Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

от германского кайзерства, сохранив при этом прусскую корону. Говорилось также о передаче верховного командования армией фельдмаршалу Гинденбургу, но опять же после отречения, которого в реальности не происходило. Ну, и самое главное — все эти противоречивые моменты содержались в устном послании, зачитанном по телефону. Получалась полная неразбериха. Кайзер говорил о готовности уйти, но не уходил. Социал-демократы провозгласили в Германии республику, но насколько она жизненна, никто не знал. Наконец, канцлер уходил в отставку, но непонятно было, насколько легитимен его преемник. Все властные структуры Германии выступали «за» подписание перемирия практически на любых условиях. Но не было ясно, насколько они имели право говорить от лица государства. И сами немцы хорошо понимали это. Как сообщил в телеграмме от 9 ноября кайзеру статс-секретарь по иностранным делам Вильгельм Зольф, в сложившейся ситуации «правительство уже не будет иметь полномочий вести дальше переговоры с Антантой» 22. Под вопросом оказалась не только правомочность подписи германской делегации в Компьене, но и уверенность Союзников в том, что подписанное соглашение будет впоследствии соблюдаться Германией.

Если уж сами немцы не могли до конца разобраться с тем, что происходило в их стране, то Союзники и подавно не понимали, что творилось в Германии. Им было крайне необходимо получить германскую подпись под соглашением о перемирии. Иначе у них самих могли возникнуть проблемы. Но Союзникам было также важно, чтобы эта подпись была легитимна, а власть в Германии, у кого бы она ни находилась, была готова и имела силы выполнить условия перемирия. На соблюдение всех юридических тонкостей практически не оставалось времени. Срок, предоставленный немцам для ответа, истекал менее чем через сутки. В такой ситуации страны Антанты решили пожертвовать легитимностью и довольствоваться ее видимостью, если им будет гарантировано выполнение продиктованных условий. Со своей стороны, германская делегация и особенно возглавлявший ее Маттиас Эрцбергер совершенно не горели желанием брать основную ответственность за принимаемое решение на себя, к чему неизбежно толкала логика Союзников. Без одобрения из Берлина и Спа германская делегация не собиралась ничего подписывать. «Мы оказались в обескураживающем положении, — вспоминал Эрцбергер. — Армия требовала перемирия любой ценой. С другой стороны, мы не хотели подписывать соглашения, условия которого Германия не могла бы выполнить. В конце концов мы решили так: если правительство уполномочило нас подписать перемирие, значит, у него были силы его выполнить. По крайней мере, с материальной точки зрения» 23.

В самой Германии практически все представители власти, как старой, так и новой, желали скорейшего заключения перемирия, чтобы можно было сконцентрироваться на решении внутренних проблем, прежде всего, на подавлении революции. Вечером 10 ноября, буквально «на флажке», германская делегация в Компьене получила переданные через французское командование две радиограммы — из Берлина и Спа. Первая из них была очень краткой: «Германское правительство — германским уполномоченным при Главном командовании Союзников. Германское правительство принимает условия перемирия, поставленные ему 8 ноября». Телеграмма имела странную подпись — «Имперский канцлер, 3084» 24. У французов не было уверенности ни в подлинности телеграммы, ни в компетенции лица, ее отправившего. Поэтому генерал Вейган на всякий случай уточнил этот вопрос у Эрцбергера. Тот сразу дал свои заверения. Как доказательство подлинности радиограммы, Эрцбергер указал на четыре цифры (3084), стоявшие после подписи канцлера. По его словам, это было условным кодом, подтверждавшим подлинность сообщения. Французы с радостью поверили этому. Между тем Эрцбергер, скорее всего, даже не знал, кто скрывался за подписью «имперский канцлер». И уж, конечно, он не мог знать, какой полнотой власти обладал «канцлер на два дня» Фридрих Эберт. Более того, высказывалась версия, что Эберт, целиком занятый в эти дни формированием нового правительства, одобрил текст своего послания уже постфактум, а изначально его подготовили в Спа 25.

Вторая радиограмма, полученная Эрцбергером вечером 10 ноября, информировала германского уполномоченного, что имперский (!) канцлер провозглашенной Республики уведомил Верховное командование в Спа об одобрении условий перемирия и санкционировал германскую подпись под соглашением. Эрцбергеру предписывалось сделать Союзникам заявление, указывающее на опасность усиления в стране голода в связи с оставлением армейских продовольственных запасов на территориях, покидаемых германскими войсками. Эта радиограмма также не делала германскую подпись более легитимной и оставляла сомнения в способности правительства выполнить взятые обязательства. Она вообще была очень хитро составлена. Переданная из Спа, она в то же время оставляла армейское командование и фельдмаршала Гинденбурга в стороне от ответственности за то, что в ней говорилось. «Германское правительство сообщает Главному командованию для передачи Эрцбергеру нижеследующее», — было написано в ее преамбуле. Чуть дальше следовала фраза, которую можно было трактовать по-разному. «Германское правительство, — прочитал Эрцбергер, — приложит все силы к тому, чтобы выполнить условия перемирия» 26. Сообщение поступило из Спа, и можно было предположить, что армейское руководство его одобряет и поддерживает. Это не делало германскую делегацию в Компьене более легитимной, но, по крайней мере, добавляло уверенности в том, что условия соглашения будут выполнены. Однако прямо об этом нигде не говорилось. Гинденбург уводил армию от какой-либо ответственности за принятие унизительных условий перемирия. В дальнейшем, в своих воспоминаниях П. Гинденбург предпочел вообще ничего не говорить о своем участии в достижении перемирия. «Многое происходит в эти дни и часы темным, неясным путем, — напустил он тумана и пафоса в события, происходившие, в том числе, и в его Ставке, во время переговоров о перемирии, — но, надеюсь, ни одно из этих событий не ускользнет в свое время от всеобличающего света истории» 27. Так рождался миф о непричастности германской армии к подписанию соглашения о перемирии.

Впрочем, совсем уйти от обсуждения условий перемирия Гинденбург не мог. Ведь именно ему предстояло выполнять их, выводя германскую армию с занятых ею территорий домой. Поэтому вслед за двумя первыми, «политическими» радиограммами, Эрцбергеру пришло третье, зашифрованное сообщение из Ставки, в котором Гинденбург говорил о том, что некоторые условия Союзников технически невыполнимы, и требовал внести изменения в итоговый текст документа. Он хотел продления срока эвакуации войск на родину до двух месяцев, грозя иначе полным развалом армии, просил одобрения отвода войск правого фланга немецкой обороны через голландский Маастрихт, настаивал на уменьшении радиуса демилитаризованной прирейнской зоны до десяти километров. Кроме того, Гинденбург требовал почетной капитуляции (без сдачи оружия) германских частей в Восточной Африке, сокращения числа передаваемых Союзникам единиц оружия, техники и транспорта. Наконец, новый Верховный главнокомандующий хотел большей ясности в вопросах с германскими военнопленными и продовольственным обеспечением Германии в условиях сохранения Союзниками режима блокады. В случае невозможности решить эти вопросы в