Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
Казалось, он хочет ударить, но танкист только сорвал с головы немца пилотку.
– Не каркай, – кратко произнес он.
…Вихура смотрел с танка и говорил Густлику:
– Не вовремя мы сюда приехали. Пока что нужно бы в другую сторону повернуть дышло, – показал он на орудие.
Подошел Саакашвили, успевший разузнать, что происходит, и сообщил:
– Заминировано все, город взлетит на воздух. Пора сматывать удочки. Куда Янека понесло?
Елень не отвечал, гладил по голове Шарика и осматривался по сторонам.
– Отослал письмо? – неожиданно напомнил Григорий Вихуре.
– Что?
– Письмо Хане и Ане, чтобы приехали…
– Отослал и получил ответ, – флегматично ответил Франек, доставая из кармана конверт, и прочитал Григорию приписку почты: – Адресат неизвестен.
– Как это неизвестен? – удивился Григорий.
– Почте неизвестен, – буркнул Густлик. – Может, выехали куда, может, украл их кто… – Заметив подходящего с Павловым Янека, он предупредил экипаж: – Внимание, командир возвращается.
Высунувшись из люков, они приветствовали капитана.
– С машины! – неожиданно приказал Кос.
Послушался только Шарик, он прыгал вокруг хозяина, радуясь его быстрому возвращению.
– Спокойно, – приказал Янек и удивленно добавил: – Вы что, не слышали? Я сказал: с машины. Сам поведу.
– Куда? – удивился Саакашвили, поудобнее усаживаясь за рычагами. – Если тебе тесно, можешь выбросить стрелка или наводчика.
– Гжесь! – предостерегающе буркнул Елень.
– Что?
– Поосторожнее, а то пожалеешь, – съязвил силезец, влезая в башню.
– Нужно найти детонатор и обезвредить. Весь экипаж для этого не нужен. Зачем рисковать всем?
– Четверо скорее найдут, чем двое, – возразил Елень.
– Как четверо? Пятеро! – уточнил Вихура. – В Берлине остался, и до сих пор, как вспомню, так меня икота начинает мучить.
– Там у тебя пройдет, – съязвил Елень.
Кос вскочил на башню, надел шлемофон.
– Заводи, – приказал он, и почти одновременно взревел мотор. – Шарик!
Собака вскочила механику на колени и проползла в свой угол, где лежала подушка с вышитыми на ней бабочками и цветами.
– Место Томаша свободно, – объяснил Янек, помогая Павлову влезть.
– Теперь нормально, экипаж в полном составе, – добавил Елень.
Танк двинулся по шоссе под небольшой уклон, быстро набрал скорость. Через минуту он уже мчался на полном газу, наискось пересек вспаханное поле Под городом, проехал прямо через сад и, не снижая скорости, выскочил на улицу. Здесь мотор танка грохотал резче, лязгали гусеницы по каменной брусчатке. Гремело эхо, отраженное от пустынных улиц, от покинутых домов с разинутыми окнами и дверьми. Все носило след поспешного, панического бегства: валялись брошенные чемоданы, которые, видимо, оказались слишком тяжелыми; стояла нагруженная постельными принадлежностями садовая тележка, уткнувшись сломанной осью в водосточную канаву; посредине мостовой валялась большая кукла. «Рыжий» слегка свернул – Саакашвили проехал над игрушкой, чтобы не раздавить ее гусеницами.
– Потише… вправо, – подавал команды Янек.
Они проскользнули между стен, по липовой аллее помчались через сквер в сторону рва форта.
– Медленнее… еще медленнее…
Под тяжестью «Рыжего» затрещали и прогнулись бревна настила моста. Осторожно, словно ноги подкрадывающегося разведчика, ступали на настил стальные траки гусениц. «Рыжий» был похож на приготовившегося к прыжку хищника.
Все люки были закрыты. Все сидящие в танке припали к перископам, за исключением Вихуры, втиснувшегося в угол и прикрывавшего руками собаку на случай сильного взрыва.
Мост остался позади, и по-другому загудел мотор под сводом ворот форта, танк даже двинулся быстрее, но Саакашвили сразу же выжал сцепление и резко затормозил.
– Кабель, – доложил он. – Рвать?
– Нет, – поспешно ответил Павлов. – Надо проверить. – Он протянул руку к замку люка.
– Стоп, – остановил его Кос. – С танка проверишь, Иван, – первый раз обратился он к капитану по имени, но никто на это не обратил внимания. – Закрой за мной, – приказал он Густлику.
– Яничек…
– Замолчи.
Кос уже был на броне, прикрыл люк и, словно боясь сильной встряски, осторожно сошел с гусеницы на землю.
В воротах, на обитой штукатурке, чернела надпись с черепом: «Либер тод, альс нидерлаге» – «Лучше смерть, чем поражение».
Черный водонепроницаемый кабель лежал наискось на каменной мостовой. Один его конец исчезал в канализационном колодце, другой вел к низким перекосившимся дверцам с нарисованными на них черепом и перекрещенными костями.
На фоне мягкого, спокойного рокота танкового мотора, работавшего на малых оборотах, каждый шаг Янека отдавался гулким эхом. Рассыпанные на мостовой куски кокса громко хрустели под ногами.
Из ворот был виден круглой формы двор форта. Над насыпью что-то как будто зашевелилось. Янек замер. Нет, наверное, ветер. Или просто померещилось. Он перенес из-под стены две каменные плиты, которыми выкладывают тротуар, уложил их против правой гусеницы с обеих сторон кабеля и, выйдя к танку, дал Григорию знак трогать.
«Рыжий» вздрогнул, положил трак на плиту, легонько въехал и медленно продвинул правую гусеницу над кабелем. Янек отошел назад и в тот момент, когда последний трак прошел над проводом, дал знак чуть повернуть и остановиться.
Когда он вернулся в танк, десантный люк в днище уже был открыт. Капитан, лежа на полу, руками в резиновых перчатках осторожно снимал перочинным ножом изоляцию, тихонько насвистывая песню о Днепре.
Через минуту оба провода кабеля были оголены. Павлов присоединил к ним контакты амперметра. Щелчок переключателя прозвучал резко, как выстрел. Стрелка дрогнула, но лишь от легкого толчка. Еще щелчок, еще… Стрелка неподвижно застыла на нуле…
Павлов отсоединил контакты, продолжая насвистывать, и наклонившийся над ним Густлик, вытирая пот со лба, подал ему ножницы. Перерезанный провод начал извиваться, как раненая змея.
– Вперед! – прозвучала команда.
Танк выехал из ворот на небольшой круглый двор. Башня медленно сделала полный оборот. Перископы внимательно обследовали форт.
– С машины, – приказал Янек. – Густлик, к орудию.
– Осталось двадцать семь минут, – сказал Павлов. – Если судьба нам не поможет…
– Судьба или Шарик, – перебил его Янек и, достав из кармана пилотку немецкого майора, дал Шарику понюхать.
Саакашвили и Вихура тем временем подошли к металлическим, покрашенным масляной краской воротам – их несколько зеленело в стене форта. Скрипнули петли тяжелых створок. Внутри танкисты увидели сотни, а может, тысячи наставленных под самый потолок ящиков с тротилом.
Саакашвили протиснулся по узкому проходу в середину, посветил фонариком. За первым казематом находились второй и третий склады, также набитые взрывчаткой до самого верха. Григорию стало страшно, он вернулся и, учащенно дыша, сказал Вихуре:
– Там еще раз в сто больше, чем здесь…
– Что ты волнуешься? – перебил его Вихура. – На нас с тобой по четверть кило – и то много. Тысяча или сто тысяч тонн здесь, это все равно.
– Ищи, Шарик, – подталкивал Янек овчарку.
Собака обежала склад, обнюхав ящики, и вернулась.
– Не было здесь этой сволочи? Не было?
Шарик пролаял, что должно было означать, что нет, не уловил он запаха, шедшего от немецкой пилотки.
– Ты думаешь, что сам майор закладывал детонатор? – спросил Вихура.
– Он себе руку повредил. Думаю, что когда устанавливал взрыватель.
– А если нет? Он мог иметь помощников. Одни простыни вывесили, но были и такие, которые собственной головы, набитой Гитлером бешенством и злобой, не жалели.
– Не морочь голову. Нужно было остаться.
– Тут сто таких складов, как этот, – заговорил Григорий.
– Тебе бы пришлось обследовать каждый за пятнадцать секунд, чтобы найти взрыватель, и осталось бы две минуты на разминирование.
– Янек! – крикнул Павлов, который до этого не отходил от танка, а внимательно изучал двор форта.
– Я! – Кос подбежал вместе с Шариком.
– Немцы любят порядок и запасы…
– Да. По-ихнему орднунг и форрэтэ… – подтвердил Кос.
– Думаешь, весной они готовили топливо на зиму?
Саакашвили раздавил большой кусок кокса, и он резко треснул под ногой.
– Нет. Тем более под конец войны. Понимаю, – сказал Янек.
Он сделал несколько шагов, глядя под ноги – повсюду куски кокса размерами с грецкий орех, но перед низкими металлическими дверками их было больше, чем где-либо.
– Закрыты.
– Погоди. – Вихура подошел и плечом отодвинул командира.
Говорить было некогда, поэтому, ни о чем не спрашивая, он достал из-за голенища тонкую ножовку и ловко начал перепиливать скобу.
– Хорошую сталь они пускали на танки, – заметил он, через минуту открывая дверки. – А это черт знает что.
– Стоп, – остановил Павлов Янека. – Теперь сапер вперед.
