Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников
– И что же утром?
– А ничего. Утром они сказали, что уезжают. Вежливо поблагодарили меня за ночлег, за хлеб-соль, дали мне денег и уехали. Даже завтракать не стали, хотя я и предлагал.
– А много ли дали денег-то? – спросил участковый.
– А вот представь, что много! Можно сказать, заплатили тройную цену против обычной. Я даже удивился – зачем так много, не ошиблись ли они? Ничего, отвечают, все в порядке, все так и надо, это тебе за твою доброту. Странные люди, непонятные мне… Но не заготовители они, это точно. Уж я их навидался, заготовителей-то…
– Ну, а можешь ты описать их приметы? – спросил участковый.
– Отчего не могу? Очень даже могу. Вот слушай. Или, если хочешь, записывай.
Участковый выслушал и записал, затем спросил у лесника:
– А одеты-то они были во что? Главное – во что обуты?
– Обутка-то у них – интересная, – усмехнулся Леха. – Не наша обутка, не деревенская. У обоих башмаки на толстенных подошвах. Износу тем башмакам нет, я так думаю. Основательные башмаки, не какие-нибудь кирзачи. И одежка тоже не нашенская. Городская одежка. Вроде как джинсы. По телевидению их иногда показывают. Может, видел?
– Ладно, – сказал участковый. – Разберемся, кто и что я видел… А тебе спасибо за ценные сведения.
– Не за что, – махнул рукой Леха. – Что знал, то и сказал. Так неужто это они?..
– Что – они? – нахмурился участковый, хотя вопрос, заданный Лехой, был ему вполне понятен.
– Ну, украли иконку у Карповны…
– Пес их знает, они или не они, – задумчиво ответил участковый. – Но, скорее всего, именно они и есть. Потому что для чего они приперлись в деревню, да еще на машине с московскими номерами? Издалека, стало быть, приехали… Что им здесь понадобилось? Да еще аккурат накануне кражи? Вот то-то и оно. Прибыли, украли и тотчас уехали. Даже не позавтракав… Подозрительно все это! Очень даже подозрительно! Вот только где мне теперь их искать – этих путешественников в нездешних башмаках?..
Глава 5
Суровая красота – так можно назвать северные отроги Алтайских гор. Тайга, скалистые холмы и долины, чистые, не тронутые цивилизацией реки и озера. А какие здесь деревья и цветы, а сколько в этих краях всякого зверья! Но людям среди этой красоты жить все же сложновато. Здесь почти нет дорог, а значит, нет и всего остального: больниц, магазинов, школ… Словом – всего того, что называется благами цивилизации. Все блага, так или иначе, привязаны к дорогам, и если дорог, как было сказано, нет, то и людям здесь выжить очень непросто.
Впрочем, это вовсе не означает, что людей в этих местах нет вовсе. Есть люди, как им не быть. Встречаются посреди тайги, а больше – по берегам рек, поселки с пристанями, деревушки, заимки… И если поселки и деревни, как уже было сказано, все больше лепятся к рекам – основным и во многих случаях единственным в здешних местах магистралям, – то заимки, наоборот, обычно располагаются подальше от рек и поселков на их берегах. Непролазные чащобы, глухие ущелья – самые подходящие места для заимок.
Так повелось исстари, и тому были причины. С самого начала в заимках селились люди, которых с полным правом можно было бы назвать людьми необычными. Например, анахореты по убеждению и, так сказать, зову души, не терпевшие никакой цивилизации, равно как и большого скопления людей. Или охотники-промысловики, что было объяснимо: настоящий зверь, во всем его множестве и разнообразии, водится именно в таежной глуши. Или искатели золотых россыпей. По сути, здешние края богаты золотом, но золото – это государственное достояние, и по советским законам частным образом добывать его запрещалось. Однако же, как известно, охота пуще неволи, и потому всегда находились веселые и беспечные авантюристы, стремившиеся накопать золотишка в обход всяческих законов и запретов. А не накопать – так просто пожить в необычных, вольных условиях, где нет никаких писаных законов, а есть лишь единственный закон – закон совести.
Жили в заимках и другие люди – староверы. Их, пожалуй, было больше, чем анахоретов, промысловиков и авантюристов, вместе взятых. Староверы обитали в самых глухих и отдаленных урочищах, как можно дальше от каких бы то ни было признаков цивилизации – даже самых примитивных и, казалось бы, кровно необходимых любому человеку. Но староверы предпочитали обходиться даже без такой малости. Это у них называлось «беречь веру отцов».
Никого в свои поселения староверы не пускали – за редчайшим исключением. Таким исключением могла быть лишь реальная беда, настигшая какого-нибудь таежного бродягу. Допустим, его поломал таежный зверь. Или застигла лютая непогода, укрыться от которой в тайге, да еще в одиночку, не было никакой возможности. Скажем, сорокаградусный мороз или свирепая метель. Или человек сбился с пути. Сбиться с пути в тайге – это почти верная смерть, и неважно, зимой заплутал путник или в какую-то другую пору года. Или путника одолела внезапная хворь. Истинная хворь, без всякого притворства. Или к заимке (еще такие заимки назывались скитами) приходили торговцы товаром, без которого никакому человеку невозможно было обойтись. Одежда, обувь, патроны, рыболовные снасти… Рассчитывались за все это не деньгами – денег у староверов не водилось, деньги у них считались несусветным, погибельным грехом. Средством расчетов в основном была пушнина, реже – добытое в горных речушках золото, которое, к слову, также считалось грешным и годилось лишь для расчетов, но никак не для накопления его в виде богатства. В богатстве как таковом староверы не видели никакого смысла, они его также считали погибелью для души.
Пожалуй, и все. В таких случаях староверы пускали посторонних людей под свои крыши. И даже оказывали им посильную помощь: лечили, кормили, снабжали теплой одеждой, делились патронами… Но при этом пришелец, кем бы он ни был, ночевал в отдельном помещении, ел из отдельной посуды, даже сиживал на отдельном табурете. А когда его выпроваживали, то и посуда, и табурет, и все прочее, к чему незваный гость прикасался, немедленно выбрасывалось. Или чаще всего сжигалось. Считалось, что все, к чему гость прикасался, становилось душепагубной заразой. Это что касалось физической стороны дела. Что же касаемо духовной стороны, то вслед гостю произносились специальные молитвы. Смысл таких молитв был в том, чтобы, во-первых, гость благополучно добрался туда, куда ему было надо, а во-вторых, чтобы он больше никогда не появлялся у староверческого скита и не томил своим появлением души его обитателей. Ибо гость, кем бы он ни был, – это часть греховного пагубного мира, от которого староверы и удалились в свои заимки и скиты.
И вот однажды в один такой скит нагрянули неизвестные люди. Точнее сказать, лишь подошли к скиту и постучали в глухие ворота. Их было двое – два крепких парня. Ничего, кроме небольших рюкзачков за плечами, у них с собой не было. На первый стук им никто не ответил, не ответил и на второй. И лишь после того, как пришельцы постучали в третий раз, ворота приоткрылись, и в них показался мужчина. Определить его возраст было трудно – лицо у мужчины почти до самых глаз было заросшим густой бородой. Вначале он обвел глазами окрестную тайгу, затем взглянул на небо, после чего молчаливо и безучастно уставился на двух пришельцев.
– Здравствуйте, – вежливо произнес один из пришельцев. – Простите нас за беспокойство, но… Мы туристы, и мы сбились с пути. А время – к ночи, и, того гляди, пойдет дождь. Вот уже моросит, а потом может случиться и ливень.
Действительно, близился вечер, с неба моросило, и, того и гляди, начнется ливень. Бородач еще раз взглянул на небо и опять молча стал смотреть на незваных гостей.
– Конечно, мы могли бы заночевать и в тайге, – сказал один из пришельцев. – Но… Мы люди городские, тайга для нас – чужой мир. К тому же дождь… А если звери? Да и дороги мы не знаем, потому что сбились с пути. Может, пустите нас на ночлег? А утром укажете нам дорогу? Не ровен час, пропадем в тайге…
Какое-то время бородач все так же молча смотрел на парней, а затем сказал:
– Подождите здесь. И больше не стучите.
– Подождем, – ответил один из парней. – Куда ж нам деваться?
Бородач ушел, затворив за собой ворота. Парни переглянулись между собой. Один из них что-то хотел сказать, но второй выразительно приложил палец к губам – молчи, мол, нас, возможно, подслушивают.
Ждать пришлось недолго. Вскоре бородач
