Леонид Млечин - Шелепин и ликвидация Бандеры
— Он изменился, став секретарем ЦК? — спросил я Валерия Иннокентьевича.
— Он бывал резок, но не был ни мстительным, ни начальственным. Барином он не стал. Поймите, наше поколение — в основном из-за войны — было лишено радостей и веселья, сопровождающего молодость. На нашу долю этого не досталось. В определенном смысле мы росли аскетами, равнодушными к бытовым удобствам.
В жизни и карьере Шелепина ключевую роль сыграло решение Сталина вернуть Хрущева из Киева в Москву и вновь поставить во главе столичной партийной организации.
Вслед за Хрущевым в Москве появился молодой украинский комсомольский работник Владимир Ефимович Семичастный. О его переводе в столицу попросил Хрущев. В штатном расписании ЦК ВЛКСМ ввели еще одну должность секретаря ЦК, в конце января пятидесятого на пленуме ее занял Семичастный. Ему было всего двадцать шесть лет.
На ближайшем столичном активе Семичастного посадили в президиум. Искушенные москвичи с интересом разглядывали молодого новичка. Никита Сергеевич, выступая, прямо с трибуны обратился к Семичастному, попросил напомнить что-то, связанное с Украиной. Это подняло авторитет Семичастного. Стало ясно, что у него особые отношения с Никитой Сергеевичем.
Новичок быстро освоился в столице.
Напористый и экспансивный Семичастный и вдумчивый, но волевой Шелепин сблизились и подружились, образовался мощный политический тандем. Владимир Ефимович признавал ведущую роль старшего товарища, Александр Николаевич ценил энергию и политический темперамент Владимира Ефимовича.
«Шелепин немного косолапил, — вспоминал Николай Месяцев, который работал с ними в ЦК комсомола, — шел, выдвинув чуть-чуть левое плечо вперед, словно раздвигая что-то стоящее на пути; Семичастный своей стремительной пружинистой походкой как бы хотел не упустить отпущенное ему время».
И в комсомоле, и позже они с Шелепиным действовали сообща. Эта дружба определила их политическую судьбу. Семичастный сыграл свою роль в том, что Хрущеву понравился Шелепин.
Я познакомился с Семичастным через много лет после описываемых событий, осенью девяносто седьмого года, когда снимал телепередачу о Карибском кризисе. Со съемочной группой приехали к Владимиру Ефимовичу, уже пенсионеру, в его квартиру на Патриарших прудах. Он сначала держался несколько настороженно, потом стал рассказывать живо и интересно. У него была яркая и образная речь. Он не боялся никаких вопросов и никогда не затруднялся с ответом.
Пока он был жив, мы беседовали довольно часто. На последнюю встречу к нам в Останкино он приехал с трудом. Видно было, что он плохо себя чувствует. Но я спросил о чем-то, что было для него важно, и он разговорился, забыв о своих недугах. Он был мужественным человеком.
31 октября 1952 года на пленуме ЦК ВЛКСМ Шелепин стал первым секретарем. Должность эта была более чем высокой. На Шелепина смотрели как на восходящую политическую звезду.
Нового комсомольского вожака, как положено, представили Сталину. Это была их первая и единственная встреча. Сталин усадил Шелепина на стул, а сам шагал по кабинету. Время от времени подходил к Шелепину, нагибался и заглядывал ему в глаза. Смотрел внимательно. Он же верил, что никто не смеет лгать ему…
Александр Николаевич потом признался своему лучшему другу Валерию Харазову, что ему было страшно…
В перестроечные годы горбачевский помощник Валерий Болдин пригласил Шелепина и стал его расспрашивать. Запись беседы Болдин потом опубликовал.
Шелепин рассказывал, что к встрече со Сталиным его основательно готовили: сначала заведующий сектором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК, потом председатель внешнеполитической комиссии ЦК Ваган Григорьевич Григорьян, который предупредил комсомольского секретаря:
— Докладывать надо очень кратко — пять-семь минут. Сказать главным образом о международном молодежном движении.
Шелепина отвели и к Маленкову, который так его напутствовал:
— Имей в виду, он почти ничего не слышит, поэтому надо говорить громко, даже кричать. Во-вторых, когда придешь к нему в кабинет, ничего в руках не держать: ни папок, ни бумаг.
Через неделю позвонили: иди.
Шелепин:
«Открыл дверь, зашел, кричу:
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
А он наклонился, молчит. Я тогда вплотную вот так подошел и кричу:
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
Он посмотрел, повернулся и пальцем показывает, что надо сесть. Я сел. Начал докладывать — встал. Он махнул рукой — сиди. Я доложил обстановку в международном молодежном движении. Он выслушал. Ничего не спрашивал, не задавал вопросов. Сказал:
— Вам надо войти членом в общесоюзный славянский комитет. Это очень важная организация.
Я говорю:
— Хорошо, товарищ Сталин.
И он тогда он заключил:
— Ну все, спасибо.
Я встал и пошел:
— До свидания, товарищ Сталин.
Он не ответил».
В сталинские времена комсомол был суровой школой.
«Мое поколение долго, вплоть до ХХ съезда КПСС, — писал на склоне лет Александр Шелепин, — не располагало достоверной информацией о положении в партии, стране и жило во лжи».
Владимир Семичастный, шедший за Шелепиным, можно сказать, след в след (он возглавил после него комсомол, а потом сменил его и в ЦК КПСС, и на Лубянке), сформулировал это так:
— Чем отличались советские кадры? Чтобы продвинуться и занять пост, надо семь сит пройти, шишки и синяки набить. Через семь сит прошел, а на восьмом застрял…
Многие комсомольские функционеры копировали худшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих, писал Михаил Федорович Ненашев, секретарь челябинского обкома партии, а затем заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, в фарисействе мало чем уступал иезуитам.
Наиль Биккенин, который много лет проработал в ЦК партии, писал:
«Я безошибочно мог определить в аппарате ЦК бывших комсомольских работников по тому, как они садились и выходили из машины. Такую непринужденность и автоматизм навыков можно было приобрести только в молодости».
В комсомольском аппарате многие делали карьеру, сочиняя доносы на своих начальников, зная, что это лучший способ продвинуться.
Вячеслав Иванович Кочемасов был секретарем ЦК ВЛКСМ с весны сорок девятого по осень пятьдесят пятого года. Он вспоминал, как и на него написали донос: сам, дескать, сын кулака, а жена его — дочь врага народа. А ее отец между тем был секретарем обкома. Его в годы террора расстреляли, мать посадили в тюрьму, а девочку отправили в Горький, где она и познакомилась с Кочемасовым.
Донос передали на рассмотрение Шелепина.
Вячеслав Кочемасов:
— Однажды он приглашает меня: «Ты занят?» — «Нет». — «Зайди на минуту». Поговорили, но чувствую: не за тем меня позвал. Жду. Он перешел к делу: «Я тебе одну бумагу покажу». Открыл сейф, достал этот донос. Я прочитал. Шелепин говорит: «Ты не обращай внимания и не переживай». И при мне разорвал его и в корзину. Так два раза было…
Не много нашлось в советской истории руководителей, способных на такой поступок. Разорвать анонимку означало принять на себя полную ответственность. Вышестоящие товарищи всегда могли призвать его к ответственности за соучастие в преступлении: почему не реагировал на сигнал масс? Покрываешь врагов народа?
Сразу после смерти вождя Шелепин с Семичастным предложили было переименовать ленинский комсомол в ленинско-сталинский. Тут же одобрили эту инициативу на бюро ЦК ВЛКСМ и доложили в президиум ЦК партии. Опытные люди, но тоже не угадали новых веяний. Хрущев поздно вечером позвонил Шелепину домой и сказал:
— Мы тут посоветовались и решили, что делать этого не надо.
Лучшие комсомольские годы Шелепина пришлись на хрущевские времена. Хрущев не доверял своим давним соратникам, делал ставку на молодежь и многое позволял своим комсомольцам, если, разумеется, они следовали его курсом. В соответствии с хрущевскими идеями Шелепин сократил платный комсомольский аппарат — оставил в райкомах двух освобожденных работников, все остальные трудились на общественных началах.
По-настоящему Никита Сергеевич расположился к Шелепину, когда поручил комсомолу мобилизацию молодежи на целину и его поручение было исполнено. Карьера Шелепина резко пошла в гору.
С 28 июля по 11 августа 1957 года в Москве под лозунгом «За мир и дружбу» проходил Всемирный фестиваль молодежи студентов, ставший огромным событием для советских людей. Никогда еще не было такого широко и практически неконтролируемого общения с иностранцами. Организатором фестиваля был ЦК комсомола. Хлопот было предостаточно. Добиться исполнения задуманного помог возросший аппаратный вес Шелепина.
