Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников
Информация была так себе, скудноватая, но тем не менее она позволяла многое расставить по своим местам. Скорее всего, этот Херкус Гринюс и был тем самым Валентином Фомичом. Значит, нужно искать не мифического Валентина Фомича, а Херкуса Гринюса. Все сходилось на том, что это и есть тот самый заказчик, уговоривший двух воров – Чирику и Бражку – украсть четыре иконы. Они их украли, передали Херкусу Гринюсу, и он тотчас же уехал. И, скорее всего, вместе с украденными иконами. Куда – это, конечно, был вопрос из вопросов. Это сыщикам еще предстояло выяснить.
Прилепский немедленно связался с литовскими коллегами. Там пообещали разузнать о таинственном Херкусе Гринюсе всю подноготную, и притом в самое короткое время. И действительно разузнали. Все не все, но кое-что интересное литовским сыщикам все же удалось узнать. О чем и сообщили Прилепскому по телефону.
Оказалось, что некто Херкус Гринюс действительно проживает в Вильнюсе, но никакой он не профессор-искусствовед, а некоторым образом совсем наоборот – темная и смутная личность. По оперативным данным, он и в самом деле имеет близкое касательство к разнообразным предметам искусства, но как их скупщик и мошенник, а не как ученый человек. Несколько раз он проходил по уголовным делам, связанным с кражами раритетов, но всякий раз каким-то чудом ему удавалось проходить исключительно как свидетель, да и то косвенный. И ни разу – как подозреваемый, а тем более – обвиняемый. По месту прописки его не обнаружили, и где он сейчас, неизвестно. И узнать не у кого, так как гражданин Херкус Гринюс проживает один. Нет у него ни жены, ни детей, ни каких-то иных домочадцев. С соседями он почти не общается, так что и соседи ничего о нем сказать не могут. Хотя и называют его промеж себя художником.
– Какой у вас в Литве самый крупный порт? – спросил Прилепский после того, как внимательно выслушал своих литовских коллег. – Кажется, Клайпеда?
– Так и есть, Клайпеда, – подтвердили литовские коллеги. – Но при чем тут Клайпеда?
– А вот вы меня послушайте… – сказал Прилепский.
* * *В Клайпеде литовские сыщики никакого Херкуса Гринюса не нашли. И никакого Валентина Фомича тоже. Впрочем, это было неудивительно и даже ожидаемо. Вряд ли такой тертый тип, как Херкус Гринюс, самолично вступал в отношения с покупателями икон в порту Клайпеды. Прилепский неплохо знал повадки таких субъектов, как Херкус Гринюс. Сами они никогда ничего не крадут и никогда ничего не продают. Они всегда действуют через подставных лиц. Через посредников, иначе говоря. Да, это в известной мере дело рискованное, потому что всякий посредник – это потенциальный свидетель. А может быть, и доносчик.
Но, с другой стороны, выгоды здесь больше. Особенно если ты одним представляешься как Валентин Фомич, другим – как Иван Иванович, третьим, к примеру, как Василий Васильевич. Поди угадай, кто ты есть на самом деле. Приметы? А что приметы? Они – дело неверное, расплывчатое, неконкретное… Найти человека по приметам почти невозможно. Да даже если тебя и нашли, в этом нет ничего страшного. Всегда можно доказать, что те, кто на тебя указал и кто тебя арестовал, ошиблись. Просто приняли тебя за кого-то другого. Такое бывает…
Знал Прилепский двуличную натуру таких дельцов, очень даже прекрасно знал! На собственном горьком опыте он ее изучил! Бывали случаи, когда личности, подобные Херкусу Гринюсу, с легкостью выскальзывали из его рук только потому, что сумели убедить Прилепского, что они совсем не те, за кого он их считает. Они Прилепского убеждали, и он их отпускал. А затем носился едва ли не по всему Союзу, пытаясь отыскать их заново. Ну, а что тут скажешь? Вор, крадущий иконы, это совсем не то, что, допустим, вор-карманник. Это у карманника все на лице написано…
Итак, литовские сыщики Херкуса Гринюса в Клайпеде не нашли. Но зато выследили там и задержали его предполагаемого сообщника. На это, собственно, Прилепский и надеялся. Каким таким образом этот предполагаемый сообщник попался сыщикам, Прилепский не спрашивал, его это не интересовало. А вот что этот субъект сказал литовским коллегам, в чем он им признался – вот это было по-настоящему интересно.
Оказалось, что литовские сыщики сумели-таки вытянуть из задержанного субъекта кое-какие признания. Кличка сообщника была Янтарь. Это Прилепскому ни о чем не говорило, он не знал такого человека. Да это было и не важно – знал он его или не знал. Важным было то, что Янтарь был знаком с Херкусом Гринюсом. Причем не один год. У Янтаря были с Херкусом Гринюсом деловые отношения. Точнее сказать, преступно-деловые.
Янтарь был знаком со многими иностранцами – любителями старинной живописи и прочих раритетов. Все эти иностранцы прибывали в Клайпеду на торговых и грузовых судах, на которых числились матросами или кем-то другим – того субъект не знал. И скупали здесь же, в порту, всяческую старину – для того, собственно, они в Клайпеду и прибывали.
Иными словами, в Клайпеде был налажен негласный канал по переправке всяческих художественных ценностей за границу. Давно налажен, основательно, и сколько всяческих раритетов уплыло по этому каналу в дальние страны, того Янтарь даже представить не мог. Да он этим и не интересовался. Он работал на некоего типа, который велел называть его Художником. Ну, Художник так Художник – какая разница?
Так вот, этот Художник изредка передавал субъекту всяческие раритеты, с тем чтобы Янтарь продал их кому-нибудь из покупателей-иностранцев. Вернее сказать, все было не совсем так. Вначале Художник находил Янтаря и говорил, что для него, мол, имеется на руках такая-то ценность. Янтарь искал покупателя, договаривался с ним о цене, а также о времени и способе покупки, после чего Художник передавал субъекту какую-нибудь художественную древность – и каждый раз это была не какая-то дешевка, а самая настоящая ценность, стоившая сумасшедших денег! Продав раритет и получив свою долю, Янтарь расставался с Художником до следующего раза. Встречались они пять-шесть раз в году, не чаще. Но и этого хватало, потому что деньги за раритеты иностранцы платили очень приличные.
Откуда и каким образом Художник каждый раз добывал всяческие древности? Этого Янтарь не знал, и подобных вопросов Профессору он не задавал. Это были вопросы из разряда запретных, за них можно было запросто лишиться языка, а то и головы.
В последний раз Художник велел Янтарю договориться о продаже сразу четырех древних икон. Янтарь нашел покупателя, и иконы были проданы. Деньги за них покупатель отстегнул неимоверные! Кем был этот покупатель? Сказано же – иностранцем. А может, и не иностранцем. Может, подделавшимся под иностранца. Скорее всего, так оно и было на самом деле. Да, он старался изъясняться, как иностранец, как немец, то есть старательно путал немецкие и русские слова, и выглядел он тоже как немец и даже отрекомендовался как немец. Однако же… Вот именно – однако. Было что-то в нем неуловимо советское, что-то такое, чего нет и быть не может ни у каких немцев, французов, голландцев и людей прочих национальностей. Да и потом, как мог немец затесаться на советском торговом судне в качестве матроса? Кто бы его туда взял? А ведь он приплыл именно на советском судне, которое называется «Ария». И отбыл на нем тоже. Так какой же он, спрашивается, немец? Скорее всего, он лишь старательно прикидывался немцем, чтобы запутать того, у кого он покупал раритеты. Обычный жульнический прием, не более того. Так поступают многие жулики.
А уж каким образом этот фальшивый немец исхитрился обмануть советскую таможню и погранслужбу и вывезти иконы за границу, того Янтарь не знает. Но, по всей видимости, обманул, потому что тот корабль, на котором этот тип уплыл, ушел из порта без всяких задержек. Куда он отправился?
