Обиды на Россию не имели. Штрафные и заградительные формирования в годы Великой Отечественной войны - Юрий Викторович Рубцов
На Донском и Сталинградском фронтах, согласно той же справке, в период с 1 августа по 15 октября были задержаны соответственно – 36 109 и 15 649 человек, арестованы – 736 и 244, расстреляны – 433 и 278, остальные направлены в штрафные части, а также возвращены к месту прежней службы и на пересыльные пункты.
Мы не располагаем столь же обобщающими выводами по другим участкам советско-германского фронта. Но даже разрозненные документы, раскрывающие положение дел на других фронтах, позволяют говорить о похожем соотношении лиц задержанных и тех, в отношении кого были приняты крайние меры.
Так, в боевом донесении командира ОАЗО 2-й Ударной армии начальнику штаба армии от 1 февраля 1943 г. подытожена деятельность отряда за январь (в этот период в зоне его ответственности шли боевые действия в рамках операции «Искра» по прорыву блокады Ленинграда). Задержаны 995 человек, в т. ч.: лица среднего комсостава – 46, младшего комсостава – 109, рядовые – 806, гражданские лица – 17. Из них направлены: в свои части – 351, в ОО своих частей – 10, в 152-й запасной стрелковый полк – 350, в 18-ю стрелковую дивизию – 111, в следственную часть ОО НКВД 2-й Ударной армии – 8 человек[625].
Значительная нагрузка выпала на заградительные отряды с началом Курской битвы[626]. По спецсообщению начальника отдела контрразведки «Смерш» 69-й армии Воронежского фронта полковника В.Н. Строилова от 18 июля 1943 г. (армия в этот период вела тяжелые оборонительные бои на южном фасе Курского выступа), семь заградотрядов общей численностью в 50 человек в течение одной недели задержали 6956 человек рядового и командно-начальствующего состава, самовольно оставивших поле боя или вышедших из окружения. Из числа задержанных были арестованы 55 человек, остальные военнослужащие возвращены в свои части[627].
В свою очередь, все ОАЗО, действовавшие в составе Воронежского фронта, только в первые дни Курской битвы в период с 5 по 10 июля 1943 г. задержали 1870 человек. В процессе их проверки были выявлены и арестованы шесть дезертиров, 19 членовредителей и 49 паникеров, бежавших с поля боя. Остальные 1796 человек, не совершившие преступлений, но по тем или иным причинам потерявшие контакт со своими частями, были возвращены в строй[628].
Аналогичная картина складывалась и на оборонявшем северный фас Курской дуги Центральном фронте. «Путем усиления заградительной службы как за боевыми порядками, так и в тылу частей в отчетном (июль 1943 г. – Ю.Р.) периоде, – докладывал 13 августа 1943 г. в Москву начальник управления контрразведки “Смерш” фронта генерал-майор А.А. Вадис, – задержан 4501 человек, из них: арестованы – 145 чел., переданы в прокуратуры – 70 чел., переданы в органы НКГБ – 276 чел., направлены в спецлагеря – 14 чел., направлены в части – 3303 чел.»[629].
Как видно, к преступникам применялись суровые меры. Дезертиров, перебежчиков, мнимых больных, самострельщиков нередко расстреливали перед строем. При этом решение о приведении в исполнение этой исключительной меры принимал не командир заградотряда, а военный трибунал дивизии (не ниже) или – в отдельных, заранее оговоренных случаях – начальник особого отдела армии.
В то же время подавляющее большинство военнослужащих, задержанных заградительными отрядами, возвращались для продолжения службы в свои части. Выше приводилось число задержанных заградотрядами всей действующей армии за два с половиной месяца – с 1 августа по 15 октября 1942 г., составившее 140 755 военнослужащих. Но даже тогда, по горячим следам приказа № 227, из них были арестованы 2,8 % (3980 человек), расстреляны – 0,8 % (1189), направлены в штрафные роты и батальоны – 2,1 % (2961). Возвращены в свои части и на пересыльные пункты более 93 % – 131 094 человек.
Было бы серьезным упрощением утверждать, что должностные лица заградительных формирований и особых отделов всегда и везде строго придерживались требований приказов, особенно в горячке отступления лета – осени 1942 г. Задержанный заградотрядом мог быть направлен в штрафную часть или осужден, а то и расстрелян без должного разбирательства, второпях, по ошибке. Сказывалось и излишнее служебное рвение иных сотрудников особых отделов и председателей военных трибуналов.
Говорится об этом не для оправдания случаев беззакония, а в целях объективности, учета исключительной сложности обстановки на фронте. Но и при этом воевать дальше без какого-либо поражения в правах, как видим, получили возможность абсолютное большинство военнослужащих, до этого по разным причинам покинувших передовую. С обстоятельствами, в которых оказались девять человек из десяти, военная контрразведка и органы правосудия разобрались правильно, и задержанным вне расположения воинских частей им дали возможность вернуться в строй без всяких негативных последствий.
В то же время надо подчеркнуть, что суровые меры, к которым прибегали особые отделы НКВД и командование заградительными формированиями по отношению к части задержанных, диктовались уловками, к которым прибегали изменники и дезертиры, уклоняясь от исполнения воинского долга.
Так, красноармеец Кислицын, служивший в одной из сухопутных частей Балтийского флота, воспользовавшись тем, что текст выданной ему в медсанбате справки занимал лишь верхнюю половину писчего листа, отделил незаполненную половину с печатью и подписью врача внизу и сфабриковал удостоверение, по которому ему якобы разрешался отпуск на родину. Дезертир Деркач, чтобы любой ценой покинуть прифронтовую полосу, заготовил письма на имя некоего генерал-майора и при проверках предъявлял их заградпостам, ссылаясь на то, что он послан со срочным донесением в тыл[630]. Эти факты были установлены оперативными работниками ОО НКВД Балтийского флота.
Слабые духом шли и на более серьезные преступления. Вот строки из докладной записки ОО НКВД 43-й армии начальнику ОО Западного фронта комиссару госбезопасности 3-го ранга А.М. Белянову (не ранее 7 ноября 1941 г.): «Секретарь партбюро мотострелкового батальона 24-й танковой бригады политрук Соловьев 3 ноября прострелил себе ногу. Красноармеец того же батальона Севостьянов 7 ноября ранил себя в плечо. В тот же день красноармеец этого батальона Чепчугов Илья Андреевич нанес себе ранение в руку. Такое же саморанение произвел и лейтенант Куриленко»[631].
В сообщении ОО НКВД Сталинградского фронта в Управление ОО НКВД СССР от 14 августа 1942 г. «О ходе реализации приказа № 227 и реагировании на него личного состава 4-й танковой армии» приведены следующие факты: «Командиры отделений 414 СП 18 СД Стырков и Добрынин во время боя струсили, бросили свои отделения и бежали с поля боя, оба были задержаны заград[ительным] отрядом и постановлением особдива (особый отдел дивизии. – Ю.Р.) расстреляны перед строем. Красноармеец того же полка и дивизии Огородников произвел саморанение левой руки, в совершенном преступлении изобличен, за что предан суду военного трибунала».
А вот фрагмент еще одной докладной записки в Управление ОО НКВД СССР с Донского фронта: «27 ноября