Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

…Есть такое духовное явление: когда решаешься на смерть, когда ты всерьёз готов жертвовать своей жизнью, то всяческие пороки отступают куда-то далеко-далеко. Исчезает раздражительность, недовольство, смолкает тщеславие, вместе с этими пороками смывается и порождаемая ими бытийная грязь. Надо лишь очень ясно себе представить, что очень скоро ты покинешь этот мир навсегда — и у тебя наступает самое настоящее духовное преображение.

Вот и здесь, при наступлении исходящей от противника смертельной угрозы в глубинах наших сердец начинает просыпаться некое совершенно особенное, таинственное и необъяснимое чувство. Чувство приближения какой-то высшей справедливости, какого-то скорого раскрытия истинного смысла нашей земной жизни. Неотступно преследовавшая нас бытийная грязь вмиг обращается здесь в полное ничтожество, вместо неё в сознании ослепительно ярко вспыхивает веление свыше: «Твой час пришёл. Твоё место здесь!» В душе не остаётся места естественному страху смерти, его сменяет твёрдая решимость стоять до конца, воодушевление и даже какая-то совершенно особенная, возвышенная и ни с чем не сравнимая…. радость! Да, радость, — в ответ смертельной угрозе, нависшей над твоей головой. Радость, вопреки всем привычным законам бытия, радость там и тогда, где тебя, казалось бы, должен душить животный страх.

Я испытал описанные ощущения осенью 1993 года в Москве, когда нас расстреливали танки. То же самое я прочувствовал спустя почти 22 года здесь, в Новороссии, когда по нам била тяжёлая артиллерия противника и снаряды ложились где-то поблизости. Наверное, что-то похожее испытывали моряки крейсера «Варяг» вступая в совершенно безнадёжный со всех земных точек зрения бой с японской эскадрой. Наверное, это же чувство знакомо и другим бойцам….

Между тем, мой «Урал» так и не хотел никак заводиться. Так, спокойно! Я ведь помимо прочего ещё и слесарь-электрик по электрооборудованию работающему на постоянном токе. Собираю в уме свои знания и сразу вижу, что «Урал» не заводится из-за сбоя в работе электрических цепей стартера. Прикидываю, что именно может здесь быть и можно ли быстро устранить эту неисправность. В общем, если цел сам стартер, то запустить его можно, но всё-таки на это нужно некоторое время. Прежде чем лезть под капот, пробую ещё и ещё раз запустить двигатель. Клик…. клик…, и — двигатель заводится!

Отлично! Удалось избежать лишней потери времени! Но сразу рвать с места нельзя, мощная машина сначала должна накачать в свои ёмкости сжатый воздух, поэтому сейчас главное — не дать двигателю заглохнуть. Артиллерийский огонь не стихает, но теперь, когда основная задача почти выполнена и появилась относительно свободная минутка, можно немного оглядеться.

Другие машины нашей части так же заводятся и выезжают.Вроде бы дело идёт у всех водителей, в помощи никто не нуждается. Выхватываю телефон и успеваю передать вдаль короткое сообщение о начавшемся обстреле. На этом разговор обрываю, больше ничего говорить пока нельзя. Но вот сжатый воздух накачан, и я трогаюсь с места. Дело, напомню, происходит глубокой ночью, но автомобильные фары — это не маленький карманный фонарик, их видно очень далеко, поэтому я начинаю движение не включая ни фар, ни габаритных огней. Фонарик же держу рядом, чтобы иногда поглядывать с ним на приборы.Теперь моя следующая задача — дозаправить топливо, которого у нас вечно не хватает. При пепельно-сером свете луны выезжаю из парка и подъезжаю к месту заправки. Даже без фар дорогу видно довольно хорошо, во всяком случае видимость вполне достаточна чтобы двигаться благополучно. У заправки уже стоят те, кто выехал раньше, здесь же толпятся бойцы, снуют командиры. На одной из машин забыли погасить фары, и сразу раздались крики:

— Свет! Свет гаси!

Спокойно заправив машину, жду команды — что мне делать дальше. В царящую кругом суету не вмешиваюсь, дабы не умножать её. Вот и командир, вот и задача — следовать вон за той машиной. В кузов садятся бойцы, один из них поднимается ко мне в кабину.

Выезжаем на залитую лунным светом дорогу. Вдали полыхает оранжевое зарево пожаров, а вскоре становится видно и огромное пламя разорванного снарядом, горящего газопровода. Вот он, мой первый боевой выезд! Призрачно-серая ночная дорога, тёмно-серая степь кругом, чёрная полоса леса вдали и оранжевый полыхающий пожар горящего газопровода вдали от моей дороги. Вдруг впереди появляется свет фар какой-то встречной машины. Сидящий рядом со мной боец взял свой автомат на изготовку, мой же автомат находился в специальном держателе слева от сидения. Незадолго до боевой тревоги удалось привести это нехитрое устройство в относительный порядок. Его дуги занимали почему-то неправильное положение, не позволявшее надёжно закрепить в них автомат. Я вертел эти дуги так и эдак, в который уже раз недоумевая об особенностях работы наших конструкторов, умеющих даже самую простую вещь сделать таким образом, что она превращается во что-то ещё более хитрое, чем знаменитый кубик Рубика.

Однако встречная машина оказалась нашим штабным уазиком, поэтому мы разминулись с ней вполне благополучно, и вскоре добрались до места назначения. Здесь в ночной мгле опять началась неразбериха, но понемногу наши командиры навели некоторый порядок. В этой кутерьме мы даже не заметили окончания артиллерийского обстрела, и остаток этой летней ночи провели уже совершенно спокойно. И вот тут-то, на этом ночном привале после боевой тревоги, произошёл один примечательный случай о котором надо рассказать особо.

НАСТРОЕННОСТЬ ПРОТИВ РОССИИ

Среди части ополченцев и населения Новороссии бытует взгляд, согласно которому пришедшие в ополчение не из Донбасса являются здесь какими-то чужаками, то есть посторонними, иностранными и нежелательными пришельцами. В большинстве случаев такой взгляд присущ наживающимся на войне, занимающимся расхищением и присвоением материальных ценностей, вплоть до откровенного мародёрства. В их глазах приехавшие из других уголков нашей страны выглядят не соратниками и помощниками, а соперниками. Отсюда проистекает и соответствующее отношение к «чужим» добровольцам, поэтому наличие таких взглядов может служить косвенным признаком замешанности в корыстных устремлениях, а то и преступлениях. Эта, сколь неожиданная столь и неприятная сторона дела, требует к себе пристального внимания.

С самого начала моей службы среди некоторой части сослуживцев нет-нет, да проскальзывала одна весьма странная, неожиданная и неприятная чёрточка. Заключалась эта чёрточка в неприязненном отношении к тем самым «иностранным» ополченцам.. Будучи тщательно скрываемым, такое отношение тем не менее давало о себе знать то косыми взглядами, то случайно сделанными жестами, то отдельными, вылетевшими словно воробей, словами. По некоторым соображениям пока не стоит показывать в чём именно заключались эти жесты и как именно звучали эти слова.

Прежде чем идти далее, необходимо сначала тщательно разобраться, чем было вызвано такое отношение к «иностранцам», то есть к тем кто приехал в Новороссию издалека, или как ещё говорится здесь, «из-за ленточки». В возникновении неприязни вполне могли сыграть свою роль какие-то личностные особенности «иностранцев», либо вина могла лежать на самих приезжих, вызвавших к себе такое неприязненное отношение своим неправильным поведением. Однако указания на эту скрытую неприязнь, хоть и изредка, но всё же встречаются в самых разных источниках, никоим образом не связанных между собой. Мне доводилось слышать о ней от других ополченцев, побывавших в Новороссии раньше меня, иногда читал я о подобном и в интернете. Хотя такие свидетельства встречались не часто, тем не менее из них вытекает вывод о системном, а не единичном или случайном характере этого явления, присущем, к счастью, очень небольшой части коренных жителей Новороссии.

Однако в моём случае данное явление проступило ярко и явно, не оставляя более никаких сомнений в своём наличии. Заместитель командира моего взвода, то есть самый первый и непосредственный мой начальник, во время выезда по боевой тревоге принялся выяснять, зачем я приехал в Новороссию и с какой целью поступил на службу в армию ДНР, при этом высмеивая мой выбор. Такой поступок можно было бы понять, не справься я со своими обязанностями, но ничего подобного не было и близко, поэтому попытки уничижения добровольца «из-за ленточки» быстро перешли с моей личности на Россию как таковую.

Вот он, понимаете ли, сражается за свой дом, свою семью и свою родину, а что за чёрт принёс сюда россиянина — непонятно. Россия для замкомвзвода — это иностранное государство, причём не очень дружественное и не очень полезное, а даже скорее вредное, мешающее крутым донским пацанам, путаясь у них под ногами со своими инструкторами, всякими там добровольцами, и прочим своим вмешательством не дающее бить укропов.