Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

Вильсона. Новые условия шли гораздо дальше тех, которые делегация готова была принять. Первым желанием немцев было отвергнуть, по крайней мере, некоторые из выдвинутых Германии требований. Но маршал Фош сразу предупредил, что условия Союзников необходимо принять полностью или целиком отклонить. Никакого постатейного обсуждения условий перемирия не будет. Это прозвучало как ультиматум, на принятие которого Германии отводилось семьдесят два часа. Генерал Винтерфельдт попросил, чтобы на это время были прекращены все боевые действия, но ему было отказано. Союзники не хотели давать Германии передышку для упрочения обороны и перегруппировки войск. Прекращение огня, заявил Фош, наступит лишь после подписания полного текста перемирия. Эрцбергер попробовал было оспорить сохранение блокады для голодавшей Германии, но и в этом вопросе встретил твердый отказ. Союзники сами займутся продовольственным снабжением Германии, если увидят в этом необходимость, заявил Фош. Чтобы прекратить все дальнейшие дискуссии, он объяснил немцам, что лишь озвучил им союзные требования и был просто не вправе изменять их самостоятельно. Это было неправдой, потому что именно маршал Фош готовил документ об условиях перемирия 6. Именно он настоял, чтобы документ вышел таким жестким. Немцы об этом, конечно, не знали. Деваться германской делегации было некуда, но и принимать на себя всю ответственность за чрезвычайно жесткие условия перемирия, больше похожие на капитуляцию, никто из немцев не хотел. Они желали получить одобрение продиктованных условий от правительства в Берлине и военного командования в Спа. Предоставить делегации прямую связь Союзники отказались, и решено было послать в германскую Ставку одного из прикомандированных к делегации офицеров. Маршал Фош обещал организовать для лейтенанта Гельдорфа окно в том же месте, где немцы пересекли линию фронта сутки назад. Никакой гарантии прекращения огня немцами он, естественно, дать не мог. Но выбора не было, и Гельдорфу приходилось идти на риск. Пять часов, до самых сумерек, пережидал он в окопах французов ураганный огонь с германской стороны.

Потянулись долгие часы ожидания ответа из германской Ставки. Для Союзников это было очень волнительное время. Все нервничали. Ни у кого не было точной и полной информации о том, что происходило в Германии, и Союзники не знали, насколько немцы готовы были продолжать борьбу. «Мы были плохо информированы о внутренней ситуации в Германии, — вспоминал впоследствии британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, — и мы недооценивали влияние побед на Балканах и в Турции (где союзники Германии уже вышли из войны. — И. Т.) на военное положение» 7. В Лондоне и Париже вполне допускали, что отступающие немцы смогут закрепиться на правом берегу Рейна, и тогда для окончательной победы потребуется еще как минимум весенняя кампания 1919 года 8. Президент Франции Раймон Пуанкаре, исходя из этих соображений, выступал вообще против перемирия и прекращения огня, пока немцы не будут окончательно разгромлены и вытеснены за Рейн. Он стоял за продолжение столь удачно складывавшегося для Союзников осеннего наступления. У главы французского правительства Жоржа Клемансо было иное мнение. Излишне жесткие условия перемирия, считал он, могли затянуть войну и привести к новым жертвам, которых вполне можно было бы избежать. Клемансо настолько боялся того, что немцы не подпишут условия перемирия и продолжат борьбу, что даже спустя много лет не мог простить маршалу Фошу пережитых в те дни волнений. «Маршал Фош, — возмущался Клемансо в воспоминаниях, — заявлял, что давно знал об общем развале в рядах германской армии. Он хотел, чтобы все думали, будто он играет с противником, как кот с мышью. Если это было на самом деле так, почему он ничего не сказал мне об этом? Почему оставил Президента Республики в полном неведении о происходившем?» 9 И сам же отвечал на свои вопросы: «Самое простое объяснение состоит в том, что Фош просто хвастался, когда заявлял о том, что знал обо всем происходившем за линией фронта. Это было вероятнее всего. Я смею полагать, что так оно и было, поскольку иначе все выглядело бы слишком отвратительно» 10. Но Союзники сами настояли, что вопрос о перемирии должно было решать их военное командование, и Фош получил на это все полномочия. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что Клемансо и делал, каждый час справляясь у помощников о том, как обстоят дела в Компьене.

Фош, конечно, блефовал. В своих воспоминаниях он сообщал о больших потерях в английских и французских частях в ходе летне-осенних боев и, соответственно, недокомплекте личного состава (во французских дивизиях он составлял от 1000 до 2500 человек, общий недокомплект англичан составлял 50 тысяч человек), о «критической» ситуации со снарядами, о нехватке упряжных лошадей, о разрушениях на железных дорогах, оставляемых противником 11. Об этом же командующий британскими войсками фельдмаршал Дуглас Хейг докладывал в конце октября военному кабинету в Лондоне, резюмируя, что «противник может представлять себе силы Союзников мощнее, чем они есть на самом деле» 12. Исходя из своей оценки ситуации, Хейг предлагал 25 октября, на совещании военных у Фоша, ограничиться требованиями, чтобы немцы оставили все еще удерживаемые ими территории Франции и Бельгии, передали Союзникам Эльзас и Лотарингию, а также вернули весь угнанный железнодорожный подвижной состав 13. Но Фош, поддержанный еще не навоевавшимися американцами, сумел настоять на своем жестком варианте условий возможного перемирия, и теперь ему оставалось ждать и молиться (маршал был глубоко верующим человеком). А молиться было о чем. Ведь на карту ставилось многое. Французы и англичане устали от войны. Если немцы отклонили бы жесткие требования Союзников, в странах Антанты могли вспыхнуть бунты. И неизвестно, как повела бы себя в таком случае уставшая и обескровленная армия. Не только политик Клемансо, но и маршал Фош вынужден был считаться с такой вероятностью.

Между тем ответ из Берлина задерживался. Приставленные к немцам информаторы доносили маршалу, что при определенных обстоятельствах делегация потребует отправить ее обратно без подписания условий перемирия. В этот момент выдержка единственный раз покинула Фоша. 10 ноября он продиктовал генералу Вейгану письмо, которое тот передал в германский вагон. «Так как срок, назначенный для заключения перемирия, истекает завтра в 11 часов, — говорилось в письме, — имею честь спросить господ уполномоченных, получили ли они согласие германского канцлера на сообщенные ему условия, и если нет, то не следует ли немедленно запросить у него об ответе» 14. Но у немцев в тот момент были совершенно иные проблемы — бегство кайзера Вильгельма II и отставка канцлера Макса Баденского. Становилось не совсем понятно, кого теперь представляла германская делегация? Кто в Берлине должен был дать