Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
Став политработником, Палов тем не менее сохранил все замашки механического офицера. То есть к формальным делам относился формально, но молодцевато, и тащил все, что плохо лежит. Авось пригодится. Эта постоянная «готовность к подвигу» и потащила наверх Александра Ивановича. К чести Палова надо сказать, что ответственности он не боялся, брал на себя все и умел сделать «из говна пулю». Естественно, руками личного состава. Я тоже попал под его пресс в первые месяцы службы, когда неосторожно признался, что умею неплохо рисовать. Палов задействовал меня во всем, где был нужен карандаш и фломастеры. Вырваться из-под его опеки помогло лишь то, что я был единственный молодой лейтенант в БЧ-5. Мой седовласый механик, когда отсутствие меня на занятиях по специальности стало хроническим, минут на двадцать уединился с Паловым в его кабинете и, судя по звукам, раздававшимся из-за двери, очень доходчиво объяснил заму, кем я пришел служить на флот. Зам с его доводами нехотя согласился и оставил меня в покое, лишь изредка вызывая в час политаврала, и то с разрешения механика. Свою ненужность в повседневной жизни корабля Александр Иванович осознал, еще будучи мотористом, а посему своим присутствием радовал нас только по необходимости. И то крайней. Все были довольны: и он, и мы. А когда наш экипаж загремел на полгода в Северодвинск ремонтировать родной корабль, зам, пообтершись недельку в бригаде, испарился на все полгода, проявившись с немного опухшим лицом за пару дней до отъезда. Причем последний раз перед исчезновением его видели поздно вечером, бредущего из нашей гостиницы в обнимку с чемоданом. Чемодан зам обнимал левой рукой, а правой — симпатичную молодую особу женского пола.
По возвращении из Северодвинска наш экипаж перевели в Краснознаменную дивизию, где зам развернулся по полной программе. Для начала в целях набора положительных баллов замполит подрядился силами экипажа отремонтировать береговой камбуз дивизии. До конца жизни буду помнить эти ночные смены, когда под руководством младших офицеров матросами выливались гипсовые плиты с довольно корявым якорем, которыми потом облицевали стены камбуза и покрасили. Дивизия, естественно, помогла материалами, но «плиточная» затея была исключительно Паловской, правда, с далеко идущими планами. Затуманив командованию дивизии глаза своими строительными замыслами, он под шумок умудрился отремонтировать нашу казарму с использованием хороших строительных материалов, выделенных тылом для камбуза. Именно тогда и от него я услышал историческую фразу, глубокий потаенный смысл которой понял лишь позднее: «.перемещение материальных ценностей внутри гарнизона воровством не является…». Камбуз наш экипаж тем не менее отремонтировал неплохо, и замполит заслуженно получил свои баллы.
Палов лучше других замов знал, что для экипажа он обязан делать три вещи, которые обеспечат ему уважение всего личного состава. Первое — квартирный вопрос, второе — отдых в море, а третье — самое тривиальное: не дергать без причины.
И Палов старался. Квартиры в нашем экипаже имели практически все, включая неженатых мичманов, что само по себе было нонсенсом для стольного града Гаджиево. Триумфом жилищной кампании нашего доблестного замполита стало лето 1990 года, когда, оставшись на время отпусков старшим идеологом и политиком дивизии, а значит, и председателем жилищнобытовой комиссии, он без долгих колебаний отдал почти два подъезда свежевыстроенного дома офицерам и особо приближенным мичманам нашего экипажа. Не забыв, естественно, и себя. И при этом полностью проигнорировал все робкие позывы представителей других экипажей. Вернувшийся через месяц начальник политотдела неделю «рожал ежей», получая оплеухи со всех сторон, и поклялся самой страшной клятвой, что, пока он жив, Палова близко не подпустят даже к распределению спичек, и вообще устроит ему кузькину мать. После чего Палов как-то умудрился получить звание капитана 1 ранга, причем, как говорили, оказался последним замполитом Северного флота, получившим своего «полковника». Начпо снова рассвирепел, и начал системно и толково патрулировать казарму экипажа дежурными по политотделу, пообещав нашему ушлому Палову вывести того на чистую воду. Вот тут-то он ошибался.
Для людей, далеких от романтики флотских будней, обязан объяснить, что же такое жилищно-бытовая комиссия, более известная своей аббревиатурой — ЖБК. В эти три буквы вместилась вся Советская власть за семьдесят лет ее существования. Это кормушка-распределитель. Это квартиры в новых домах с нормальным отоплением, это женские итальянские сапоги и мужские адидасовские спортивные костюмы по государственным ценам, ковры и мебель, это, в конце концов, автомобили со скидками, и многое другое, менее значимое. Это возможность одаривать или не одаривать. Или брать себе. Много. И часто. ЖБК — это клуб избранных. В каждом экипаже есть свой ЖБК, но это пустая формальность. А вот председатель экипажного ЖБК — это тот человек, который ходит на заседания дивизионной комиссии. А так как бытом, досугом и прочими невоенными проблемами моряков согласно всем уставам и директивам министра обороны обязан заниматься замполит, то, естественно, должность председателя экипажного ЖБК всегда занимал заместитель командира по политической части. А посему посиделки ЖБК дивизии превращались в откровенный дележ добычи отрядом политбойцов. Как это выглядело, я наблюдал лично, так как с началом перестройки народ стал посмелей, и меня очень неожиданно задвинули вместо замполита председателем ЖБК аж на три последующих года. К чести Палова нужно заметить, что он за председательский пост не цеплялся, так как свое оттуда уже взял, и в этот момент, держа нос по политическому ветру, был захвачен идеей стать народным депутатом городского совета нашего града Гаджиево, в то времяеще называвшегося по-секретному просто — Мурманск-130. Депутатом он, разумеется, стал, но об этом позже.
Сначала зама властно и неумолимо захватило поветрие половины страны под названием кооперативное движение. Причем вся та же половина страны мало понимала, что это такое на самом деле, но все были уверены, что денег загрести можно уйму. Правда, как это сделать, никто не знал, а потому реальных работающих кооператоров было мало, а вот стремящихся хоть чтонибудь хапнуть — огромное количество. К чести нашего зама, он ко вторым не относился, впрочем, как и к первым. Он был сам по себе и своими действиями просто предвосхитил все то, что началось в стране через несколько лет. Сперва политрук начал подготовку к избирательной кампании методом подкупа избирателей, для чего, выехав ненадолго в родную Молдавию, закупил под реализацию вагон свинины и вагон дешевого молдавского вина с известным и звучным названием «Изабелла». И вино, и мясо он реализовал быстро, предварительно предложив экипажу купить у него сколько угодно, чуть ли не по себестоимости и рубя вместе с нами мороженое мясо в подвале 48-го дома. Он уверял, что, как только станет местным депутатом, все будет так здорово, что этот подвальный дележ продовольствия мы будем вспоминать с иронической улыбкой. Мясо ли, вино ли свое дело сделали или просто наша тогдашняя всеобщая избирательная безграмотность, но депутатом зам стал с первого раза. И что интересно, по слухам, после этого он перестал ездить домой в солнечную Молдавию, так как решил деньги за реализованный товар не возвращать, а оставить себе, на свои депутатские нужды. После избрания замполита, как и положено, откомандировали в органы власти для исполнения своих новых обязанностей, и с этого момента наш Александр Иванович покинул экипаж.
Дальнейшая его жизнедеятельность протекала вне экипажа, но на наших глазах. Вначале он стал председателем комиссии по поддержке и развитию предпринимательства и сразу открыл парочку магазинов, просуществовавших недолго, но ярко. Одним из них был знаменитый пивной подвал, в самом крайнем доме поселка, прямо у дороги, ведущей из зоны. Волей-неволей, но бредущий домой офицерский и мичманский состав флотилии натыкался на ржавую дверь, около которой толпами, в любую погоду стояли страждущие, опорожняя бутылки с пивом после трудного флотского дня. Потом магазины прикрылись, а замполит от обиды стал председателем депутатской комиссии по борьбе с коррупцией. Находясь на этом посту, он принял самое горячее участие в создании первого рынка в поселке, попутно открыв там вместе с азербайджанскими «беженцами» несколько ларьков. Потом, по неизвестным для широких масс причинам, он покинул ряды и этой комиссии, заявив публично, что «они там все проворовались». Потом подошел срок окончания его депутатства, переизбираться зам не стал, а, покинув стройные ряды народных избранников, тихонько уволился и неожиданно для всех открыл в здании ДОФа весомую альтернативу единственному гаджиевскому ресторану «Мутный глаз» под названием «Офицерское казино». Это злачное место пришлось всем по вкусу, и вскоре там начались массовые экипажные пьянки, в новое время называвшиеся мероприятиями по сплочению офицерского состава. Там, кстати, пришлось представляться и мне с ребятами, когда пришло время прощаться с флотом. Палов был всетаки неплохим человеком, приветливым и не очень злопамятным. Как водится, были те, кто его уважал, и те, кто ненавидел, но подлецом он не был, а был, скорее, очень активным авантюристом, полностью раскрывшим свой талант в те лихие годы.
