Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
– В танкисты пошел, а моряком воевать должен, – сказал он Косу. – Будь здесь Гонората, она сказала бы тебе, что я об этой затее думаю.
– Позаботься о стволе и прицелах.
– Будь спокоен. Так заткну, что ни одна капля не попадет.
Они спрыгнули на землю, за ними спрыгнул и Томаш. Саакашвили и Шарик вылезли через передний люк. Шарик подбежал к воде, лизнул языком.
– Что ты пьешь, глупый? – возмутился Янек. – Иди сюда.
Черешняк достал из танка термос и налил собаке воды в миску.
– Как ксендз, – бормотал он в ухо косматому другу. – Свое есть, а в чужое нос тычешь.
Подъехал грузовик. Из кабины выскочил капитан Павлов и подошел к танкистам.
– Где мое место?
– С правой стороны, внизу. Пулеметчик не поедет, – нехотя доложил Кос.
Он и все члены экипажа, как завороженные, не спускали глаз с лица сапера.
– Я осмотрел танк, – спокойно сказал русский. – Мне нужно много места. Все лишнее надо…
– Уже выбросили, – коротко ответил Кос.
– Личные вещи тоже на грузовик. Получите обратно на месте встречи со штурмовой группой Шавелло.
– Только бы из этого дьявольского коридора выбраться… – пробормотал Густлик.
– Если не выберемся, – тихо сказал капитан, – то они не потребуются. А если кто не хочет, может остаться.
Кос молчал. Елень посмотрел на лица товарищей и сказал Павлову:
– Товарищ капитан, мы – один экипаж. Понимаете? Экипаж. Или все пойдем, или никто.
– Вынести вещи, – приказал Кос и добавил, обращаясь к Еленю: – Возьми мои.
Три члена экипажа исчезли в танке, а сапер тем временем обратился к сержанту:
– С самого начала смотрите на меня как на черта. Почему?
– У вас, может быть, есть близнецы?
– Два мальчика, – оживился он и достал из кармана фотографию. – Ваня и Саша. Не близнецы, а здорово похожи друг на друга. Сейчас они с матерью в Новосибирске. А я все время был на японской границе. Неделю назад перебросили сюда, и сразу в польскую армию. Не успел даже сменить форму.
– А почему в польскую?
– Язык знаю. Вырос под Житомиром, там много поляков проживает в деревнях.
Густлик вытащил два вещмешка, Саакашвили – один. Шарик держал в зубах свою подушку, расшитую цветами и бабочками. Все остановились у танка.
Последним вылез Томаш, с очень тяжелым мешком и большим продолговатым свертком в брезенте.
Кос показал рукой на открытый люк:
– Прошу.
Он пропустил капитана вперед и, проходя мимо Черешняка, спросил вполголоса:
– Что это опять за вещички?
Павлов, светя фонарем, осмотрелся в танке. Свет упал на фуражку ротмистра, которая висела слева от механика-водителя.
– Повышения ждете?
– Нет. Раненый офицер просил довести ее до Берлина.
Капитан кивнул головой и взялся за эфес сабли.
– Механик кавалерист?
– Грузин.
Рука капитана потянулась к снарядам, прикоснулась к замку орудия, к радиостанции. Взгляд остановился на орденах Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленных к передатчику, а потом на фотографии, приклеенной к броне. Павлов сунул руку в карман, посмотрел на себя в зеркало, сравнивая свое лицо с тем, на фотографии.
– Давно погиб?..
– Шесть недель назад, под Вейхеровом…
Капитан вылез из танка и позвал:
– Экипаж, ко мне.
Они окружили его тесным полукругом.
– Я ничье место в танке не займу, – он медленно выговаривал слова,
– не пройдет и двух часов, как мы попрощаемся. Но на это время вы должны принять меня в состав экипажа.
– Товарищ капитан, – подумав, начал Кос. – Мы видели вас в Шпандау, а потом на мосту через Хафель. Мы думали, что, может быть…
– Начинайте герметизировать, – прервал его сапер. – А двое помогут мне носить тротил.
– Я, – вызвался Густлик.
– Я, – сказал Томаш.
Подойдя к грузовику, Елень опередил офицера и размахнулся, чтобы одним ударом открыть замок заднего борта. Капитан придержал его за руку и показал надпись на темно-зеленых досках: «Ударишь – погибнешь».
Не всем сразу приходится на войне работать. В то время как одни армии наступают, другие находятся на месте. Даже в одной и той же роте одновременно может случиться так, что одни обливаются потом, другие спят или выискивают какое-нибудь занятие, чтобы убить тоску.
В разрушенном, но не сгоревшем доме Зубрык и Вихура занимали огневые позиции в одной из комнат на втором этаже. Они пододвинули стол к стене, поставили его между окнами и, сидя на принесенных из кухни табуретках, дулись в очко.
Хорунжий взял первую карту, посмотрел на нее и сказал:
– Еще на две канистры.
Потом взял другую и, довольный, многозначительно сказал:
– Себе.
Ударила автоматная очередь. Под оконным проемом отвалился кусок штукатурки и упал на стол. Вихура мгновенно положил к своим картам еще две и, почти не глядя в них, положил на стол:
– Двадцать.
– Девятнадцать, – скривился Зубрык. Он на лету поймал пикового туза и снова начал с азартом: – Четыре.
Взял презрительно улыбающегося валета, протянул руку за третьей и, увидев десятку червей, с разочарованием бросил их на стол:
– Перебор.
С лестничной клетки через дыру в стене, пробитую, по всей видимости, противотанковым снарядом, вошла Маруся.
– Играете?!
Словно тень, за ней появился Юзек Шавелло и присел в углу.
– Играем, – подтвердил капрал и, заметив краешком глаза сверкнувшую автоматную очередь, крикнул: – Ниже головы!
Огонек присела, пули снова отбили кусок штукатурки.
– Упрямый фриц, – сказал Вихура и, схватив автомат, повернулся на 180 градусов через левое плечо; не вставая с табуретки, дал две короткие очереди по окну на противоположной стороне улицы, потом повернулся к девушке: – Это чтобы его успокоить. С полчаса будет сидеть тихо.
– А на что вы играете? – спросила Маруся. – На деньги или на спирт?
– На бензин, – ответил шофер.
– Зачем тебе бензин?
– После войны он отдаст мне три бочки и семь канистр. Если тебе потребуется транспорт, обращайся ко мне. Фирму открою: «Доставка, отправка. Капрал в запасе Вихура».
– Вихура, – повторила девушка и неожиданно спросила: – А ты меня любишь?
– Я, Огонек, всех красивых девушек люблю. Так я устроен. – Он хлопнул ладонью по лбу. – И на все для них готов. Вот, хочешь? – Он вытащил из кармана шелковые чулки.
– Ой, ой… – прошептала Маруся и, вытерев о брюки ладони, подставила их под прозрачную паутинку.
– От всего сердца, бескорыстно…
– Нет, – вздохнула Маруся и решительно отодвинула подарок. – Объясни мне лучше, что должны сделать наши?
Вихура пожал плечами, завернул чулки в носовой платок и засунул обратно в карман. Он вытащил перочинный нож и лезвием для открывания консервных банок начал чертить на закопченной сажей стене, как можно понятнее объясняя чертеж:
– Здесь эта проклятая станция, которую мы утром брали и не взяли. Пока бьет наша артиллерия, фрицы спокойно сидят под толстыми накатами, а как кончится обстрел, начинают косить. Можно пройти через туннель. Он не охраняется, потому что в тех местах, где рельсы уходят вниз, все залито водой. Наши пройдут под водой сто метров и атакуют с тыла, а мы одновременно сверху – и тогда откроется путь до самого рейхстага.
– А если не пройдут?
– Возьмем! Даже если многие погибнут.
– И зачем это Янек выдумал?
– Потому что избранник судьбы.
– А ты остаешься?
– При тебе же разговор был, что саперу место нужно. Мне в танке душно.
– Ты не избранник судьбы?
– Нет, – твердо ответил Вихура.
Раздалась пулеметная очередь. Пули попали внутрь через окно и с неприятным свистом срикошетировали от стен. Пулей откололо кусок штукатурки с рисунком капрала.
– Панна Маруся, может, вы отдохнете? – робко предложил Юзек.
Она, казалось, не слышала его. Встала и пошла по ступенькам вверх. Юзек пошел следом, держа автомат наготове.
Огонек вошла в другую, такую же комнату, только менее разрушенную. Лажевский, который лежал, не снимая сапог, на диване, увидев ее, встал. Девушка машинально кивнула ему головой и направилась в угол комнаты, где у стереотрубы дежурил Шавелло.
– Я должна увидеть Коса, прежде чем они войдут в воду…
– Вот тебе раз! Ну, если «должна» и так срочно, то надо правдиво соврать что-нибудь, чтобы полковник разрешил.
Из-под брюха танка выполз Саакашвили, осторожно держа перед собой ладони, испачканные тавотом.
– Хорошо загерметизировал, – похвалил он Томаша, который возился с гусеницей, и обратился к Косу: – Машина готова, командир.
Янек, ничего не ответив, пошел проверять работу.
Края всех люков и отверстий танка были покрыты толстым слоем густой желтой смазки. Над башней торчала труба, доставая почти до перекрытий туннеля.
На стволы пулеметов и пушек были надеты брезентовые чехлы, обклеенные изоляционной лентой и тоже обмазанные ровным толстым слоем тавота.
Густлик подтащил щит из жести и с помощью Григория начал прикреплять его на специальных кронштейнах перед корпусом «Рыжего».
