«В связи с гибелью сына «Амор» считаю необходимым: получить письма-соболезнования от Стасовой, с которой она переписывается, а также от Мануильского; возобновить ей высылку ВОКСом литературы; дать категорическое распоряжение землякам (руководству КПИ) прекратить травлю «Амор», в том числе распространение клеветнических слухов о том, что она является агентом нацистов. Посол Уманский согласен с этим планом. Вначале, под влиянием земляков он недружелюбно относился к «Амор» и даже не ответил на её любезное письмо с поздравлениями по случаю приезда. Теперь он убедился в своей ошибке, ибо «Амор» написала множество статей и две книги («Башни Кремля» и «Первый фронт») в пользу СССР. Приглашение её в посольство вместе с другими писателями и политическими деятелями расшифровкой не грозит. «Амор» можно верить, она ничего не сделает в ущерб Советскому Союзу»…
В начале 1947 года Нелькен, которой предстояло лекционное турне по Европе, обратилась в американское посольство для оформления визы. Потребовалось много усилий, подключение к делу французского консула и мексиканских властей, чтобы получить необходимый штамп в паспорт. Американский дипломат подверг Нелькен допросу с пристрастием: зачем вы едете в США? Почему перешли из социалистов в коммунисты, а потом были исключены из партии? Почему вы послали сына сражаться на стороне большевиков? Собираетесь ли вы посетить Советский Союз? Поддерживаете ли какие-либо связи с советскими представителями в Мексике? Все вопросы и ответы фиксировались машинисткой. Нелькен отвечала корректно, не давая воли эмоциям.
В поездку по странам Европы с лекциями Нелькен отправилась в 1948 году. Она питала надежду, что сможет ненадолго прервать своё турне и посетить могилу сына на Украине. От этого плана пришлось отказаться. Позднее Нелькен объясняла, что было бы сумасшествием в условиях холодной войны отправляться за «железный занавес». Американцы, без всяких сомнений, решили бы, что Нелькен отправилась в Россию за подрывными и шпионскими инструкциями. В конечном счёте
