Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
– Густлик… – предостерегающе начал Кос.
– Да она худенькая, много места не займет.
– Ты что, не знаешь, что значит для танка бой в городе? Не помнишь, как нам досталось в Праге? Хочешь ее жизнью рисковать?
– Нет, – ответил плютоновый. Поразмыслив, он добавил: – Вихура говорил, что мы на парад едем. Если бы мы его отослали, место бы освободилось.
– Нам пулеметчик нужен.
Съежившись, Густлик пролез под пушку. На свободном сиденье Вихуры устроились Гонората и Шарик.
– Панна Гонората…
– К Кугелю я не пойду. Не нужно было меня забирать.
– В Берлине очень опасно.
– Да. А тут хорошо: стены толстые, железные.
– Нет, здесь хуже… – Он же знал, как бывает в танке, когда приходится вести бои в городе, и хотел ей сказать об этом, но заговорил о другом: – Еще немного, и война кончится, тогда я заеду за панной Гоноратой в Ритцен…
Он хотел взять ее за руку, но девушка вскрикнула. Шарик, видимо решив заступиться за слабого, предостерегающе зарычал. Тут танк притормозил, загудел сигналом.
Густлик вернулся на свое место.
– Стряслось что?
– Поворачиваем на юг, к городу.
Из-за танка вперед выскочили мотоциклы, разведчики остановили подъезжающие с противоположной стороны порожние грузовики. В боях на канале они понесли потери в теперь имели только по два человека в экипажах – наводчикам приходилось оставлять ручные пулеметы и садиться за руль.
На короткое время все остановилось, и подхорунжий Лажевский махнул рукой в знак того, что проезд свободен. «Рыжий» свернул, съехал с автострады на узкое, хотя и асфальтированное шоссе, которое рядом с небольшим озером вбегало в лес.
Из развалин разбитого дома, наверное бывшей лесной сторожки, выскочил одичавший кот, перебежал дорогу перед танком.
– Холера! – выругался Вихура. – Не к добру…
– Ну так дуй обратно, – посоветовал ему Густлик. – А я тебе потом расскажу, как в Берлине было.
– Очень уж далеко возвращаться.
Густлик подвинулся к башне, позвал:
– Яничек!
– Ну?..
– Может, ты сам растолкуешь ей? Ты же можешь…
– Не я ее на танк сажал.
– Янек! – Густлик поманил сержанта рукой, а когда Кос наклонился, схватил его за грудь. – Первый раз прошу. Панна Гоноратка моя нареченная…
– А она знает об этом?
– Она? Нет.
– А когда же ты скажешь ей?
– Скажу. А оставишь ее?
– Нет. Разве я Марусю вожу в танке?
Снова пролез Густлик под пушку, пробрался вперед и сообщил девушке:
– Командир приказал мне сказать, что вы – моя нареченная.
Девушка подняла голову с подушки, притянула Еленя к себе и поцеловала в обе щеки.
– Правда? А где же кольцо? – спросила она не без кокетства.
– Да разве его теперь найдешь? – растерялся Елень.
Саакашвили на мгновение отпустил рычаги, покопался в ящике за сиденьем и протянул гайку.
– А что!.. – сориентировался сразу Густлик. – Действительно кольцо.
– Крепче золотого, – заметил Саакашвили, показывая в улыбке свои белые зубы. Он несколько мгновений смотрел на счастливую девушку и, повернувшись к переднему люку, вдруг резко затормозил.
– Ты что делаешь? – гаркнул на него Густлик. – Людей, а не картошку везешь!
– Какого черта?! – крикнул Григорий, высунувшись по пояс из люка.
– Шорта? – весело спросил худой, высокий, в берете мужчина, который, выбежав на середину шоссе, остановил танк. – Ле рюс? – Наклонившись, он посмотрел на башню и, увидев орла, заговорил: – Полоне… Вив ля Полонь! Вив ля либерте!
Мотоцикл Лажевского, который ехал впереди танка как разведывательный, развернулся и теперь мчался назад.
Вихура спрыгнул с брони на землю, недоверчиво обошел неизвестного.
– Ты чего хочешь, ля франс? Пуркуа тю стоишь?
Француз обнял его и рукой придавил живот капрала.
– Нике?
– Нике не достанешь, – ответил Франек, решив, что тот хочет что-нибудь из еды.
– Вэн. – Француз сделал жест, словно осушая бокал. – Бьен?
– Бьен, хорошо, но только нет вина. Нике вэн.
– Ле вэн, ле кошон. – Пытаясь объяснить, он начал хрюкать, изображая поросенка. – Вене. Полоне. – Француз потянул Вихуру за рукав.
Экипаж выглянул из танка, мотоциклисты поднялись в своих колясках. Все глазели, как эти двое, перескочив через кювет, побежали между кустов и остановились на краю лесного оврага, над которым поднимался дымок и дрожал нагретый воздух.
– Панове! – крикнул Вихура в сторону танка. – Он не просит, а приглашает. Тут его дружки такую еду готовят – на целую роту хватит.
Кос спрыгнул с танка, подошел к Лажевскому:
– Как ты считаешь? Все равно где-то надо останавливаться на обед.
– Хорошо. Здесь все готово, меньше времени уйдет. Поезжайте, а я со своими вернусь через полчаса.
– Ты куда? Голодный будешь…
– Оставите нам.
Подхорунжий приказал одному пулеметчику высадиться из коляски мотоцикла и занять пост у танка. Кивнув остальным, он дал газ и, наклонившись над рулем, помчался обратно по дороге, по которой они приехали. За ним следовали два других мотоцикла.
Танкисты, к огромной радости французов, спустились в овраг, полный зелени и солнца, запахов леса и кухни. Обед обещал быть действительно замечательным. Однако Кос уже пожалел, что согласился. Отступать же было поздно – французы обиделись бы смертельно, да и без Лажевского все равно ехать было нельзя.
Обед превратился в пиршество.
– А ба ля гер! Вив ля пэ! 35 – провозглашал тосты худощавый француз, наливая одновременно из объемистого бочонка в стаканы.
– А ба! Вив! – повторяли два его товарища, лохматый и лысый, оба очень низкорослые.
С наветренной стороны догорающего костра, над которым на вертеле коптились в дыму остатки большого поросенка, сидел экипаж «Рыжего». На ящиках из-под боеприпасов лежали нарезанные ломти хлеба и обглоданные кости. Шарику отвели отдельный ящик, и он тоже пировал, громко грызя мослы.
Французы пили до дна, а танкисты поднимали стаканы и только пригубливали вино, поглядывая на Коса, который делал маленькие глотки и отставлял стакан в сторону.
– За мир! – объяснял Саакашвили. Его волосы были взлохмачены, глаза блестели. – Они пьют за победу и мир! Я не могу больше притворяться, должен выпить. – И он осушил стакан до дна.
– Эх, что они подумают о поляках, – вздохнул Вихура, но у него не хватило смелости выпить.
Густлик сначала отпивал понемногу, потом решил последовать примеру Григория и разогнался было, но сидевшая рядом с ним Гонората удержала его за руку.
– Сначала панна Гонората сама доливала, – тоскливо произнес он.
– Командир не велел.
– Командир теперь запрещает, а не помнит, как сам тогда в замке чуть не полбочки выпил, а остальное вылил.
– Помню, – сказал Янек. – Помню и запрещаю.
– И я запрещаю. Я теперь тоже власть. – Она погрозила надетой на палец гайкой. – Танковое кольцо крепче золотого.
– Катр вэн шассер, катр вэн шассер… – пели, раскачиваясь из стороны в сторону, французы веселую песенку о восьмидесяти солдатах и об их любовных приключениях.
– Где же ты моя Сулико… – вторил им Саакашвили.
Лысый француз достал откуда-то гармонь. Руки Томаша сразу же потянулись к инструменту. Но он встретил косой взгляд Коса и понял, что нельзя…
Француз, не слишком уверенно стоявший на ногах, заиграл веселый парижский вальс. Его лохматый товарищ склонился перед Гоноратой, приглашая к танцу.
Они зашуршали ногами по траве, закружились в легком облачке пыли, сбитой с высохших прошлогодних стеблей.
Саакашвили протянул руку со стаканом в сторону бочонка, и высокий налил ему вина.
Он залпом выпил до дна, отставил стакан и зааплодировал Гоноратке и лохматому французу, которые кончили танцевать. Потом и сам вышел на круг. Гармонист сменил мелодию. Теперь Гонората хлопала в такт движениям Григория. Волосы ее совсем растрепались от танца.
– Ох, панна Гонората! – вспомнил Елень. – У меня же ваша лента! Вы потеряли в генеральской машине, а я сохранил на своей груди.
Он выгреб из кармана все до дна: два пистолетных патрона, кусок кабеля, шнурок и, о ужас, целых три ленты, из которых две были голубые и только одна – красная.
Несколько трудных секунд длилось молчание, а потом – взрыв.
– Пан Густлик… Вы каждой так же… – Девушка громко зарыдала и, прикрыв лицо фартучком, побежала по склону туда, где стоял «Рыжий».
Следом за ней бросился Шарик, полагая, что это игра. Оба одновременно добежали до танка и исчезли в нем.
Заревели моторы, на краю оврага появились мотоциклы, Кос быстро встал и пошел вверх навстречу Лажевскому.
– Поешьте.
– Мои по дороге поедят, им надо сменяться. У меня полный штат людей.
– Откуда ты их взял?
– Догнал санитарные машины и забрал. Во-первых, потому что мой взвод, во-вторых – они в тыл едут. Генерал еще дал свой бронетранспортер для охраны, а в нем Лидка с радиостанцией. И та красивая врачиха спрашивала о тебе. А тут весело было? – показал он взглядом на овраг.
