Александр Бушков - Возвращение пираньи
Мазур поставил себя на место парнишки, посмотрел на себя его глазами — стало неловко. Он, насколько мог непринужденнее, притворяясь, будто вовсе не заметил горящего классической классовой ненавистью взгляда, перешел на противоположную сторону. Смотрел, как форштевень монотонно режет коричневую воду.
На носу появился Кошачий Фредди, бережно поставил ящик — вытащил на свежий воздух свой «антиквариат». Тут же лениво отирались оба солдатика, посаженные на корабль в целях бережения его от герильеро.
Автоматические винтовки у них были неплохи, Мазур оценил — испанские СЕТМЕ модели «Л», прицельно и надежно лупят метров на четыреста. Вот только оба вояки явно зеленые новобранцы — офицеру со стажем просечь это предельно просто. Юнцы, которых на скорую руку выучили маршировать, стрелять и разбираться в знаках различия начальников, — и выпихнули в довольно ответственную по здешним меркам миссию. Если, не дай боже, что случится — эти салабоны навоюют… К ним бы, рассуждая по уму, приставить опытного капрала, чтобы с ходу взял в ежовые рукавицы… Беззаботно бросили винтовки на палубу, олухи, заглядывают в ящик, котейками любуются, так бы и рявкнул во всю командирскую глотку, погонял строевым от правого борта к левому и обратно, а потом устроил сборку-разборку личного оружия — с засеканием по секундомеру…
— Я вашим философским раздумьям не помешала, часом?
Мазур встрепенулся, но заставил себя обернуться медленно, медленно, как ни в чем не бывало… Насколько мог безмятежно ответил:
— Бог ты мой, какая может быть философия в мозгах морского офицера?
— Но вы же еще и дипломат, — сказала Ольга, опершись на перила рядом с ним, подставив лицо свежему ветерку. Небрежно отвела ладонью упавшую на глаза золотистую прядь — знакомо, как было свойственно и той…
— Помилуйте, вот уж кто несовместим с философией, так это дипломаты, — сказал Мазур. — Это страшная тайна, но от вас я ее скрывать не могу…
Он бросал украдкой взгляды на чистый, безукоризненный профиль — и какая-то частичка сознания, оставшаяся холодной, рассудочной, прагматичной, работала, как арифмометр, прикидывая: интересно, может ли в конце концов от общения с Ольгой чувствительно поехать крыша?
Свое душевное состояние, увы, хотелось оценивать как раз в самых грубых, ненаучных терминах. Стонала душа, выла душа, как собака с перешибленной лапой, поскуливала душа — вот вам и все поэтические метафоры, других на ум не приходит…
— Можно вам задать нескромный вопрос? — спросил он вдруг.
— Попробуйте. — Она улыбнулась смешливо, дразняще, представления не имея, какую бурю вызывает такими взглядами в его душе.
— Почему — Карреас? Насколько я знаю, русских здесь никогда не заставляли переиначивать фамилии. А в фамилии «Кареев» вроде бы нет ничего сложного для здешнего языка…
— И только-то? — звонко рассмеялась она. — Я ожидала бог весть чего, признаюсь вам откровенно, коммодор… Видите ли, это постарался прадедушка. Славный герой, чуть ли не в одиночку выигравший сражения на Гран-Чуко. А если серьезно… Насколько я поняла из фамильных преданий, он хотел забыть в с е. Изменить все, понимаете? Был убежден, что та Россия погибла полностью и бесповоротно. Он прекрасно знал английский, бывал в Англии, и там запомнил очень интересную песенку. Старинную. Я не помню точного содержания, когда сама училась в Англии, пробовала отыскать в библиотеках текст, но потом стало лень… В общем, ее распевали несколько столетий назад восставшие крестьяне. Если от нас отвернулись и люди, и Бог, пойдем просить помощи у фей, эльфов и прочей нечистой силы… Что-то вроде. Он решил стать стопроцентным коронадо. Переменил фамилию, перешел в католичество — правда, до того особо религиозным и не был вовсе. Если Россия погибла, если вера не спасла ничего и ничему не помешала — следует стать другим. С тех пор мы и стали добрыми католиками Карреас. Вы его осуждаете?
— Да помилуйте, кто я такой, чтобы… — сказал Мазур. — Мне просто было интересно.
— А вы любопытный человек?
— Каюсь…
— Какое совпадение, я тоже… — не без хитрости прищурилась Ольга. — А можно, теперь я буду задавать нескромные вопросы? Это будет справедливо, я же ответила на ваш…
— Бога ради, — сказал Мазур.
— Кого я вам напоминаю?
— Простите?
— Ну вот, кажется, вы вспомнили о своем дипломатическом ранге, начали вилять… Ладно, сформулирую вопрос еще раз, предельно четко: на кого я похожа и кого вам напоминаю? Все ведь именно так и обстоит, правда? Знаете, любая девушка с определенного момента начинает не только фиксировать все мужские взгляды, как магнитофонная лента — все окрестные звуки, но и неплохо их классифицировать. В ваших взглядах постоянно присутствует нечто странное. Выходящее за рамки обычного мужского интереса. Я это очень быстро поняла… Вот только не поняла, о чем вы все время думаете. У вас какая-то тоска во взгляде, я же чувствую. Тогда, на площади, вы бросились за мной так, словно приняли за кого-то другого… И потом тоже. Ваши взгляды не лишены обычных мужских помыслов, но в них постоянно эта тоска, что-то мучительное для вас и совершенно непонятное для меня… А эта история в поезде, после того, как отбили налет герильеро? Вы чересчур уж задумались — и, несомненно, потеряли бдительность. Совершенно автоматически подняли с пола мою куртку, все еще пребывая в задумчивости, пробормотали: «Оля, вечно ты разбрасываешь…» — Она заглянула Мазуру в лицо. — И тут же опомнились. Могу оценить, сколько самообладания вам потребовалось, чтобы сохранить каменное лицо и даже пробормотать какое-то убедительное объяснение… Я на нее очень похожа, правда? Настолько, что вы в тот раз попросту забыли, что это не она, а я?
Мазур молча смотрел на нее, уже не пытаясь себя контролировать. «Сойду с ума, — подумал он поразительно спокойно, — рано или поздно сойду с ума…»
— Вам неприятно вспоминать? — спросила Ольга негромко. — Но у меня почему-то сложилось впечатление, что вы о ней вспоминаете без вражды, иначе все было бы иначе…
— Она погибла, — услышал Мазур свой собственный голос откуда-то со стороны.
— Извините. Я дура, наверное?
— Нет, — сказал Мазур, глядя в сторону. — Прошло полтора года, я привык. Если бы вы вдруг не появились… — Его куда-то несло, и не было сил бороться. — Бог ты мой, с ума можно сойти…
— Мы так похожи?
— Не то слово. Как две капли воды. Тогда, на площади, я уже начал думать, что увидел призрак…
— Интересно… — прямо-таки завороженно протянула Ольга. — Как такое могло случиться? Конечно, бывают двойники…
— Ничего удивительного, — сказал Мазур, чувствуя, как вмиг отказали некие тормоза. В конце концов, никаких военных и государственных тайн он не выдавал. — Дело в том, что та Ольга — ваша близкая родственница. Или не столь уж близкая? Совершенно не помню, как такая степень родства именуется… У вашего прадедушки был двоюродный брат. Не знаю, что вы о нем слышали, но у вас в кабинете висит старая фотография, где они сняты вдвоем. У двоюродного брата в конце концов родилась правнучка, вот и разгадка шарады, конечно, не у него родилась, мужчины ж не рожают… черт, как же сказать…
Он замолчал, окончательно запутавшись в той чуши, которую начал нести.
— Вяземский? — прямо-таки выдохнула Ольга, округлив глаза. — У отца дома висит родословное древо… Значит, большевики его не расстреляли?
— Везучий был человек, — сказал Мазур с вымученной улыбкой. — Его даже в тридцать седьмом не расстреляли, а выпустили. Умер адмиралом, советским, понятное дело…
Она протянула что-то на испанском.
— Что? — не понял Мазур.
— Ох, простите… — Ольга чуточку смутилась. — Учено выражаясь, соответствует русской реплике «ничего себе!». Смысл такой, слова другие, не вполне приличные… Ничего себе! У нас в семье считалось, что ту ветвь целиком вырезали красные… Я знала, конечно, что и у красных служило немало царских офицеров, но вот уж не думала… Как две капли воды?
Он молча кивнул.
— Бог ты мой, что вы должны чувствовать…
— Вот этого не надо! — чуть не крикнул он. — Только не надо меня жалеть!
— Я и не собираюсь, успокойтесь, — заверила Ольга. — После того, как я видела вас в деле? Там, в поезде? Ничего себе объект для девичьей жалости — русский Рэмбо… Вы, в самом деле, на меня не сердитесь? Я же и подозревать не могла… И тоже — Ольга? А что с ней случилось?
— Несчастный случай, — сказал Мазур, уже справившись с собой. — Не будем об этом, хорошо?
— Я понимаю, — покладисто согласилась Ольга. — И многие… ее родственники живы?
— Их у вас в России немало, — вымученно усмехнулся Мазур. — Если вдруг вздумаете…
Он резко поднял голову, услышав басистый вскрик корабельного ревуна. И тут же понял: на его счастье подвернулся удобный повод прервать мучительный для него разговор…
